Кого убили?
Зоя. Гуся.
Все бросаются к трупу Гуся.
Газолин. Херувимка безал!!
Пеструхин. Эге-ге, Ванечка! Сразу надо было брать Херувимку.
Газолин. Ванецка, Херувимку выпустил! Ванецка!
Толстяк. Тише, тише, тише, тише, не расстраивайся.
Суета.
Пеструхин. Кто за дверями?
Зоя. Гости, у меня именины.
Пеструхин. Ага, так.
Зоя. Это никакого отношения к убийству не имеет!
Пеструхин. Ванечка!
Ванечка (открывает двери). Ваши документы, граждане.
За сценой сразу обрывается фокстрот.
Толстяк (по телефону). Шесть шестнадцать два нуля, добавочный одиннадцать. Товарищ Каланчеев. Я говорю. Ну я, я. Следователя и доктора. Садовая, 105, квартира 104.
Из внутренних дверей высыпают гости, все.
Роббер. Виноват. Тут недоразумение. Я совершенно случайно [попал]...
Поэт. Боже мой, боже мой!
Лизанька (Мымре). Наташка, засыпались!
Иванова. Вот так номер!
Пеструхин. Пожалуйте, пожалуйте документики, граждане.
Суета. Фокстротчик попытался улизнуть.
Толстяк. Виноват, виноват. Куда ж так спешить?
Фокстротчик. Я только танцевал, видите ли...
Роббер. Простите, в чем дело? Семейные именины. Это законом не преследуется. Я сам юрист.
Толстяк. В квартирке убийство, гражданин юрист.
Все. Что, что такое? Господа, позвольте!..
Мымра. Гуся убили! (Падает в обморок.)
Роббер. Помилуйте, это чудовищно!
Поэт. Господи Иисусе. (Крестится.)
Суета.
Иванова. Что ж делать?
Лизанька. Сидеть будем без конца, лам-ца-дрица-а-ца-ца!
Мертвое тело (выплывает). Слава тебе господи, наконец-то! Скука дьявольская. Раздевайтесь, братцы, раздевайтесь, братцы. Мы сейчас такой тарарам устроим...
Роббер. Заткнись, идиот. В квартире убийство!
Суета.
Пеструхин. Ванечка, осмотрите, нет ли еще кого.
Ванечка (в дверях). Никого нету, сухо, товарищ Пеструхин.
Газолин. Выпустили Херувимку, выпустили Херувимку!!
Зоя. Эх вы, ловкачи в смокингах, кого же вы берете?
Мертвое тело. Кого берете, товарищи, а? Раздевайтесь!
Зоя. А убийцы бежали!
Толстяк. Что вы, мадам. Куда это они сбегут? По СССР бегать не полагается. Каждый должен находиться на своем месте.
Ванечка. Абсолютно.
Звонок.
Пеструхин. Тише. Ванечка, впустить. Граждане, никаких разговоров о происшествии, за это строго ответите. Попрошу соблюдать прежнее настроение.
Звонок повторяется.
Мертвое тело. Совершенно правильно. Никаких разговоров. Шампанского! Человек!
Ванечка впускает Аллилую.
Аллилуя. Здрасьте, граждане. Зоя Денисовна, вечерок еще не кончился? Соседи обижаются.
Толстяк. Вы кто такой, гражданин?
Аллилуя. Довольно странно. Это я вас, председатель домкома, могу спросить, кто вы такой?
Толстяк. Гуся знал?
Аллилуя. Да что это вы в самом деле? Я к Зое Денисовне. Пропустите, пожалуйста.
Пеструхин. Отвечай, гражданин, на вопрос.
Аллилуя. А вы кто ж это сами-то будете? А? Гуся? Как же, как же, знаю. Они в нашем доме проживают, товарищи. Я, товарищи дорогие, давно начал замечать. Подозрительная квартирка. Все как будто тихо, мирно. А вот не нравится. Сосет у меня сердце и сосет. Я и сейчас, товарищи дорогие, для наблюдения прибыл. Подозрительная квартирка.
Зоя (внезапно). Для наблюдения! Ах ты, мерзавец! Слушайте, вы! Я ему деньги платила. У него и сейчас в кармане моя десятичервонная бумажка, и я знаю номер!
Аллилуя засунул в рот червонец.
Толстяк. Ты что же это? Дефективный, что ли? Червонцы грызешь!
Аллилуя. Я, товарищи, человек малосознательный, от станка. Испугался.
Толстяк. Испугался. У тебя под носом Гуся режут, а ты червонцами закусываешь, председатель свинячий!
Аллилуя. Господи Иисусе! (Падая на колени.) Товарищи, принимая во внимание темноту и невежество, как наследие царского режима, а равно также... считать приговор условным... Что такое говорю, и сам не понимаю.
Толстяк. Поднимайся.
Аллилуя. Товарищ...
Роббер. Нельзя ли по телефону позвонить?
Толстяк. Телефон отпадает.
Пеструхин. Ванечка, забирайте. Граждане, пожалуйте. На лестнице, граждане, никаких разговоров. За это ответите.
Роббер. Какие уж тут разговоры, разве что о погоде.
Мертвое тело. Ехать так ехать, сказал попугай. (Валится к пианино и играет бравурный марш.)
Пеструхин. Забрать его.
Зоя. Павлуша, будьте мужчиной. Я вас не брошу в тюрьме. Прощай, прощай, моя квартира!
Занавес
Конец
1926
Багровый остров
Генеральная репетиция пьесы гражданина Жюля Верна в театре Геннадия Панфиловича. С музыкой, извержением вулкана и английскими матросами. В 4-х действиях с прологом и эпилогом.
Действующие лица
Геннадий Панфилович, директор театра, он же лорд Эдвард Гленарван.
Василий Артурыч Дымогацкий, он же Жюль Верн, он же Кири-Куки — проходимец при дворе.
Метелкин Никанор, помощник режиссера, он же слуга Паспарту, он же ставит самовары Геннадию Панфиловичу, он же Говорящий попугай.
Жак Паганель, член географического общества.
Лидия Иванна, она же леди Гленарван.
Гаттерас, капитан.
Бетси, горничная леди Гленарван.
Сизи-Бузи 2-й, белый арап, повелитель Острова.
Ликки-Тикки, полководец, белый арап.
Суфлер.
Ликуй Исаич, дирижер.
Тохонга, арап из гвардии.
Кай-Кум, первый положительный туземец.
Фарра-Тете, второй положительный туземец.
Музыкант с валторной.
Савва Лукич.
Арапова гвардия (отрицательная, но к концу пьесы раскаялась), красные туземцы и туземки (положительные и несметные полчища), гарем Сизи-Бузи, английские матросы, музыканты, театральные кадристы[66], парикмахеры и портные.
Действие 1-е, 2-е и 4-е происходят на необитаемом острове, действие 3-е — в Европе, а пролог и эпилог — в театре Геннадия Панфиловича.
Пролог
Открывается часть занавеса, и появляется кабинет и гримировальная уборная Геннадия Панфиловича. Письменный стол, афиши, зеркало. Геннадий Панфилович, рыжий, бритый, очень опытный, за столом. Расстроен. Где-то слышна приятная ритмическая музыка и глухие ненатуральные голоса (идет репетиция бала). Метелкин висит в небе на путаных веревках и поет: «Любила я, страдала я... а он, подлец... сгубил меня...»
День.
Геннадий. Метелкин!
Метелкин (сваливаясь с неба в кабинет). Я, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Не приходил?
Метелкин. Нет, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Да на квартиру-то к нему посылали?
Метелкин. Три раза сегодня курьер бегал. Комната на замке. Хозяйку спрашивает, когда он дома бывает, а та говорит: «Что вы, батюшка, его с собаками не сыщешь!»
Геннадий. Писатель. А? Вот черт его возьми.
Метелкин. Черт его возьми, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Ну что квакаешь, как попугай? Делай доклад.
Метелкин. Слушаю. Задник «Марии Стюарт» лопнул, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Я, что ли, тебе задники чинить буду? Лезешь с пустяками. Заштопать!
Метелкин. Он весь дырявый, Геннадий Панфилыч. Намедни спустили, а сквозь него рабочих на колосниках видать...
На столе звенит телефон.
Геннадий. Заплату положи. (По телефону.) Да? Театр. Контрамарок не даем. Честь имею. (Кладет трубку.) Удивительное дело. В трамвай садится, небось, он у кондукторши контрамарку не просит, а в театр почему-то священным долгом считает ходить даром. Ведь это нахальство. А? Нахальство?
Метелкин. Нахальство.
Геннадий. Дальше!
Метелкин. Денег
