Али-паша (Дюпре)
Этот совет слишком совпадал с донесением Чернышева из Парижа (от 9 апреля) об его странном разговоре с Талейраном, который, по словам русского агента, «говорил вообще, как истинный друг России» и, между прочим, советовал заключить мир с турками; донося об этой беседе, Чернышев предлагал вниманию императора и свой собственный вывод из всего узнанного и слышанного в Париже: необходимо, «во что бы то ни стало», отделаться от этой «неудачной войны», чтобы можно было «нанести самый гибельный удар интересам Наполеона». Чернышев советовал заключить мир с турками и, обеспечив себя от диверсий с этой стороны, «неожиданно вступить в Варшавское герцогство, провозгласить себя польским королем и обратить против самого же императора Наполеона все средства, приготовленные им в этой стране для войны против нас».
Тем временем командовавший дунайской армией Кутузов одержал ряд побед над турками. Турецкий лагерь в Слабодзие на правом берегу Дуная был взят, великий визирь стоял с армией на левом. Александр решил использовать благоприятный момент и приказал Кутузову заключит мир. Условия были уже более, чем умеренны: государь допускал уступки в Азии и определение европейской границы не по Дунай, а по Прут, но разрешил идти на такие уступки лишь в случае, если турки согласятся заключить мир с Россией. Переговоры, начатые Кутузовым, как только явилась возможность, велись в Журжеве; предварительные статьи, принятые уже обеими сторонами, гласили, что границей будет река Серет; в Сербии восстановлялась власть Турции. Ждали подписания мира. Но с обеих сторон возникли препятствия. Турецкий уполномоченный Галиб-Эффенди получил повеление султана добиться тайно от великого визиря возвращения Измаила и Килии, чтобы у России не было на левом берегу опорного пункта для завладения одним из четырех устьев Дуная. Это требование могло объясняться интригами французов, которые со своей стороны усердно, но безуспешно хлопотали о заключении союза с Турцией. Но и Александр не соглашался на такие уступки и требовал, кроме того, чтобы армия великого визиря оставалась военнопленной на левом берегу. Этот шаг объяснялся, конечно, желанием произвести давление на Порту, показать, что Россия не так уже бесповоротно решила заключить мир, как толковали в Константинополе и французы, и англичане, и австрийцы. Однако турки выказали неожиданную твердость. Перенесенные к этому времени в Бухарест официальные переговоры были прерваны, турецкие уполномоченные, однако, остались там, и обсуждение условий мира продолжалось, хотя медленно и мало успешно. Александр был крайне недоволен и винил во всем Кутузова.
Граф Иоанн Каподистрия
В этот момент в наших восточных делах появилось новое действующее лицо, и с ним обширные планы, своим размахом напоминавшие до известной степени проекты Наполеона в 1806 г. — это был адмирал Чичагов. 17 апреля он явился к государю и представил план диверсии из Валахии на Далмацию и Иллирию, при чем к дунайской армии предполагалось придать ополчения молдаван, черногорцев и сербов. Александр стал жаловаться ему на Кутузова; он затягивает переговоры, мало энергичен, допускает мародерство и т. п. Чичагов посоветовал послать доверенное лицо узнать действительное положение дел. Эта миссия была тут же предложена ему. После некоторых колебаний Чичагов согласился и был назначен главнокомандующим дунайской армией и Черноморским флотом и генерал-губернатором Валахии и Молдавии. В собственноручной инструкции Александр изложил ему свой новый восточный проект. «Два совершенно неотложных дела должны составить предмет ваших забот, — писал государь; — первое — заключить мир с турками, столь важный при текущих политических обстоятельствах, второе — поднять все местные народности, чтобы создать поддержку нашим военным операциям». Чичагову предлагалось заключить с Турцией наступательный и оборонительный союз и убедить ее не препятствовать сербам и другим христианским подданным султана действовать против общего врага; поднять затем Сербию, Боснию, Далмацию, Черногорию, Кроацию, Иллирию. Их ополчения составят вместе с дунайской армией серьезную силу, которая будет грозить нападением со стороны Ниша и Софии, что заставит Австрию и Францию отвлечь значительную часть своих войск с главного театра войны. Целью диверсии должно быть занятие Боснии, Далмации и Кроации, где также следует создать ополчение и направить его на Фиуме, Периест Каттаро и другие пункты Адриатического побережья. С Англией следует заключить соглашение о совместном с нашими сухопутными силами действии ее флота против этих пунктов. Английские суда, рассчитывал государь, доставят и военные припасы и деньги для славянского ополчения. Для воодушевления славян предполагалось употребить все средства: обещать независимость, создание славянских государств, деньги влиятельным людям, ордена и титулы вождям. Согласие Турции на совместное действие с славянами купить обещанием вернуть ей Рагус и Ионические острова. Если же Турция не согласится на союз, — поднять восстание среди славянской райи, возмутить греков; вступить в переговоры с Али-пашой, обещать ему независимость, признание за ним титула короля Эпирского; распространять прокламации среди албанцев, раздавать им деньги, чтобы образовать милицию из этих горцев, если же Али не согласится, свергнуть его и устроить в Эпире благоприятное для России правление. Эта инструкция была подписана 19 апреля. 2 мая Чичагов выехал, причем цель его путешествия, равно и самое назначение скрывались. 11-го он прибыл в Лесы и, оказалось, опоздал. Кутузов поспешил заключить мир и подписал прелиминарии, которые и послал уже государю. В них не было речи о союзе; Сербия предавалась туркам. Александр был крайне недоволен и писал в этом смысле Чичагову из Вильны. Условия, сообщенные ему Кутузовым, совершенно не отвечали его планам относительно диверсии. У него как раз в это время явился лишний шанс для проведения его планов. Бернадот обещал ему устроить мир с Турцией. Он послал одного из своих адъютантов генерала бар. де-Таваст[45], чтобы переговорить с Александром в Вильне и оттуда ехать в Бухарест и в Константинополь. Вероятно, император его и подразумевал в письме Чичагову под «агентом шведского наследного принца г. Ф.», который посетил его в Вильне по пути в Константинополь и сообщил свою инструкцию; ему было поручено сообщить Порте, что Бернадот узнал от близких Наполеону людей об его намерении нанести России скорый удар, затем заключить с нею союз и со стотысячным русским вспомогательным войском броситься на Турцию, взять Константинополь, основать там восточную империю, завоевать Египет и, наконец, предпринять поход на Индию. «Поручение г. Ф. не бесполезно для нас», писал Александр и приказывал использовать этот случай, чтобы убедить Порту заключить союз. В этом же письме план диверсии развивался еще шире: предполагалось движение на Буковину, оттуда во флот австрийской армии; если же удалось бы обеспечить содействие турок, то идти даже в Трансильванию и в Бакет, причем можно рассчитывать на недовольство в Венгрии. Как известно, этим планам не суждено было осуществиться.
Дипломатическим путем было установлено, что «Австрия не вполне враг и с ней лучше действовать осторожно», как выразился Александр в письме к Чичагову 7 июня. И диверсия на Трансильванию и далее отменялась, как затруднительная, так как, по полученным императором сведениям, «венгерцы будут защищаться». Но Австрию все же можно ослабить с этой стороны: «по апостолической конституции, — писал государь, — венгры обязаны браться за оружие лишь для оборонительной войны»; может быть, найдется способ склонить их заключить с нами договор о нейтралитете? — и Чичагову поручено было узнать это с помощью Каподистрии. Указывая, что в Вене перепугались, когда во время прошлой войны паша Боснии стянул по желанию Наполеона свои войска, Александр проектировал новый план диверсии через Боснию и французскую Далмацию с целью испугать Австрию, но избежать прямого столкновения с ней. Между тем мир еще не был ратифицирован, и переговоры Чичагова с турецкими уполномоченными не приводили ни к чему. Великий визирь вообще не хотел мира; он полагал, что, в виду затруднений России, именно теперь настал благоприятный момент для войны. В этом убеждении его поддерживали французский и австрийский консулы. Галиб и другие уполномоченные отказывались обсуждать вопрос о союзе до ратификации. Известия от адмирала Грейга, посланного Чичаговым в Константинополь для переговоров с посланниками Сицилии и Англии о диверсии, были неутешительны. Султан был очень недоволен отказом вернуть войска, взятые в Слободзии, и, по-видимому, колебался, ратифицировать ли вообще мир или возобновить войну, как настаивала враждебная России партия, австрийские и французские агенты, и как советовал великий визирь.
