– Ах, вы бы выглядели превосходно в этом платье и… кто знает… В любом случае, такой изысканной молодой леди просто преступление долго оставаться одной. Возможно, вскоре вы смените черный цвет на более веселый, – подмигнула портниха, и выглядела она при этом так, будто собиралась вступить с кем-то в заговор. – Знаете, как мы называем эту модель? Ловушкой для женихов.
Джессамина жеманно рассмеялась, портниха едва заметно улыбнулась, а Тесс решительно встала, собираясь выйти на улицу, – ей уже опротивело это затянувшееся представление. Как будто почувствовав ее раздражение, Джессамина чуть презрительно посмотрела на девушку, на губах ее играла снисходительная улыбка.
– Вы знаете, – обратилась она к портнихе, – все эти платья очень хороши, но я бы хотела купить еще и кое-что для своей кузины из Америки. Только ради бога, не слушайте ее пожеланий, потому что все американцы, как один, совершенно ничего не смыслят в хорошей одежде. Ах да, и еще… Моя кузина слишком, я хочу особо подчеркнуть, слишком худа. Но я надеюсь, что такая мастерица, как вы, даже при этих условиях сможет сотворить чудо.
Портниха быстро заморгала и перевела удивленный взгляд на Тесс, словно только что ее увидела. Возможно, так оно и было.
– Конечно, мэм, но вам… вам что-нибудь понравилось?
Как оказалось, Тесс совершенно не была готова к визиту к модистке. Когда она жила в Нью-Йорке, то одежду ей покупала тетя. Это были самые обычные, сшитые из дешевой ткани готовые платья, которые нужно было еще подгонять по фигуре. Цвет – от серого до темно-серого: тетя считала, что хорошо воспитанной юной леди не стоит привлекать к себе внимание яркими нарядами. До этого момента Тесс и предположить не могла, что ей идет синий цвет, который подчеркивает синеву ее глаз, или розовый, от которого ее щечки кажутся еще более румяными, чем есть на самом деле. Пока ее обмеряли, Джессамина и модистка вели непринужденный разговор о последних новинках моды и о каком-то мистере Чарлзе Уорте[49]. Тесс стояла ни жива ни мертва и не сводила глаз со своего отражения в зеркале, каждую секунду ожидая начала изменения. Время от времени она испуганно вздрагивала: ей казалось, будто ее черты начинают расплываться. Но она так и осталась собой и в конце концов даже заказала для себя четыре роскошных платья, которые должны были доставить в Академию через неделю, когда они будут готовы. Одно платье было розовым, второе – желтым, третье – с сине-белыми полосками и крошечными пуговичками из кости, и последнее – из золотого и черного шелка. Кроме того, она стала обладательницей двух шикарных жакетов. Один из них даже был украшен дорогими брюссельскими кружевами и расшит бисером.
– Подозреваю, ты будешь выглядеть довольно мило в этом наряде, – заявила Джессамина, когда они вновь уселись в экипаж. – Удивительно, как модная вещица может преобразить человека.
Тесс молча сосчитала до десяти, прежде чем ответить:
– Я очень обязана вам, Джессамина. Теперь мы возвратимся в Академию?
Тут же от радости Джессамины не осталось и следа. «Она ненавидит это заведение», – подумала озадаченная Тесс. Но что же такого плохого в Академии? Конечно, вряд ли ее можно было назвать обычным учебным заведением, но Джессамине следовало бы уже давно привыкнуть к происходящему. Она ведь сумеречный охотник, как и все остальные.
– Прекрасный день! – Джессамина решила на отвечать на вопрос Тесс. – А ведь ты еще не видела Лондон. Думаю, прогулка по Гайд-парку придется тебе по душе. После этого мы можем дойти до кондитерской Гунтера и заказать там восхитительный десерт!
Тесс выглянула из окна кеба. По дороге клочьями вился туман, небо было серым с редкими, сиреневого цвета, просветами. Такой день в Нью-Йорке называли бы скорее ужасным, но в Лондоне, похоже, погоду определяли по иным критериям. Кроме того, Тесс понимала, что сильно обязана Джессамине, а той – и это было ясно – совершенно не хотелось возвращаться домой.
– Я обожаю парки, – объявила в конце концов Тесс.
Джессамина едва заметно улыбнулась.
* * *
– Ты не сказала мисс Грей об обмане, – вздохнул Генри.
Шарлотта подняла взгляд от бумаг и тяжело вздохнула. Эта тема всегда была для нее болезненной: уже неоднократно она обращалась к Клайву с просьбами, но он всегда настаивал на том, что Академия может себе позволить держать лишь один экипаж. Прекрасный экипаж, надо сказать, почти что настоящая карета, да к тому же еще и управляемый Томасом, который всегда был превосходным кучером. Но сейчас это значило лишь то, что Шарлотте придется позаимствовать экипаж у Бенедикта Лайтвуда, которого она сильно недолюбливала. И тот экипаж, который он ей всегда одалживал, был маленьким и неудобным. Бедняга Генри, которого Господь наделил немалым ростом, то и дело стукался головой о низкую крышу.
– Нет, – сказала она. – Бедной девочке и без того уже досталось. Я не смогла рассказать ей правду. Только представь, что бы с ней стало, узнай она, что все те адские механизмы, которые мы обнаружили в подвале Темного дома, были изготовлены компанией, в которой работал ее брат. Она и без того слишком сильно переживает из-за произошедшего, не стоит ей еще добавлять волнений.
– Это может ровным счетом ничего не значить, дорогая, – возразил Генри. – «Мортмэйн и компания» производит большинство станков, используемых в Англии, а сам владелец фирмы, Мортмэйн, настоящий гений. Чего только стоит его машина, производящая шарикоподшипники, которую он недавно запатентовал…
– Да, да. – Было видно, что Шарлотте тяжело справиться с раздражением, хотя она и очень старается. – И все-таки теперь мне кажется, что мы должны были сказать ей правду. Но поверь, я думала, что лучше сначала поговорить с мистером Мортмэйном и разузнать об этом деле как можно больше. Хотя ты прав. Он может вообще ничего не знать, а может и напротив знать слишком много. Знаешь, Генри, у меня на душе очень неспокойно.
И она вновь погрузилась в записи, которые некогда сама же сделала. Алекс Мортмэйн был единственным сыном доктора Холлингворта Мортмэйна, хотя и незаконным. Холлингворту удалось сделать неплохую карьеру, хотя он и начинал как скромный судовой врач. Работал он в те далекие времена на судне, курсирующем между Англией и Китаем. Судно это принадлежало одному богатому торговцу, покупавшему и продававшему специи и сахар, шелк и чай… В общем все, за что можно было выручить неплохие деньги. Естественно, не обходил этот торговец своим внимание и опиум. Вполне возможно, что именно он и стал основной статьей его доходов. Конечно же сам доктор предпочитал не распространяться о самом прибыльном своем товаре, но Шарлотте была известна правда, и в душе она была согласна с Джемом. Доктор Мортмэйн умер сразу после подписания Нанкинского договора[50], когда его сыну, Акселю, только-только исполнилось двадцать лет. Аксель унаследовал состояние отца. По прошествии нескольких лет он очень выгодно вложил львиную долю капитала в строительство судов нового типа и… торговлю опиумом. Лет за десять молодой Мортмэйн удвоил, а потом и учетверил богатство отца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
