— Да, и мы уже не раз об этом говорили.
— А я буду тебе напоминать об этом всегда! Потому что ты слишком… Непозволительно слаб!
Я не стал спорить с Микото, которая для закрепления своих слов болезненно ткнула меня в бок локтем. Говорить что-то в свое оправдание смысла не было, потому что она права. Меня подкупал этот мир, в котором допускалось наличие наложниц. Подкупала любовь и обожание женщин. Я же чувствовал это, иногда невольно читал их мысли. И, на самом деле, то, что я влип в историю лишь с несколькими девушками, а не с сотнями последовательниц Рюджина, например, или не с десятками воздыхательниц Змеиного сеннина Орочимару — это говорит в мою пользу.
Говорит же, да?
— И как мы назовем сына? — первой нарушила повисшее молчание Микото.
— Саске, как еще? — невесело улыбнувшись, ответил я ей. — Если уж первый Итачи, то и второй Саске.
— Это как-то связано? — нахмурившись, посмотрела на меня Учиха. — Почему Саске?
— В честь отца моего учителя. Можно было и Хирузеном назвать, но это имя слишком длинное.
— Значит, Саске в честь Сарутоби Саске, и это когда клан Сарутоби покинул Коноху?
— Третий остается моим учителем, а его отец — великим шиноби, — напомнил я.
— Пусть так. Саске. Я не против, — крепко обняв меня, сказала Микото и спросила: — Ты же останешься на ночь?
— Конечно.
14 февраля 50 года от начала Эпохи Какурезато
— У-ва! Как освежает! — блаженно простонала Кушина, подставив лицо льющемуся сверху водопаду текучего масла. — Я прям чувствую, как моя кожа становится мягкой и шелковистой.
Лежать в теплом масле, греясь на солнце, дыша запахами тропического леса, пока в Конохе только-только начиналась весна — что может быть лучше?
— Бестолочь! — сварливо воскликнула сидящая на бортике небольшого прудика, в котором прохлаждалась Кушина, маленькая жаба с кудряшками волос цвета фуксии на голове. — Этот священный водопад позволяет ощутить природную энергию! Это не омолаживающая ванна тебе!!!
— Ой ну, Шима-сан, вы ж так прекрасно выглядите в свои годы точно благодаря этому маслу, — втирая янтарную смолисто пахнущую жидкость в кожу рук, льстиво пропела Кушина в ответ.
— Ну, может быть, — уже более благосклонно произнесла одна из старейших жаб Мьёбокузана, постукивая черным посохом, который она держала в руках, по камню бортика водопада.
Этот стук заставил Кушину внутренне поежиться. Посохом девушку Шима охаживала не раз и не два. Не известно уж, как шло обучение у Джирайи, но Кушине потребовалось очень много времени, чтобы научиться приводить к балансу чакру с природной энергией. Начала учиться девушка еще несколько лет назад, но война и прочие дела здорово замедлили процесс. Только недавно Кушина смогла, наконец, находиться в масле и не рисковать превратиться в жабу.
Зато теперь девушка чувствовала природную энергию. Как она струится по коже, проникает внутрь тела, дает неповторимое ощущение легкости и силы. Кушина чувствовала, что зрение ее стало более четким, обоняние и слух — чуткими.
— Значит, раз ты овладела использованием масла, можно приступать ко второму этапу тренировок, — произнесла Шима, задумчиво разглядывая, как Кушина втирает масло в длинные волосы.
— Эх, хорошо, что масло быстро испаряется вне горы Мьёбоку — смывать не надо. Плохо, что из-за этого не получится использовать его, — посетовала Кушина. — А что во втором этапе? Джирайя говорил, что нужно уметь не шевелиться.
— Ох, Джирайя-чан, как всегда… Кушина-чан, тебе нужно научиться быть в гармонии с природой и остановить ток собственной жизненной энергии, — наставительно произнесла Шима, помахивая посохом, при всяком взмахе заставляя Кушину непроизвольно вздрагивать. — Остановить его — это и значит остановить всякое движение. Любая дрожь нарушит гармонию, слишком быстрое сердцебиение — тоже. Лишние мысли — тоже.
— Звучит сложно, — расстроенно пробормотала Кушина.
— Ха, ты можешь попробовать пойти по простому пути, — подумав, с насмешкой предложила Шима.
— Это по какому? — тут же заинтересовалась девушка.
— Пойти к своему дружку и попросить его научить тебя сендзюцу.
— Какому дружку? — не поняла Кушина. — К Джирайе, что ли?
— Орочимару, бестолочь ты эдакая! — вспылила жаба. — Ты что ж думаешь, его просто так Змеиным сеннином зовут?
— Да не бестолочь я! — обиделась Узумаки. — А что, разница-то какая? Джирайя или Орочимару.
— Джирайя-чан не захватывал Мьёбокузан, — хмыкнув, сказала Шима.
— А Орочимару, он что… А что он сделал? — тут же заинтересовалась Кушина.
— Так он теперь Хакуджа Сеннин в Рьючидо, — сложив руки на груди, неодобрительно высказалась старушка. — Что там у этих гадов ползучих в пещерах творится, вообще не понимаю!
— А что там творится? — загорелась еще большим интересом Кушина. — Как Орочимару стал Хакуджа Сеннином? А куда прошлый делся?
— Так помер он, прошлый этот, — сердито буркнула Шима. — Орочимару его и убил.
— Да ты что! — прикрыв ладонями рот от удивления, воскликнула Узумаки. — А чего так? Что случилось-то?
— Да, говорят, похитил он дочь Орочимару, что ли, — неуверенно ответила Шима. — Я ж там не была, откуда мне знать? Знаю только, что теперь Орочимару там новым Белым Змеем признали.
— Ого! Ничего себе! — восхищенно выдохнула Кушина и с теплотой в голосе добавила: — Да, за дочь Орочимару мог и Хакуджа Сеннина прибить. Он такой.
Когда-то ведь он сам и ее спас именно так. Кушина невольно поежилась, вспомнив тот день, когда едва не была похищена шиноби Кумо. Тот страх детства все еще жил в ней. Пустой дом, косые лучи закатного солнца, ожившие тени с хищными оскалами, смерть близких ей людей. И внезапное спасение, когда Орочимару встал непреодолимой силой на пути шиноби.
— И что, он сможет меня научить сендзюцу? — полюбопытствовала Кушина, подойдя к бортику пруда и ласково погладив спящую на теплых камнях зеленую змейку.
— Он-то? Может, наверное. Но ты не будешь этому рада, — насмешливо наблюдая, как Кушина усаживает змейку себе на плечо и та охватывает руку девушки браслетом.
— Почему?
— Змеиные методы сендзюцу жестоки, — наставительно произнесла Шима. — У нас тоже опасно, ты видишь, сколько здесь статуй, и знаешь, что все они пытались научиться сендзюцу, но не смогли. Я бы и тебя даже не пыталась научить, если бы
