Эта же честь побуждает меня тут же, на месте, поклясться, что я и всегда буду защищать свою горячо любимую страну, буду проливать за нее кровь, а если потребуется — то отдам и жизнь.
Но я должен напомнить вам о том, что вы все и сами прекрасно знаете: как Харманли Терджен любит свой орден и никогда не променяет высокую честь быть его магистром ни на что другое, так я люблю море. Море и корабли. А потому я не вижу возможности занять трон Нонгакаев — это было бы сделано мной не по праву, даже если бы совет сейчас решил этот вопрос в мою пользу. Я — морской человек. И добровольно отказываюсь от всех возможных прав на престол в пользу сухопутных…
В зале зашумели и заволновались; это — в большинстве своем — морские офицеры, а также близкие друзья Ондавы Донегола пытались убедить его не отказываться заранее. Однако доблестный адмирал тяжело стукнул кулаком по столу, и этот резкий жест возымел‑таки свое действие.
— Я прошу преданных мне людей не пытаться за меня решить мою судьбу. Заранее предупреждаю, что никогда не соглашусь стать королем Эль‑Хассасина. Что же касается двух оставшихся вельмож, то я считаю их обоих равно достойными. И если сегодня кто‑то из них будет избран нашим владыкой, то я первый принесу ему клятву верности!
Адмирал с облегчением откинулся на спинку своего кресла и спросил у сидящего рядом Терджена:
— Ну что ты скажешь? Я был убедителен?
— Ты удивил меня, Ондава, — отвечал тот. — Я еще больше стану уважать тебя с этой минуты. Надеюсь, что ты поможешь мне — сейчас наступает отчаянный момент. Если наши военачальники не решат дело миром, то страшно подумать, во что выльется их противостояние… Чаршамба допустил всего одну ошибку, и как он за нее заплатил!
Меджадай Кройден и Рорайма Ретимнон переглянулись. Им предстояло решить, пожалуй, наиважнейшую задачу, какая только случалась в их жизни. И обоим было не по себе. Потому что начинались явные трудности.
Меджадай Кройден носил звание уруха — это был высший воинский чин в стране. И Рорайма Ретимнон, и Ондава Донегол официально подчинялись ему. К тому же Меджадай был отличным воином — солдаты верили ему и были готовы идти за своим урухом в огонь и в воду. А если учесть, что большая часть населения Эль‑Хассасина являлась солдатами и Харманли Терджен не встал у него на пути, то сила сейчас была на его стороне.
С другой стороны, Рорайма Ретимнон принадлежал к более знатному роду и на сословной лестнице стоял на две‑три ступеньки ближе к трону. Придворной знати он казался более приемлемой кандидатурой, нежели Меджадай Кройден. Ретимнон командовал конницей, и конные рыцари безоговорочно поддержали бы его. Столкновение этих двух гигантов могло привести к самым страшным и непредсказуемым последствиям. К какому из претендентов примкнут Харманли Терджен и Ондава Донегол — оставалось только догадываться.
В зале начался шум, все заговорили одновременно и громко, каждый пытался привлечь внимание к себе. Благородные господа, забыв о приличиях, вскакивали ногами на скамьи, чтобы оказаться выше остальных, кричали, выхватывали из ножен клинки. Словом, вели себя не лучше, нежели крестьяне на ярмарке.
— Сейчас только не хватает, чтобы они начали резать друг друга, — шепнул Терджен, наклоняясь к Меджадаю Кройдену. Лицо верховного магистра побелело еще сильнее, если это вообще было возможным — рана давала о себе знать.
— Что ты предлагаешь?
— Объединиться…
И не успел урух как следует расспросить своего старого товарища, как Терджен снова встал со своего места и зычно прикрикнул на распоясавшихся придворных. Видимо, дух Чаршамбы Нонгакая все еще незримо витал в тронном зале, потому что они послушались главного советника. Моментально притихли и даже, кажется, испугались.
— Я хочу предложить вот что, — сказал Харманли Терджен ровным и бесцветным голосом. — Самое страшное для нас сейчас — это потерять голову, утратить власть… Я уже говорил об этом. И теперь я думаю, что нам имеет смысл просить обоих военачальников принять корону, разделить ответственность за судьбу государства поровну. Так, как они делают это на поле боя…
А ни для кого из присутствующих не было секретом, что именно союз Кройдена и Ретимнона неизменно приводит к успеху. Поодиночке они были хоть и неплохими, но отнюдь не великими полководцами, тогда как вместе представляли грозную силу, с которой приходилось считаться как военачальникам, так и политикам других государств Иманы.
Вельможи переглянулись; остальные в зале затаили дыхание: здесь и сейчас решалась судьба всего королевства. Меджадай и Рорайма не торопились — они‑то всегда найдут способ договориться, однако что станут делать их потомки? И мудрый Харманли Терджен, уловив их колебания, мгновенно понял и причину.
— Что же касается будущего, то мы всегда сможем решить проблемы путем расширения территории нашей страны. Если детям наших владык станет тесно в Эль‑Хассасине, то к их услугам вся Имана. А Ронкадор или Кортегана — не такой уж плохой или завалящий кусок пирога, чтобы отказываться от него!
— Харманли! — восторженно обратился к нему Кройден, глядя, как ликуют все четыреста вельмож. — Теперь я понимаю, почему так велик был король Чаршамба Нонгакай — в главных советниках у него был ты. Так что учти, этот пост тебе покинуть не удастся!
* * *
Теперь, спустя довольно долгое время, Меджадай Кройден и Рорайма Ретимнон даже не в состоянии были представить, что все могло произойти иначе. Владыки Эль‑Хассасина были практичны и разумны — что толку рассуждать, как повернулось бы колесо Судьбы, если оно уже как‑то повернулось?
Последние дни они были поглощены каким‑то странным на взгляд непосвященного занятием. Раз в два дня придворный скульптор вкупе с гончарами, резчиками и двумя архитекторами сооружали на огромном столе маленькую копию какого‑нибудь куска Арнемвенда, руководствуясь при этом многочисленными картами и подробными описаниями. Владыки требовали воспроизвести все, вплоть до мелочей: насадить крохотные деревья, возвести горы или холмы, расстелить пустоши, провести реки и создать озера и моря.
Первое время мастера только плечами пожимали, удивляясь прихотям своих господ, теперь же вошли во вкус и выполняли работу с явным удовольствием. Они чувствовали себя кем‑то вроде Творца, и оказалось, что подобная роль может принести немало радостных минут.
Скульптор же населял созданные пространства крохотными существами, по большей части солдатами самых разнообразных армий мира. Из‑за того, что ему пришлось прочитать массу книг в королевской библиотеке, чтобы выяснить детали вооружения и костюмов, он увлекся историей оружия и теперь взахлеб рассказывал о нем первому попавшемуся собеседнику, вгоняя того в священный ужас — говорить этот добрый малый мог сутками.
Когда же работа бывала выполнена и сотни фигурок расставлены на макете, за дело принимались оба короля. Теперь их часто можно было застать в библиотеке — где и располагался упомянутый стол — склоненными над диковинной этой игрушкой.
— А я вот так! — торжествующе объявлял Ретимнон.
— А он вот так!
— Тогда я пущу конницу в обход…
— Я бы тоже пустил, — сокрушенно говорил Меджадай. — А вот он поступил иначе, совсем наоборот сюда… и сюда.
— А этого не может быть!!!
— И я думаю, что не может. И сараганцы были полностью согласны с нашим мнением — ну и где они теперь?
— Одним богам ведомо, что он творит!
Следует пояснить, что владыки Эль‑Хассасина внимательно изучали тактику и стратегию боев, проведенных аитой Зу‑Л‑Карнайном. И пришли к неутешительному для себя выводу, что даже малая толика его гениальных идей никогда бы не пришла в их головы. То есть они бы с треском проиграли любое сражение, затеянное с фаррским полководцем.
Тем жарким, солнечным днем они, едва успев наскоро перекусить, выскочили из‑за обеденного стола, дабы вновь предаться своему излюбленному занятию, и уж совсем было отбились от сопровождающих их сановников и слуг: в отличие от величественного Чаршамбы обоим нынешним королям было не по себе, когда десятка три или четыре бездельников неподвижно стояли рядом и смотрели им в рот, а возразить было нечего, ибо в этом и заключается священная обязанность придворных. Оставшись в душе простыми солдатами, Рорайма и Меджадай неуклонно стремились упростить и сократить многочисленные церемонии, дабы отвоевать себе хоть немного свободы. Они как раз собирались скрыться в библиотеке, когда вышколенный рыцарь, носящий цвета и герб дома Тердженов, припав на одно колено, торжественно возгласил:
— Главный советник и великий магистр — Харманли Терджен — просит аудиенции у их величеств по делу чрезвычайной важности!
— Проси! — сказали владыки хором.
Харманли Терджен, изрядно постаревший с того времени, как он встретился с Кахатанной, переступил порог зала. Низко склонился. Терджен был человеком строгих правил, а потому всегда соблюдал этикет, напрочь забыв о том, что с нынешними владыками его связывала некогда закадычная дружба.
