Один из них, коренастый мужчина средних лет, будучи аккантийцем по происхождению, обладал внушительных размеров носом, а другой — немолодой уже — начинал терять свои и без того редкие волосы медвежьего цвета. Карл Эльдштерн про себя беззлобно окрестил их «носатый» и «плешивый». У него вообще уже не оставалось сил на злобу или недовольство. Единственное, о чём он думал, кроме работы, это судьба племянницы. И слова Раухеля о том, что с ней всё хорошо, были единственным, что грело душу в этом каземате.
Разумеется, старик не мог не подозревать, что всё это могло быть лишь уловкой, чтобы заставить его работать, и на деле Раухелю ничего не известно. Но допустить такое значило потерять всякий смысл что-то делать дальше, всякий смысл жить. Поэтому Карлу Эльдштерну хотелось верить в эти слова больше всего на свете.
На следующее утро после разговора с Раухелем алхимика разбудил Носатый. Стражник принёс мешок со старой одеждой Карла, велел переодеться и ждать. Проговорил он это с тем же аккантийским выговором, что и всегда, но теперь исковерканные звуки даже почти не резали слух. Старик сидел на краю кровати, разглядывая штаны и рубашку, что стали ему велики за время заточения. Тяжело вздохнув, он вновь попытался надеть их, подвязав поясом. Зеркала в лаборатории не было, но он был уверен, что в свисающей одежде выглядит нелепо. Подумав об этом, Карл невольно вспомнил, как в детстве донашивал одежду за старшим братом.
Да, Альбрехту всегда доставались обновки, а Карлу — его обноски. Впрочем, грех было жаловаться — в то время их семья жила небогато. К тому же заучка Альбрехт нечасто бегал по улице с другими детьми, а потому одежда доставалась Карлу почти новой.
Жили они в ремесленном квартале маленького ригенского городка Цеттенберг, что близ Аймха. Отец держал крохотную гончарную лавку-мастерскую, доходов с которой едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Карл старался помогать дома по хозяйству, постигал семейное ремесло, Альбрехт же подрабатывал у знакомого в книжной лавке. Карл ворчал, что лучше бы брат помогал дома, чем тратил время на книги, но отец был не против: в книжной лавке неплохо платили, а с работой они с Карлом и вдвоём вполне справлялись.
Родители старались дать сыновьям самое лучшее из того, что могли, экономя буквально на всём. Мать за бесценок выкупала негодные обрезки ткани у швеи через дорогу, шила из них платки, и ходила продавать в другие городишки неподалёку, где ремесленников было не так много. Она могла не есть целый день, но обязательно приносила детям леденец или пряник.
В одну холодную зиму бедная женщина не вернулась домой. Позже её окоченевшее тело нашли охотники совсем недалеко от города: метель застала её в менее чем миле от дома, а заледенелые пальцы сжимали леденцового поросёнка. С тех пор дела пошли на спад. Книжная лавка, где работал Альбрехт, вскоре закрылась, а отец от горя стал всё чаще прикладываться к бутылке. Он умер через несколько лет, и братья сошлись на том, что мастерскую следует продать. Уехав из городка, они поселились в Аймхе, где устроились учениками в алхимическую лавку, хозяйкой которой была Луиза ле Кюри. Известная в прошлом мастер-алхимик, она желала лишь передать кому-нибудь своё мастерство, и братья Эльдштерны пришлись для этого как нельзя кстати.
Некоторое время спустя Альбрехта заметил один маг из Аркентальского университета, волею случая оказавшийся в городе. Он зашёл купить реагенты и разговорился со смышлёным разговорчивым пареньком, в котором разглядел потенциал и магический дар, о котором тот даже не догадывался. Маг заметил и Карла, умело обращавшегося с реагентами и разбиравшегося в зельях даже лучше своего брата. Но когда он предложил братьям уехать учиться в Аркенталь, согласился только Альбрехт. Карл же заявил, что у него свой путь, к тому же мысль о том, чтобы вот так покинуть ученичество у самой ле Кюри, казалась ему предательской. Впрочем, тогда он даже обрадовался, что брат наконец-то не будет маячить перед глазами, да и хозяйка лавки нередко ворчала, что два ученика обходятся перед гильдией слишком дорого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С тех пор прошло немало лет. Братья жили своей жизнью, виделись время от времени. Альбрехт стал уважаемым магом, а Карл известным в алхимических кругах специалистом. Родственников у Луизы ле Кюри не осталось, так что она завещала лавку Карлу, своему единственному ученику, чтобы тот «не посрамил искусства». Альбрехт же закончил обучение и завёл семью. Некоторое время он жил неподалёку от Карла, потом вернулся в Аркенталь, кажется, совсем не интересуясь своим сыном и внучкой. Старый алхимик же души не чаял в малышке Риенне, твёрдо решив дать ей ту же заботу, которую им с братом дарили их родители, и которой, как ему казалось, Альбрехт не давал совсем.
После вновь наступили чёрные времена. Чума унесла жизни племянника и его жены. Они с Альбрехтом вновь приняли совместное решение уехать из Империи в Энгату, подальше от чумы и Иды Морнераль, дважды овдовевшей тётки Рии, охочей до её наследства. И ещё неизвестно, что из этого было хуже.
В последний момент Альбрехт отказался следовать за ними, сославшись на дела в Университете. Карл был не удивлён. Он не раз ворчал, что с возрастом маги становятся слишком отчуждёнными от простых человеческих забот. Карл всегда считал брата человеком, витающим в облаках вместо того, чтобы заниматься делом. Ещё с детства при случае говорил ему, что такой путь до добра не доведёт…
Но, по иронии судьбы, именно он, Карл, торчит в темнице, обряженный в мешковатую одежду словно шут, тогда как Альбрехт сейчас наверняка читает очередную лекцию перед полным залом студентов, ловящих каждое его слово.
Неожиданно для себя самого, алхимик тихо засмеялся и проговорил негромко вслух:
— Наверное, и впрямь не стоило тогда уезжать. Ну, теперь уж ничего не поделать. Терпи, Карл. Раз уж подрядился её уберечь, то уж, будь верен собственным словам.
Старик затянул пояс, чтобы штаны, по крайней мере, не спадали при ходьбе, усмехнулся и снова сел на кровать.
— Было велено ждать. Ну а что ещё остаётся?
Карл окинул взглядом комнату, все эти колбы, кальцинаторы и дистилляторы, горелки и штативы. Лучшая алхимическая лаборатория, где ему приходилось работать. Похоже, эта работа действительно невероятно важна для Рейнара, ведь каждый из аппаратов и инструментов явно стоил немалых денег. Не говоря уже об ингредиентах. Порошок из чистейшего гномьего серебра, лепестки полуночного пыльника, зуб оборотня из дальних северных краёв, кровь эльфа и многое другое.
Но больше всего Карл был поражён, когда впервые увидел не мумифицированную, не заспиртованную, а самую что ни на есть свежую драконью плоть. В ту ночь его разбудили и отвели в холодный подвал, где они и хранились, обложенные сохранённым с зимы льдом. Старый алхимик сначала даже не понял, что именно он видит. Огромная куча мяса, костей и потрохов. И только потом, когда ему объяснили, что это такое, Карл принялся за дело с небывалым интересом. Он делал вытяжки, молол в порошок кости, смешивал растворы из крови и желчи. Бесчисленное множество раз перегонял и отфильтровывал — всё по предоставленному ему рецепту. Ему, конечно, не раз приходило в голову, что он, возможно, занимается бесполезным делом и что безумец, написавший рецепт, ничего не смыслит в алхимии, но отходить от инструкций не смел.
Драконья трансформация… Нет, этот состав никого трансформировать не в состоянии. Уж Карл-то это понимал. Но ему льстило, что он, наверное, единственный алхимик во всей Энгате… Да что там, во всём западном мире, которому посчастливилось работать с такой редкой субстанцией как свежая драконья плоть. К тому же, это даже хорошо, что эликсир будет бесполезен.
Кто знает, что случилось, если бы такой властный и расчётливый человек как Дериан Рейнар в самом деле получил бы свойства дракона? Долголетие? Огненное дыхание? Прочную шкуру?.. Крылья? А если Карл чего-то не знает? Что, если плод его работы — не единственное, что нужно для трансформации? Конечно, вряд ли… А вдруг?
