Во сне я увидел себя в своей квартире – но не в той, где спал сейчас, а в другой, в которой жил когда-то вместе с женой. Я сидел на диване и смотрел телевизор: разбитной ведущий, завывая, объявлял начало очередного выпуска шоу «Порно со звездами».
«Сегодня нашим участникам предстоит выступить в сценах анального проникновения! Встречайте первую пару: актриса и певица Алла Кузькина и ее партнер, профессиональный порноактер Марк Хаммер! А я напоминаю, что проголосовать за любимых артистов вы можете, послав СМС на короткий номер или позвонив по телефону! Вся прибыль от ваших звонков и сообщений пойдет в фонд развития либеральной мысли! Итак, мы начинаем!»
В синих лучах софитов, на белой кушетке под взглядами невидимого жюри и сотен зрителей в студии, принимающихся хлопать, как заведенные, по команде невидимых распорядителей, извивались знакомая по сериалам молодая блондинка и ее блестящий от пота и масла партнер. С трибун аплодировали, а когда актриса раскинула ноги на шпагат и выполнила полный поворот на сто восемьдесят градусов, сидя на партнере и не прекращая движений тазом, зал взревел от восторга.
«Но что скажет жюри? Предоставляем слово Маше Блэк!»
Луч прожектора упал на стол жюри. Щуря и без того небольшие глазки под черной челкой, Маша Блэк уставилась на меня с экрана и изрекла: «В противовес мрачным средневековым доктринам с их аксиологической вертикалью, устаревшей концепцией Бога и бессмысленной аскетикой, мы, находясь в ситуации торжества гуманистической морали, считаем позволительным все, что доставляет удовольствие человеку. С этой точки зрения наше шоу не только допустимо, но и может быть рекомендовано к просмотру в детских школьных и дошкольных учреждениях как пособие по разнообразным, насыщенным сексуальным отношениям: ведь сколько подростков так и не начинают раннюю половую жизнь, а тянут чуть ли не до совершеннолетия – да, бывает и такое, поверьте! – только потому, что не уверены в своих умениях и навыках! Дадим любви шанс!»
Бурные, продолжительные аплодисменты.
«Наша сексуальная свобода – гимн освобожденному человеку, который делает все, что хочет, когда хочет и где хочет – в любом общественном месте, на улице, в музее, в церкви, которая тоже не более, чем музей отживших свое ветхих ценностей, и мы не боимся осуждающих ханжеских взглядов застрявших в прошлом ретроградов и ортодоксов! Мы физически здоровы, мы позитивно мыслим, активно выражаем свое творческое «Я» всеми способами, которыми считаем нужным воспользоваться – и это наше право! Ведь главное – мы никого не убиваем! Ну, из тех, кого считаем достойными жизни, конечно. Про остальных речи не идет. Но не убиваем!»
«Не убиваем!» – хором завопил зал.
«Не убиваем!» – удовлетворенно подтвердила Маша Блэк и вдруг достала у себя из-под седалища мою рукопись. Та выглядела изрядно потрепанной, напуганной и несчастной.
«А вот он, – потыкала Маша пальцем в рукопись, – убивает! Убивает! Убивает!»
Толпа заревела в негодовании, а маленькие глазки порнозвезды с ненавистью смотрели на меня.
«Убивает! Убивает! Убивает!»
Я проснулся, лихорадочно пытаясь нащупать шокер в кармане домашних брюк.
А на следующий день нашел Белладонну.
Заведение имело игривое название «Фифа», относилось к «сетевым», с несколькими точками по продажи интимных услуг; флагманский салон находился в центре, недалеко от Технологического Института. Как водится, администратор с улыбчивым голосом провела меня по телефону во двор и направила к нужной двери. Двор был просторный, вымощенный плиткой, с несколькими приличного класса автомобилями, припаркованными вдоль стен с обилием пластиковых окон. В подъезде пахло старостью и чистотой, как будто заботливые родственники помыли лежачего дедушку перед приходом гостей. Лифт, правда, отсутствовал. Я поднялся по лестнице на последний этаж, отдышался немного, и нажал на кнопку звонка рядом с дорогой металлической дверью.
Она открыла сама; я посмотрел на нее и застыл на пороге, невольно подняв руку к груди, на которой под одеждой висели обереги, как будто за сердце схватился. Яркая блондинка с прической в стиле поп-звезд восьмидесятых, с зелеными глазами и в черном полупрозрачном платье, полностью обнажавшим упругую, круглую грудь, приветливо улыбалась и вопросительно смотрела на меня.
– Здравствуйте! – сказала она. – Вы ко мне? Так заходите!
– Вы Дарина? – выдавил я.
– Ну да, – сказала она и рассмеялась. – Проходите, не стесняйтесь!
– Извините, – я попытался изобразить улыбку. – Просто растерялся от такой красоты.
Она снова засмеялась. Я вошел. Дверь захлопнулась.
– Вот тапочки надевайте, проходите, пальто можно в комнате снять, там в углу вешалка, – гостеприимно затараторила она. – А я сейчас приду.
Я снял уличную обувь, надел тапки – здесь они были одноразовые, упакованные в прозрачный пластик, и прошел в комнату. Шляпу я, как правило, снимал не у дверей и не в коридоре: бывалые товарищи с форума поделились, что на входе в борделях установлены видеокамеры.
Комната была обычной, со стандартной для такого рода заведений мебелью: большая кровать с тонкой, застиранной простыней, кресло, вешалка, низкий столик с пепельницей. И запах был тот же, бордельный, сладковато-приторный, липкий. Ни с чем не спутаешь.
Я снял пальто, шляпу и стал ждать. Каблуки простучали, удаляясь, по старому паркету коридора, потом быстро, почти бегом, вернулись обратно. Крашеная белая дверь приоткрылась, в щель просунулась блондинистая голова.
– Ой, я же забыла спросить, что Вы будете: чай, кофе?
– Чай, – ответил я и сел в кресло.
Она кивнула, снова убежала, потом вернулась с подносом – чайник, чашка с блюдцем, – под мышкой зажато полотенце и еще одна простыня.
– Так, вот чай, – Дарина-Белладонна осторожно опустила поднос на столик, – а вот полотенце, чистое, только из стирки… А может быть, что-нибудь покрепче хотите выпить?
Веселая, заботливая хлопотунья с внешностью провинциальной девчонки, зачем-то нарядившейся в короткое платье с открытой грудью. Обычная фигура, обычная внешность: попробуйте ее описать – и ничего не получится, скажите просто «симпатичная девушка» – и тут же представите себе вполне точно. Из особых примет только крупная татуировка в виде переплетенных ярких цветов на молочно-белой, гладкой левой голени.
Я поблагодарил за чай, а от выпивки и полотенца отказался, объяснив, что именно мне нужно. Она понимающе покивала, распахнув большие зеленые глаза, и даже попыталась приободрить, полагая, видимо, что я должен стесняться своих необычных эротических пожеланий: тут же рассказала историю о том, что у нее есть постоянный клиент, который платит двадцать тысяч только за то, чтобы с ней поговорить. Просто ужин со звездой какой-то. Такие истории, про клиентов, что платят больше, чем нужно, и исключительно за разговоры, рассказывают все проститутки. Не знаю, что это: то ли попытка набить себе цену выше прейскуранта, то ли подсознательное стремление заявить о своей неповторимой личности. Впрочем, вдаваться в детали утонченной психологии бордельных шлюх я не собирался.
Она разделась, легла на кровать и уточнила, какие позы ей лучше принимать.
– Какие пожелаете, – ответил я. – Я хочу увидеть…все Ваше тело, так что просто время от времени ложитесь как-нибудь иначе. Мне интересно только смотреть и разговаривать.
Дарина оказалась девушкой старательной, аккуратно переворачивалась каждые пять минут, искоса поглядывала на меня, как будто стараясь угадать, на что именно я хочу посмотреть, и говорила, не умолкая: про посетителей, которые приходят жаловаться на жен, про тех, кто жалуется на жен и любовниц, а еще про таких, кто жалуется на жен, любовниц и начальство одновременно; про клиентов, которым нравится, когда их бьют тапком, или когда им мастурбируют стопами ног, или трахают страпоном. Видимо, это была тематическая подборка историй для гостей со странностями. Я кивал, поддакивал или удивлялся в нужных местах, а сам подвинул кресло поближе и смотрел во все глаза.
Ведьминской метки нигде не было.
Я попросил откинуть волосы с шеи, поднять руки, чтобы осмотреть подмышки, даже, проклиная свою стеснительность, раздвинуть гладко выбритые складки половых губ, что Дарина и проделала с такой готовностью, словно только и ждала момента продемонстрировать свою интимную, розовую, влажную плоть – безрезультатно. Тем временем рассказы про гостей сменились разговорами на личные темы: женат ли я? А есть ли дети? А чем занимаюсь? Я рассеянно отвечал: нет, да, наукой, а сам думал, что теперь делать, и являются ли косвенные приметы достаточным основанием для проведения допроса и предъявления обвинения в ведьмовстве. Ошибаться не хотелось.
