Сбоку находилось зеркало, о чем мошенница совсем позабыла, или не догадывалась, какие сюрпризы преподносит эта замечательная вещь, и Этьен видел, как задирается коротенькая нижняя рубашка, когда девушка подавалась вниз. Тогда тонкая ткань приоткрывала столь желанную нежную щель, опушенную рыжеватыми волосками.
«Это-то и выдало тебя, милая», - мысленно обратился к девушке Этьен, замечая и то, что обманщица хотела его. Она была уже вся мокрая, вся блестящая, и стоило только повалить ее на спину…
- Прости, но уже не могу, - прохрипел Этьен, хватая девушку за плечи и переворачивая, вминая в подушку.
Его обманщица не успела и ахнуть, когда он припал к рыжеватому холмику, показывая, как надо ласкать, и был вознагражден гортанными вскриками, стонами, а потом сладким долгим вздохом, когда она изогнулась в его руках, а потом обмякла, опуская ресницы.
- И еще раз прости, - граф был уже на грани, но доводить сам себя до пика не пожелал, и переместился повыше, положив твердый, как камень, ноющий член между женских грудей, рванув перед этим ворот ночной рубашки, надетой на обманщицу, и обнажив ее до пояса.
Лже-Розалин слабо встрепенулась, но Этьен сжал ее груди, стискивая ими член, и задвигался – бешено, быстро, чувствуя, что разрядка уже близка.
Запрокинув голову и стиснув зубы, он гонял член в этом уютном гнездышке, мечтая, как хорошо было бы погонять его там, где только что хозяйничал языком. Но не следовало… не следовало…
Он ощутил легкое прикосновение, и посмотрел вниз. Его милая обманщица положила ладони ему на бедра – поглаживая, проводя ногтями, подталкивая, и смотрела на него – тоже безумно, широко распахнув затуманенные глаза, и медленно провела языком по полной нижней губе, словно приглашая…
Этьен не успел принять это чертовски привлекательное приглашение, и еле успел накрыть член ладонью, чтобы не выстрелить девушке в лицо, потому что побоялся шокировать ее.
С Розалин он даже не стал бы церемониться…
Но с этой застыдился, как мальчишка…
Вскрикнув, он дернулся всем телом, замер, дернулся еще раз, и скатился с нее, перекатываясь на бок. Чистейшее безумие получать удовольствие от женщины таким полуспособом… Узнай об этом – его бы высмеяли даже попугаи из императорского зверинца… Но с этой даже подобная пытка оказалась мощнее, чем удар в мозг.
На некоторое время Этьен потерял способность думать и что-либо понимать. Он очнулся, только когда к его руке прикоснулось что-то мокрое и прохладное, вытирая следы страсти. Разлепив веки, он увидел лже-Розалин, колдующую над ним с салфеткой.
Девушка вытирала его с такой нежностью, что Этьен не посмел ей мешать. Потом обманщица пригасила лампу, вытянула из-под него покрывало, набросив на них обоих, и свернулась калачиком у него под боком, готовясь уснуть.
Этьен с трудом стряхнул блаженное бессилье, обнял девушку со спины и поцеловал в висок:
- Спасибо тебе, - поблагодарил он тихо. - Правда, очень хотелось.
Она устало и ласково погладила его по руке, и произнесла уже совсем сонно:
- Люблю тебя, Этьен…
- И я люблю тебя, моя нежная роза, - сказал он.
Она назвала его по имени, а он не мог сделать того же в ответ – потому что произносить имя Розалин сейчас было все равно, что бить кирпичом зеркала старинной венецианской работы, а имени обманщицы он не знал.
![]()
Глава 19. Модная выставка![]()
Моя жизнь в роли графини де ла Мар продолжалась. Только теперь мне приходилось изображать Розалин не в загородном доме, перед двумя слугами, а в столице, перед прислугой, родственниками и соседями. И хотя я старалась поменьше выходить на улицу и никого не принимала, неожиданные встречи все равно происходили. Дважды мне повезло – подруги Розалин, приехавшие проведать, сразу наскочили на Этьена, и он отправил их восвояси. В третий раз я встретила какую-то неприятную супружескую пару во время прогулки в саду (на улицу я и вовсе опасалась выходить), они заметили меня через решетку ограды и назвали по имени, призывно махая руками. Мне сразу не понравились их лощеные, слишком довольные лица – у женщины был колючий взгляд и натянутая улыбка, а мужчина говорил, странно растягивая слова, и движения его были расслабленными, как у пьяного. Я тоже помахала им рукой, крикнула, что тороплюсь и пожелала им доброго дня, после чего сбежала в дом, приказав прислуге никого не впускать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Дельфину я больше не видела, и была этому очень рада. Этьен обмолвился, что она живет у его родителей, ее там все устраивает, и на Принцесс-авеню приезжать она не собирается.
Сам Этьен каждый день с утра до вечера пропадал на своей фабрике. Иногда он приезжал к обеду и всякий раз привозил мне то конфет, то букетик первых весенних цветов, то интересную книгу. Иногда он рассказывал, как идут дела у концерна «Деламар», и я слушала с интересом. Поддержка императора и реклама сделали свое дело, и в каждой газете теперь можно было найти статьи, где рассуждалось бы о перспективах машиностроения, о достоинствах и недостатках техники против лошадей. Я тайком собирала все вырезки об Этьене, и все фотографии, где он показывал журналистам фабрику или демонстрировал экспериментальную модель. Больше всего мне хотелось бы лично посмотреть на машины, которые он строил, но я не хотела надоедать ему, и не хотела проводить с ним слишком много времени… чтобы не привязаться еще сильнее.
А я и в самом деле чувствовала к нему притяжение. Не только физическое, когда в спальне он доводил меня до экстаза поцелуями и ласками. Мне нравилось, как он торопливо выпивает утренний кофе, чтобы успеть на фабрику к первому гудку, как задумчиво ерошит волосы, просиживая над какими-то чертежами, как добродушно подшучивает надо мной, называя то стыдливой розой, то бесенком.
К моему огромному облегчению, прием у императора отложили – императрица пожелала посетить несколько детских приютов на побережье, и путешествие затянулось. Но из столицы нас никто не отпускал, и мне оставалось лишь надеяться, что к тому времени, когда император пожелает увидеть Этьена и его жену, на моем месте будет уже настоящая Розалин.
- Тебе не скучно? – спросил меня граф, когда однажды вернулся домой далеко за полночь. – Я ухожу на целый день, а ты остаешься одна…
Я сидела в гостиной и читала книгу, оставив зажженной только одну лампу, и заверила его, что ничуть не скучала – зачиталась и позабыла о времени. Мне показалось, что этот ответ одновременно и порадовал, и огорчил его. Наверное, ему было приятно, что жена исправилась и проводит время дома, а не в поисках сомнительных удовольствий, но с другой стороны… возможно, он хотел, чтобы Розалин скучала по нему?
Но я и в самом деле не скучала. Впервые за последние годы у меня появилась возможность заняться тем, что мне нравится – музыкой, чтением, рукоделием. Простые женские дела, которые успокаивают душу. Удовольствие, которого я была столь долго лишена.
Я не скучала без Этьена, но… скучала по нему. И в гостиной засиделась вовсе не из-за интересной книги, а потому что ждала его возвращения. Только чужому мужу не надо было об этом знать. Я и так боялась того шквала чувств, что обрушивался на меня, едва Этьен оказывался в моей спальне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Моя ложь про врача имела успех, и граф не покушался на меня, не принуждал меня к плотской любви в полном ее проявлении. Хотя не раз и не два я настолько теряла голову, что вздумай он настаивать на исполнении супружеских обязанностей до конца – не смогла бы остановиться.
Только Этьен не настаивал, и теперь относился ко мне совсем иначе, чем в первые дни нашей встречи – куда только девался озлобленный грубиян, показавшийся мне голодным медведем? Теперь у него всегда было хорошее настроение, и мне не в чем было упрекнуть графа, будучи его женой - Розалин.
Глава 19. Модная выставка