- А я согласен с Этьеном! – весело заявил полный мужчина во фраке и белой манишке, подходя к нам. - Не понимаю этого современного искусства.
- Хоть в чем-то вы согласились со мной, месье Бражелон, - сдержанно улыбнулся Этьен.
- Не держите зла, дружище, - добродушно пропыхтел месье. – Я всего лишь защищаю свои инвестиции, только и всего. Кстати, можно предложить вам отойти на пару слов?.. Это касается «Деламара».
Этьен беспомощно оглянулся на меня, и я кивнула.
- Со мной ничего не случится, - заверила я. – буду стоять здесь и смотреть на вот эти подсолнухи.
- Я быстро, - шепнул Этьен, как шептал, когда исчезал в ванной, перед тем, как нырнуть ко мне в постель.
Оставшись стоять возле картины, на которой развернули лепестки немыслимо рыжие подсолнухи, я пыталась успокоиться, а щеки предательски загорелись – от воспоминаний и от… предвкушений.
- Как вы поэтично отозвались о моих картинах, раздался вдруг чей-то голос над самым моим ухом.
Я испуганно оглянулась и увидела рыжебородого художника – Клода Боннара.
- Они дрожат, они живые, - повторил он мои слова. – Я потрясен и польщен. Что здесь нравится вам больше всего?
Я бросила взгляд в сторону Этьена, но тот стоял довольно далеко, рядом с толстым месье.
- Трудно выбрать, - призналась я. – Каждая по-своему прекрасна. Но подсолнухи меня пугают, - я смягчила слова улыбкой. – Почему они такие яркие?
- Потому что такими я увидел их в полдень, - художник ничуть не обиделся и предложил мне руку, чтобы подойти ближе к картине. – Если смотреть, когда на них льется солнечный свет, они кажутся именно такими – апельсиновыми, с синеватыми тенями.
- Возможно, - пробормотала я. – И все же… это очень красиво.
- Благодарю, - он чуть наклонился ко мне и тихо произнес: - Не хотите посмотреть мою новую картину? Ее нет на выставке. Я не уверен, что широкая публика поймет ее. Но мне кажется, что вы – вы способны понять.
Его слова были приятны, и я с готовностью кивнула:
- Конечно, месье Боннар, с удовольствием посмотрю вашу картину. Это такая честь… Я столько читала о вас в газетах, но все, что читала – лишь бледное отражение вашего таланта!
- Тогда идемте, - он повлек меня в сторону лестницы.
На нас не обращали внимания – посетители обсуждали картины, хватали бокалы шампанского и закуски с фуршетного стола, и я беспокойно оглянулась на Этьена. Он по-прежнему спорил с месье Бражелоном.
- Подождем моего мужа? – предложила я художнику. – Он тоже будет счастлив посмотреть на вашу картину.
- После того, как недвусмысленно назвал все мазней? – спросил он лукаво, и я залилась краской.
Конечно же, он все слышал. Этьен был крайне неосторожен. Я почувствовала необходимость искупить грубость Этьена и побоялась отказать Боннара отказом, поэтому послушно направилась за ним – смотреть новую картину.
- К тому же, граф так увлечен разговором с прокурором, - продолжал месье Боннар, ловко лавируя среди гостей, - не стоит ему мешать. Пойдемте, я не задержу вас надолго. Это всего лишь моя мастерская, здесь – на втором этаже.
Я позволила увести себя по небольшой лестнице на второй этаж, нам встретились несколько официантов, несущих огромные подносы с бутербродами, и это меня успокоило.
Боннар открыл ключом одну из дверей и пропустил меня вперед.
- Всегда запираю мастерскую, - пояснил он, поймав мой удивленный взгляд и бросая ключ на стол. – Не терплю здесь никого постороннего.
Здесь было самое настоящее царство красок.
Несколько мольбертов с неоконченными полотнами, запах скипидара и табака, море света из огромных окон. Брошенные в беспорядке кисти, перепачканные краской тряпки, медная статуэтка Венеры, стыдливо натягивающей на бедра соскользнувшее покрывало… Незаконченный городской пейзаж – оранжевые фонари в синем сумраке ночи… Опять подсолнухи – отчаянно-желтые, с красноватыми серединками, похожие на сумасшедшие солнца… Смешная расфуфыренная куколка-торговка с корзиной роз, сделанных из темно-красного, почти черного шелка… Эта куколка смешно смотрелась в мастерской, но стояла на видном месте, устремив глуповатый взгляд куда-то в стену, поверх голов посетителей…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Какая из них? – спросила я, оглядываясь на мольберты.
- Вот эта, - художник подошел к холсту, закрытому тканью. - Я почти дописал ее. Остались кое-какие мелочи… Хочу, чтобы ты увидела первая…
Что-то в нем меня насторожило – может, то, что он вдруг назвал меня на «ты», а может то, как дико загорелись его глаза – я уже видела такой взгляд. Этьен смотрел так же… одержимо…
Месье Боннар сдернул ткань одним движением, и я не смогла даже вскрикнуть, потому что горло свело спазмом. Я зажала рот ладонью, глядя на эту картину с ужасом, но художник смотрел на нее восторженно.
- Я назову ее – Древо жизни! – сказал он. – Почти закончил! Надо, чтобы ты еще немного попозировала.
Мне было, отчего почувствовать омерзенье и тошноту.
На картине была изображена женщина с моим лицом. Она сидела, раздвинув ноги и приподняв ночную рубашку, обнажив бедра, живот и правую грудь. Лоно ничем не прикрыто, блестящая от любовного сока щель переходит в глубокую полоску между ягодицами, а черная поросль на лобке и в самом деле напоминает крону дерева.[2]
Женщина была написана так реалистично, что можно было увидеть даже прозрачные капли любовного сока. Натурщица изнывала от желания и предлагала себя зрителю-мужчине – бесстыдно, порочно. Красивая самка, желающая только одного – чтобы ее удовлетворили тут же, без особых ласк и стыдливости.
- Осталось дописать волосы и немного – лицо, - сказал Боннар, оборачиваясь ко мне и обнимая за талию.
Он попытался меня поцеловать, но я пришла в себя в тот самый момент, когда он потянулся ко мне с поцелуем – пахнущий вином, со спутанной бородой и безумным взглядом.
Я влепила ему пощечину быстрее, чем успела о ней подумать.
- Не понял, - он отпустил меня и смотрел удивленно. – Что это за манеры, крошка? Я думал, мы по-быстрому все сделаем, пока твой рогатый муженек болтает с Бражелоном, а ты упрямишься?
- Не прикасайтесь ко мне больше никогда! – сказала я, обретая голос, и попятилась к двери. – Никогда!
- Да что с тобой? – он догнал меня в два счета и оттолкнул от двери, закрывая изнутри задвижку. – Я всего-то и хочу, что несколько поцелуев и… - он попытался схватить меня, но я метнулась за мольберт, а потом за стол. – Решила поиграть со мной, Рози? – засмеялся он, по-своему понимая мой отказ. – Но сейчас не время. Иди сюда…
- Я не шучу! – выпалила я, обегая стол.
Я хотела броситься к двери, но художник разгадал мои намерения, и преградил мне дорогу. Некоторое время мы бегали вокруг стола, словно маленькие дети, забавляющиеся догонялками. Но эти забавы предполагали быть совсем не невинными.
- Отпустите меня, или я закричу, - пригрозила я Боннару.
- Кричи, - посоветовал он издевательски. – И тогда твой рогоносец-муж, да и все остальные, увидят эту картину. Получилась просто чудесно, правда? Так похоже…
- Она отвратительна! – воскликнула я. – Ее надо уничтожить! И вы не смеете!..
Ему надоело гоняться за мной, и он перескочил стол одним гигантским прыжком.
Схватил меня за локти, пресекая сопротивление, и повалил спиной на стол. Я больно ударилась лопаткой обо что-то твердое, а Боннар уже закрыл мне рот поцелуем, пытаясь задрать подол моего платья. Для этого ему пришлось отпустить мои руки, и я немедленно вцепилась ему в волосы. Но он этого даже не заметил, распаленный то ли страстью, то ли вином. Я вцепилась ему в ухо, царапая до крови, но и это не помогло. Лихорадочно шаря по столу, я наткнулась на что-то холодное, удобно улегшееся в руку…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Это была медная статуя Венеры, и в этот момент богиня любви пришла мне на помощь!
Не помня себя от ужаса и омерзенья, я наотмашь ударила Боннара по голове. Художник слетел с меня, как будто его сдернули привязанной веревочкой. Он упал на стол рядом со мной, на спину, и издал странный звук – то ли хрюкнул, то ли хмыкнул, медленно поднял руку и прижал ладонь к левому виску и попытался подняться, но я, потеряв остатки рассудка, ударила его статуэткой еще и еще, и еще раз!..
