шею, вертел головой, но не мог увидеть гуся. Николай пытался объяснить псу, где находится птица, но тот его не слышал, продолжая кружить на воде. И, уже отчаявшись, Тимка взглянул в мою сторону, прося о помощи. Резкими движениями руки я указал ему направление, и он решительно двинулся в нужную сторону…
Злополучная эпопея подходила к концу. Когда Тимка, наконец, припер дичь, с меня свалилась гора переживаний. Никогда прежде я не испытывал такого напряжения и усталости, будто не Тимка, а я, надрываясь, таскал этих тяжеленных птиц через все озеро, путаясь в дремучей паутине водорослей.
К слову сказать, в тот вечер мы в предвкушении сытного ужина общипали одного гуся и принялись его варить. С периодичностью в два часа я с трудом отрезал тоненький кусочек мяса от птицы и попробовал на вкус. Но всякий раз меня не покидало чувство, что жую кусок подошвы. К двум часам ночи, отчаявшись заполучить вкусную и здоровую пищу, мы с Юриком полуголодные легли спать. Николай, заснувший через час после начала готовки, утром затребовал на завтрак деликатес, и поначалу, не обнаружив на костях варившегося полночи гуся признаков аппетитного мяса, обрушился на нас с обвинениями, будто мы воспользовались неожиданно сковавшим его сном после вечернего возлияния напитков и обглодали птицу, оставив ему лишь массивный скелет. Объяснять ему, что гусь на самом деле был лишен мяса и состоял из одних сухожилий, пришлось очень настойчиво и долго.
После этого случая мы все на длительное время потеряли всякий интерес к гусям, причем в любом их виде, пока мы с Николаем не побывали на хлебных просторах Центрального Казахстана на гусиной охоте. Тогда нам удалось добыть несколько крупных экземпляров этой птицы, и егерь приготовил из них жирный, наваристый «шелём» – как оказалось, с нежным и сочным гусиным мясом.
VI
Заикнувшись о животных, на которых с Тимой охотиться было крайне нежелательно, я бы отнес к таковым прежде всего кекликов. На этих куропаток я выехал с ним впервые спустя полгода после «усыновления». Как только открыл багажник своей «Нивы», Тимка пулей вылетел оттуда и через пять минут уже красовался на вершине ближайшей возвышенности. Скажу прямо: созерцание этой картины породило во мне тревожные предчувствия. Тимкина прыть ничего хорошего не сулила. Я настороженно двинулся к противоположному склону с намерением не встречаться с псом как можно дольше. Я медленно поднимался по извилистой тропе, хоронясь в густых зарослях шиповника в надежде первым достигнуть гребня холма, где на небольших полянках и в низинах в этот час могли кормиться кеклики. Через полчаса, наконец, достиг намеченной цели, и в полусогнутом состоянии, едва справляясь с дыханием, медленно возвысился над открывающейся передо мной местностью с уверенностью, что именно здесь должны вспорхнуть птицы… Уже приготовился к стрельбе, но тут увидел, как с вершины холма по гребню ко мне уверенной рысью спешит Тимка… Идти дальше было бессмысленно. На мое счастье, с соседнего отрога раздались выстрелы, и Тимка, не добежав до меня, резко развернулся и устремился к Николаю, который в это время наверняка радовался своей добыче.
Не мешкая, я бросился вниз по склону, надеясь успеть за время отсутствия рядом собаки вскарабкаться на другую вершину хребта. Изнурительный подъем скрашивался мстительным ощущением, что Тимка испортит охоту не мне одному…
Снова прозвучали выстрелы, но уже с распадка напротив, где, по всей вероятности, находился Юрик. Табунок кекликов со свистом пронесся выше меня над вершиной холма, на который я упорно взбирался. Птицы сели на краю обрыва. Сойти вниз они не могли, потому что как только приземлятся – бегут обычно вверх либо ненадолго остаются на месте. В предчувствии свалившейся удачи я прибавил обороты и через пару минут крался к притаившимся за небольшим валом пернатым. И когда до них оставалось каких-то пятнадцать-двадцать метров, мимо пронесся Тима, взбежал победоносно на взгорок, и я только мог слышать характерный звук вспорхнувших над обрывом кекликов.
Я обреченно повалился на землю. В тот момент я подумал, что с собакой на горных куропаток ходить однозначно нельзя. Хотя, вспоминая предыдущие охоты с Дуськой, несколько пресек свои скоропостижные выводы. Дуся тоже была не подарок, но, в отличие от необузданного Тимки, она следовала за мной по горам неотлучно, что тоже выводило меня из себя. Приходилось постоянно пускать её вперед. Но как только я сходил с тропы, дожидаясь, пока она проследует мимо, Дуська осуждающе смотрела на меня, а пройдя несколько метров в качестве ведущего, вдруг останавливалась, крадучись сворачивала в сторону и подолгу обнюхивала какой-нибудь цветочек или былинку до тех пор, пока я, чертыхаясь, не двинусь с места, после чего она плотно пристраивалась сзади, наступая мне на пятки. И только свежий след дичи заставлял ее покинуть протоптанную дорожку и залезть в кусты. Но что особенно бесило меня в Дуське, так это стремление первой оказаться на вершине холма или взгорка. Перед самым подъемом она шустро обегала меня и наводила наверху или у подножья с противоположной стороны небольшого склона шорох. Я не успевал добежать и вовремя выстрелить.
После того, как я изучил её повадки и приноровился к её выходкам, охота на кекликов с ней была довольно успешной. Главное, что Дуська, обладая превосходным чутьем, всегда находила и обязательно приносила битую птицу и подранков, упавших иной раз далеко от места выстрела, иногда на дно глубокого обрыва или в расщелины с каменными насыпями. Самое неприятное в отыскании подстреленной дичи состояло в том, что без собаки, способной найти и принести добычу, приходилось спускаться за ней со склона самому, рыскать повсюду, зачастую подолгу и безрезультатно, а затем снова карабкаться наверх…
VII
Опыт охоты с подружейной собакой привел меня к выводу, что для успеха мероприятия главное – это выработать у охотничьей собаки послушание и безоговорочную подачу дичи хозяину. Во всем остальном охотнику следует приноровиться к манере, природным данным, рефлексам и инстинкту своей собаки. Уметь разглядеть, оценить и развить её способности и таланты.
Я, например, долгое время охотясь с Тимкой на зайцев, считал, что его неуёмная энергия только вредит промыслу. Но, проанализировав его поведение и воочию убедившись в том, что в основе его действий лежит выверенная практикой тактика, стал доверять его интуиции и приобретенным навыкам.
Объектом нашей охоты был заяц толай, обитающий в песчаных барханах и прилегающий к водоемам кустарниках или травянистой растительности.
Как только мы оказывались на открытой местности, Тимка забегал далеко вперед, а затем гнал на нас зайца. Причем «косой» был в основном озабочен бегущей по его следу собакой. Перебегая на короткие расстояния, он присаживался и следил за преследователем, не замечая, как мы
