и не очень лицеприятном с позиции моих нынешних представлений об охоте и охотниках. Но что делать, тогда мы были молодыми, беспечными и к тому же мало задумывались над проблемами охотничьей этики. Так вот, в тот розовый период времени, о котором я хочу поведать, Тима преподал нам мастер-класс, показав запредельные возможности водяного спаниеля. Такой впечатляющей картины нам не только не приходилось наблюдать за всю нашу долгую охотничью жизнь, но и слышать что-либо подобное от любителей травить охотничьи байки.
Как-то в середине охотничьего сезона Юрий Иванович неожиданно сообщил нам с Николаем об одном местечке недалеко от города, где ему без особого труда удалось добыть несколько крякв. Заинтригованные его рассказами, мы, не мешкая, отправились с ночевкой на его «Клондайк». Это был небольшой ручей, поросший тростником, который на некоторых участках можно было легко перепрыгнуть. Водный поток протекал по холмистой степной местности и бесконечно петлял, образуя на излучинах тихие заводи, а в низинах, где вода растекалась, затопляя мелкую прибрежную растительность, – крохотные болотца. В этих затаённых местах отдыхала и кормилась утка, причем преимущественно кряковая.
На пути этого ручья была воздвигнута плотина для полива высаженных неподалеку овощных культур. К середине осени урожай уже был собран, и пространство окрест казалось безлюдным. Ближайший от водохранилища поселок располагался километрах в трех. Других жилых строений в поле зрения не наблюдалось. По берегам водоема плотной стеной стоял тростник, сквозь который поверхность воды не просматривалась. Само озеро было в диаметре сто-сто пятьдесят метров.
– Сначала обследуем пруд,– заявил Юрий Иванович.
Мы разбрелись по берегу, отыскивая проходы к воде. Как только ступили в тростник, у самой плотины взвился табунок чирков. По центру пруда медленно очерчивали круги четыре гуся, которые на нас не обратили никакого внимания. Понаблюдав некоторое время за домашней птицей, мы выползли из зарослей и двинулись к машине. Прежде чем тронуться к заветному ручью, бурно вытекающему за плотиной, мы решили перекурить. И тут до меня вдруг дошло.
– И что, мы вот так уедем, оставив дичь на воде? – возмутился я, намекая на гусей.
– Ты это о чем? – тут же откликнулся сердобольный Юрий Иванович. – Это же убийство!
– Какое же это убийство? – не унимался я. – Они же ничейные.
– А как они тут оказались? – озадачился Николай.
– Умирать с поселка пришли, – пояснил я непонятливому партнеру и тут же предложил развернутый план действий.
– Значит так, окружаем озеро и хлопаем их. Они ж не летают…
– Я под это дело не подписываюсь, – категорично заявил опасливый Юрий Иванович.
– Хорошо, только учти – на ужин коркой хлеба обойдешься, – пригрозил я Юрику и огласил итог операции.– Таким образом, из одной птички на ужин бульончик сварим, и по одной домой привезем.
Такой расклад Николаю пришелся по нраву. Он тут же отправился на противоположный берег, а я с Тимкой пошел к озеру напрямик.
У воды я принялся хлопать в ладоши, топать ногами, кричать для того, чтобы заставить гусей переместиться с центра пруда ближе к месту, куда направился Николай. Когда же он, наконец, занял необходимую позицию, а гуси с поворота зашли на него, я дал отмашку к началу боевых действий. Юрий Иванович не удержался и устроился неподалеку от меня.
Николай управился быстро. От него птицы находились на расстоянии не более тридцати метров, и плыли медленно, несмотря на устроенную им пальбу.
Я запустил Тиму. Он с разбегу плюхнулся в воду и рванул по выбранному направлению.
– Позовешь Тимку к себе, – крикнул я Николаю, опасаясь, что собака может поплыть с тяжелой ношей через всё озеро.
На первого гуся Тима вышел точно. Схватил его за шею, развернулся и, несмотря на отчаянные вопли Николая: «Ко мне!», «Ко мне!», не задумываясь, устремился в мою сторону. Я скакал на берегу, махал беспомощно руками, как квочка, обеспокоенная своевольным поведением цыплят; выкрикивал псу нечленораздельные команды; совестил его; убеждал, что к тому берегу было бы ближе таскать дичь… Тимка был глух. Он сосредоточенно греб ко мне, сопя и фыркая. Я не выдержал и зашел в воду с тем, чтобы избавить собаку от необходимости вытаскивать тяжеленную птицу на берег. Я внимательно следил за Тимкой, переживая, как бы он не запутался в цепких стеблях буйной подводной растительности.
Наконец, отчаянный пловец подрулил ко мне, я протянул руку, ухватил гуся за шею и попробовал вытянуть его, но птица оказалась настолько тяжелой, что одной рукой я не мог приподнять её. Пока выволакивал добычу на берег, Тимка уже поплыл за следующей.
Второго гуся он обнаружил тоже сразу. Резким движением ухватил его за середину длинной шеи и, игнорируя Колькины призывы плыть коротким путем к нему, двинулся в противоположном направлении – к хозяину. Дичь Тима никогда никому, кроме меня, не отдавал! Все, что падало после выстрела, тут же подбиралось им, иной раз чуть ли не из рук законного владельца, и приносилось мне. И я всячески подбадривал и поощрял пса за такое ревностное отношение к добыче и трогательную заботу об общем семейном котле.
– Дай собаке передохнуть, – кричал на том берегу Николай, также неотрывно наблюдавший за Тимкой. Но Тима в азарте никого и ничего вокруг не замечал и не слышал. Он сосредоточенно греб к месту, где еще оставалась дичь, и пока она плавала на воде, никакие силы не могли удержать его от необходимости исполнения собачьего долга. Так уж была сложена его психика и удивительным образом сформировано сознание или подсознание. Что-либо изменить в этом его устройстве было невозможно.
Достигнув искомого пространства, Тима осмотрелся. На уровне водной глади из-за растительности, торчащей над водой, разглядеть трофей было сложно. Тимке приходилось несколько раз подгребать на месте, чтобы возвыситься над поверхностью, и, в конце концов, он узрел тушку. Подплыл к ней и решительно ухватил за плавающую шею. Было видно, с каким трудом он пытался сдвинуть птицу с места. Он, казалось, поначалу пробуксовывал, пытаясь придать ей поступательное движение, пока, наконец, она не заскользила по воде. Но и после этого ему приходилось прилагать значительные усилия, чтобы подладиться под плавный ход ноши.
Мы все напряженно следили за Тимкиными телодвижениями. Сопереживали за конечный результат. Я уже было начал сетовать: на кой ляд мы грохнули этих мирных животных…
Не доплыв до меня метра два, в самом глубоком месте, Тимка выпустил из пасти гуся, и, не оглядываясь, устремился за последней добычей. Я принялся истошно звать его к себе, но безрезультатно…
Мы вновь устремили взгляды на двигающуюся по водной глади собаку. Время будто замедлило свой ход. Тимкин путь, казалось, измерялся не сотней метров, а несколькими километрами…
Но вот отчаянный охотник доплыл до места и настойчиво пытался отыскать последнюю жертву. Он несколько раз приподнимался над водой вытягивал
