— Какой же он еврей? — с неподдельным удивлением воскликнул дед. — Он наш, родом из Старого Мачкоя. Это все знают. Чего ты несешь, а?
— Ни хрена ты, дед, не знаешь! — прикрикнул я на старика. — Его сюда заслали спецслужбы Турции, чтобы потихонечку ссорить меж собой чеченский народ. Уж мы-то, спецназ, это прекрасно знаем — можешь мне поверить! Я даже знаю, что он родом из села Кусары, жена у него армянка и шестеро детей — дегенератов…
— Чихххо-о-о-о?! — Дед, забыв о нависшей над ним смертельной опасности, вскинулся на дыбы и подскочил ко мне. Еще бы! Зелимхан — что-то типа местного Рембо, народный герой и, судя по слухам, ну очень крутой и навороченный. — Да ты в своем уме, сопляк?! — яростно крикнул дед, потрясая руками. — Какие дегераты?! У него двое детей, сыновья десяти и семнадцати лет! Оба нормальные. Старший вообще — ученик муллы, будет сам муллой! Тебе любой скажет!
— Да пошел ты, дед, — отмахнулся я от старика. — Каждый фээсбэшник знает, что Зелимхан — еврей. Надо же, а! Таких парней жиду отдали…
— Да наш он, наш! — неистовствовал дед, выпучив глаза. — Мне не веришь — у старухи спроси… Эй, Саита! — крикнул старик по-чеченски. — Иди сюда, старая ведьма!
В комнату просочилась кривобокая старуха, повязанная шалью до бровей, и подслеповато уставилась на нас.
— Скажи ему, — взмолился дед, схватив старуху за рукав халата. — Скажи, где родился Зелимхан наш — Ахсалтаков? Сколько у него детей, кто у него жена — скажи!
— Родился в Мачкое, — сообщила бабка, загибая пальцы. — Жена — тоже из Старого Мачкоя, два сына — Аюб и Шамиль, жена — из…
— Говорила уже, — прервал бабку старик. — Видишь! — торжествующе обратился он ко мне. — А ты говоришь! Спроси любого…
— Ага, вы еще ему адрес придумайте для убедительности, — ядовито вставил я. — Еврей он и есть еврей — если бы он был ваш, у него в Старом Мачкое был бы свой дом, а так…
— Есть дом, есть! — воскликнул дед. — И адрес есть! Улица Шамиля, 20 — весь район знает!
— Ага — весь район! — передразнил я и бросил своим:
— Пошли отсюда — с еврейскими пособниками нечего долго разговаривать! — И пообещал деду:
— Ждите теперь зачисток, юдофилы хреновы!
— Сам сходи и посмотри! — не отставал старик. — Улица Шамиля, 20 — тебе любой покажет!
— Вот щас, разогнался, — сказал я, выходя из дома. — Щас все брошу и пойду смотреть, где там твой еврей живет! Покеда…
Быстренько преодолев пять километров, мы вернулись на место нашей лежки. Я дал команду отдыхать и сел обдумать последовательность действий в ближайший час. Пацаны смотрели в землю, и, судя по всему, каждый читал про себя отходную. Все знали, что братанов пойдем выручать во что бы то ни стало, а значит, придется лезть по колено в грязи на оборудованный по всем правилам инженерного искусства укрепленный район, защищаемый двумя сотнями стволов и минно-взрывными заграждениями. Такие штуки обычно проделывают летом, предварительно проведя очень серьезную арт — и авиаподготовку и атакуя превратившийся в саркофаг укрепрайон многочисленными штурмовыми группами, которые оставляют на поле брани кучу костей и плохо поддающееся идентификации мясо…
— Не горюй, пацаны, — подмигнул я ребятишкам, закончив расчеты. — Мы, конечно, пойдем выручать братанов… Но происходить это будет немного не так, как вы себе мыслите…
Спустя пятьдесят минут я шел по одной из главных улиц Старого Мачкоя, сильно прихрамывая и понурив голову. Периодически поднимая взгляд, я пытался сориентироваться по табличкам на стенах домов, выходящих на боковые улочки, и все более проникался мыслью, что напрасно разыграл деда. На всех без исключения табличках, а в некоторых местах прямо на стенах было написано краской разных цветов: «Смерть оккупантам», «Великая Ичкерия», «Свобода или смерть», «Слава Ахсалтакову» и тому подобное.
Ну что ж, можно надеяться, что меня кто-нибудь заметит и отведет прямиком, куда надо. В расчете на этот вариант как раз и был скомпонован мой прикид: на заброшенной ферме я отобрал у пацанов самые драные предметы туалета, имевшиеся в наличии, да вдобавок все это ребятишки добросовестно вымазали в грязи.
Теперь видуха у меня была вполне чмошная и вызывающая при первом же взгляде полное сочувствие: вытертая драная куртка, из-за отсутствия замка застегивающаяся на алюминиевую проволоку, потертые камышовые штаны на три размера больше, чем надо, голубая съеденная молью лыжная шапка и мастерски изрезанные ножом резиновые сапоги с торчавшей из левого дырявого носа портянкой.
Пацаны сказали, что со стороны я смотрюсь очень живописно и запросто могу олицетворять собой картину всеобщего упадка Вооруженных Сил России. Вот только харю надо слегка вымазать в грязи — больно она чистая… И что ж вы думаете? Вымазали-таки, засранцы!
Особенности расположения Старого Мачкоя я знал довольно сносно — ранее изучил в визуальном порядке, но карту-схему села ни разу в глаза не видел, а потому о местонахождении улицы Шамиля не знал. Да и ладно — обойдемся… Ковыляя по широкой улице, я подволакивал правую ногу и зыркал по сторонам — ждал, когда же на меня соизволят обратить внимание.
Я никого не встретил и начал уже опасаться, что пройду село из конца в конец, так и не запечатлев в памяти народной свое посещение этого славного местечка. В принципе все было нормально — в такую погоду мирные люди сидят по домам и наслаждаются уютом, а перемещаться их может заставить лишь крайне неотложное дело. У меня как раз было такое дело, вот потому-то и приходилось двигаться под моросящим дождем по чавкающей грязи и уповать на волю случая…
— Э! Ты чего тут забыл? — раздалось слева из приоткрывшейся калитки.
Ну вот — слава Богу! Я медленно развернулся, припадая на правую ногу, и горестно уставился на вопрошавшего. Так, так… Высокий мужик с усами, упакованный с ног до головы в серый дождевик, судя по свежести лица, не старше тридцати лет, внимательный спокойный взгляд из-под красиво очерченных бровей… Воровато оглянувшись, я подковылял поближе к калитке и сообщил, беспрестанно шмыгая носом:
— Ну, это… Я это — хочу «духам» сдаться… — И затих, скорбно опустив взгляд на свою неказистую обувку.
— Ва!!! Цххх… — отреагировал «дождевик» и после непродолжительной паузы спросил:
— Откуда ты?
— Вон, с заставы, — я кивнул на юго-восток. — Ну, застава 47-го полка… Знаете?
— Знаю, как не знать! — подтвердил «дождевик» и поинтересовался вкрадчиво:
— А зачем сдаться хочешь?
— Дембеля замучили. — Я горестно развел грязнючими руками и опять скорбно зашмыгал носом. — Бьют постоянно, жрать нечего. Даже хлеба нет, говорят, во Владике хлебозавод накрылся. Холодно, вши… Хотел застрелиться, а потом думаю — может, к «духам» попробовать? Ну, вот…
В глубине двора послышался стук закрываемой двери и вслед за этим кто-то, громко откашлявшись, спросил по-чеченски:
— Что там такое?
— Да вот — солдат, — «дождевик» обернулся к кому-то во дворе. — Хочет к нашим в плен. Чудеса, да и только…
— Ну-ка, ну-ка, — из-за спины дождевика высунулась козлобородая харя в очках, вся в морщинах и каких-то ямках — короче, дед чеченский. — Аааа! Ясно. Зачуханный какой-то, — констатировал дед. — Грязный… Скоро война закончится, все они сдадутся и будут камень в горах добывать. Смотри ты! Пачками поперли!
— Ну что вы, дядя, — урезонил деда «дождевик». — Это же единичный случай!
— Поговори мне! — встопорщился дед, грозно сверкнув очками. — Единичный! Скоро все они к нам попросятся — вон, Мовлади говорил, что голод у них…
— Дядя, идите в дом! — досадливо воскликнул «дождевик». — Дождь идет — промокнете!
— Не сахарный, — сердито буркнул дед. — Что с этим делать будем? — Он кивнул в мою сторону.
— Может, пустим его домой, поесть дадим? — высказал предложение «дождевик». — А потом обратно отправим…
— Пустим! — брезгливо буркнул дед. — От него, наверно, воняет? Да и грязный он… Вот что. Отведи-ка его к Зелимхану домой — пусть его ребята с ним возятся.
— А вдруг ребята Зелимхана его пристрелят? — усомнился «дождевик». — Они же «непримиримые», не любят федералов!
— Не пристрелят, — возразил дед. — Они его на кого-нибудь обменяют. А и пристрелят — тебе-то что за дело? Давай, давай — отведи. А я в дом пойду, а то промок уже тут с вами… — И удалился в глубь двора.
— Пошли, я отведу тебя куда надо, — покровительственно обратился ко мне «дождевик» и двинулся по улице, ступая величественно — будто исполнял какую-то страшно значимую миссию.
Я поковылял за ним следом, зыркая по сторонам и поздравляя себя с удачным почином. О том, что «духи» охраняют семью Ахсалтакова, я наверняка не знал — это было лишь предположение.
