– Мама! – на сей раз вмешался шокированный Джим.
Глаза Бет покраснели и наполнились слезами, а рот открылся, но мать на неё даже не смотрела. Джим издал сердитый звук, будто что-то хотел сказать, но Пегги быстро призвала его замолчать, как до этого дочь.
– Тихо! – приказала она ему. – Похоронами распоряжаюсь я, ведь он был моим мужем.
– Он был нашим отцом, – снова обрёл голос Джим.
Пегги прищурилась и продолжила.
– А я была той, что должна была его мыть, когда его тошнило или постель становилась мокрой. Я была той, что в самом конце, когда боль уже стала невыносимой, должна была часами слушать его стоны. Я была той, что держала его за руку и читала вслух, и которая просыпалась ночью, прислушиваясь, дышит ли он. Поэтому именно я буду решать, что произойдёт с ним после смерти.
Она произнесла эту речь на одном дыхании, и под конец её голос стал таким громким, что все вздрогнули. Бет утопала в слезах, а Джим откинулся на спинку стула, явно неспособный что-то возразить.
– Я буду принимать решение, – заявила Пегги намного тише, но несломленным голосом, – поэтому не намерена выбрасывать деньги на пустую оболочку.
– Оболочку? Что это значит? – у Бет снова прорезался голос, который звучал возмущённо.
– Это значит, что он умер, Бет. Его нет. Всё, что от него осталось, так это тело, которое будет гнить в земле и которое сожрут черви! Вот, что это значит! Твоего отца больше нет, осталась только оболочка и больше ничего! И я не намерена раскидываться нашими... моими деньгам! Я не собираюсь тратиться на гламурную упаковку для пира жуков!
С приглушённым криком Бет так резко подскочила со своего стула, что он сдвинулся даже по ковру. Девушка выхватила пригоршню бумажных носовых платков из стопки на моём столе, прижала их к лицу и выскочила из комнаты. После некоторого промедления её брат тоже поднялся, и хотя он, выпрямившись, стоял перед матерью, она на него даже не посмотрела: её взгляд был направлен на руки, крепко сжатые на коленях.
– Я посмотрю, что с ней, – скрипя зубами, пояснил Джим.
Пегги кивнула, и Джим бросил на меня извиняющийся взгляд, необходимости в котором не было, но ему, вероятно, он помог лучше себя чувствовать после несколько странного выступления матери. Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, а я ждала, скажет ли Пегги ещё что-нибудь.
– Он меня покинул, – заявила она безжизненным невыразительным голосом, а когда перевела на меня взгляд, то её глаза казались мёртвыми, как у куклы. – Он меня покинул.
Она не плакала. Полагаю, что слёзы бы ей помогли, но Пегги Джонсон заперла глубоко в себе своё отчаяние и боль. Она долго с дрожью дышала, но выдавила из себя неохотную улыбку, затем выдула воздух и покачала головой так, что волосы рассыпались по плечам. Я только сейчас заметила, что она одного возраста с моей мамой так же, как Рон был ровесником моего отца. Но сейчас, когда я за ней наблюдала, то словно видела перед собой девушку, которой она когда-то была. Девушку, которая влюбилась в молодого Рона и вышла за него замуж, родила ему детей и жила с ним до тех пор, пока он её не покинул.
– Я понимаю, – произнесла я, но слова казались пустыми, хотя и звучали уверенно.
– Нет, я не верю, что ты понимаешь. Быть свидетелем каких-то событий не значит их пережить, Грейс.
– Да, это совершенно не то же самое, но я чувствую вашу потерю, миссис Джонсон. Рон был очень приятным мужчиной. Действительно приятным.
– Да, – она прервалась, её пальцы дрожали на коленях, а на застывшем, как маска, лице губы вытянулись в тонкую бескровную линию, – он был таким.
– Я с удовольствием поменяю планы похорон, если вы хотите. Но... можно мне сделать одно предложение?
– Делай. Это всё, что они делают с тех пор, как он умер: предлагают и несут вздор, – сухой смех вырвался из её горла.
Я медленно кивнула и продолжила.
– Я с удовольствием переделаю заказ, а оставшиеся деньги верну вам. И если вы не хотите книгу соболезнований, значит, её не будет. Но что касается траурных карт... – я на мгновение замолчала, и Пегги посмотрела на меня. – Они задумывались, как воспоминание. Не для вас или для него. Полагаю, что вы потом будете сожалеть, что не предложили их другим людям, которые бы их охотно взяли.
Она приоткрыла рот, и наружу вырвался вздох, а через пару секунд поникли плечи.
– Ну, хорошо. Оставим эти чёртовы траурные карты, раз это было запланировано. А также установление гроба с телом для торжественного прощания, хотя один Бог знает, почему кто-то захочет его увидеть.
– Гроб будет самым лучшим, если мы о нем договоримся, миссис Джонсон. Вы же знаете. И это поможет людям с ним проститься, если они захотят его увидеть в последний раз.
– Мне не поможет. Я хочу помнить его таким, каким он был, пока не заболел. Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы он снова выглядел, как тогда, Грейс? Ты можешь заставить его глаза снова заблестеть? Ты можешь каким-нибудь образом заставить его улыбаться, как он улыбался, прежде чем рассказать мне похабный анекдот? – она снова рассмеялась, но уже менее горько, чем в первый раз.
– Нет, – ответила я и покачала головой.
– Конечно, ты этого не можешь, – заявила мне Пегги, – потому что он мёртв.
Я протянула к ней руки, и она так крепко сжала их, что костяшки пальцев захрустели. Но слезы так и не потекли из её глаз.
– Извините, – прошептала я.
Она кивнула и отпустила руки, и разговор перешёл к тому, как тело должно лежать на катафалке. Мы обсудили богослужение у открытой могилы, кто должен возглавить траурную колонну машин и куда отправить цветы после погребения.
В конце концов, Пегги поднялась. Её глаза до сих пор оставались сухими, но тело не казалось уже таким напряжённым.
– Я отправлюсь в круиз, – сообщила она мне, стоя в дверях. – С этих денег. Рон всегда мне обещал, что мы поедем в круиз, но потом заболел, и нам стало не до этого.
– Думаю, он вас поймёт.
– Он не должен это понимать. Или всё-таки должен? – она пожала плечами, и дверь с грохотом закрылась.
***
Я не стала тотчас же перезванивать Сэму. На самом деле, я даже не была уверена, что хочу это делать. Поэтому пока что лежу, свернувшись клубочком на ненавистном диване с телефоном у уха и фотоальбомом в руках.
– Это Сэм.
Когда я так поверила его голосу?
– Я получила твои сообщения. Все.
– У тебя хорошая секретарша.
– Она руководит моим бюро, – ответила я. – И да, она хороша.
– Брр, – голос Сэма задрожал, будто он затрясся от холода. – Хорошо, что я взял джемпер, а то у меня такое чувство, будто ты меня изрядно обрабатываешь холодом, дорогая.
Я ничего не ответила.
– Проклятье, – произнёс Сэм. – Не сердись на меня, Грейс.
– Почему я должна на тебя сердиться?
– Вот дерьмо, – выругался Сэм. – Когда женщины задают этот вопрос, на самом деле они имеют в виду «Почему я не должна на тебя злиться?».
Я чуть не расхохоталась, но потом разозлилась на себя за то, что ему позвонила, и за то, что дала слабый отпор. Пришлось приглушить смех ладонью, но он гарантированно его услышал.
– Ты хочешь знать, почему я не звонил тебе две недели?
– Нет, не хочу. Совершенно не хочу. Это меня не интересует.
– Ох, Грейс, – прошелестел Сэм. – Не разбивай мне сердце.
Я думала о лице Джека между своих ног. Я думала о том, как Джек касался меня языком и как я приходила к оргазму. Я открыла альбом и дотронулась до фотографии улыбающегося Бена, подумала о сияющих глазах Пегги Джонсон и о её слишком яркой губной помаде.
– Что ты хочешь, Сэм?
Один удар сердца.
– Поговорить с тобой.
Пауза.
– О чём?
– Мне нужна тема?
– Почему ты не звонил мне целых две недели?
Я листала страницы альбома с фотографиями из прошлого.
– Мне нужно было на некоторое время уехать домой. Надо было кое-что уладить.
– Ага. И домой это куда? – мой смех оказался совсем неблагозвучным.
