Адриан Георгиевич снова резко изменил свое мнение и сказал, что нам предстоит длительное путешествие — он принял решение бежать за границу. Вначале отец лелеял мечту перебраться через Финский залив в Скандинавию, однако от затеи пришлось отказаться, так как любого и каждого, кто пытался таким образом покинуть Петроград, расстреливали.
Поэтому вместо того, чтобы уйти на север, мы отправились на юг. Для меня, практически не покидавшей поместье в Гатчине, поездка стала великолепным приключением. Мы были втроем — батюшка, мисс Колтрон, которая стала из гувернантки членом нашей крошечной семьи, и я.
На одном из последних поездов, который покидал столицу империи, подобно Атлантиде, переживавшей крушение, мы сумели попасть в южные провинции. После долгого марша по степям оказались в Симферополе. Отец не питал иллюзий по поводу того, кто победит в схватке «красных» и «белых», и заявил, что предпочтет оказаться как можно дальше от этого безумия — Гражданской войны. Начальные успехи приверженцев монархии сменились постоянными поражениями, и на Крым надвигались войска молодой советской республики, первого в мире пролетарского государства.
Отец, пользуясь старыми связями и обратившись к могущественным знакомым, которых он когда-то представлял в суде, сумел добиться, чтобы наши имена были внесены в число тех счастливцев, что получили место на одном из кораблей, уходивших к портам Европы.
Наконец, когда слухи один ужаснее другого захлестнули город, нам сообщили, что через день мы на бывшем сухогрузе можем покинуть Россию. Вещей при нас было немного — у отца имелся вместительный черный саквояж, в котором находились документы, наличные деньги и остатки драгоценностей, которые он сумел спасти из горящей усадьбы.
Тем летним днем (кажется, то был четверг) мы втроем двинулись из квартиры, которую снимали у вдовы коллежского асессора, к порту, где нас ожидал спасительный пароход. Все улицы и подъезды к порту были запружены колясками, экипажами и телегами. Сотни и тысячи людей, желавших спастись от большевиков, стекались к порту — но только немногие имели возможность взойти на борт одного из кораблей.
Пароход, на котором нам предстояло плыть, штурмовали людские массы. Одновременно с этим шла погрузка чемоданов и прочей поклажи. Проталкиваясь сквозь толпу кричащих и возбужденных соотечественников, мы подбирались к трапу. Внезапно до меня донесся истерический голос:
— Пропустите меня! Иначе я начну стрелять! У меня имеется семизарядный револьвер!
Послышались восклицания. Моим глазам предстала страшная картина — бледный господин в растрепанном грязном сюртуке, в котелке набекрень и с саквояжем под мышкой, размахивал правой рукой, в которой было зажато оружие. Он хотел таким образом заполучить место на пароходе.
Кто-то из мужчин попросту ударил его по спине, а другой вырвал револьвер и швырнул с пирса в воду.
— Тоже мне, террорист-революционер, щучий сын! — раздался злой голос. — Спихните его в море. Может, освежится и немного придет в себя. Мы все хотим убраться отсюда, пока еще имеется возможность!
Человек в котелке зарыдал, призывая сжалиться над ним и пропустить, но его никто не слушал. Тогда он раскрыл саквояж, вытащил оттуда еще один револьвер — крошечный, видимо, дамский — и недолго думая стал палить в толпу.
Отец заслонил меня собой, мисс Колтрон прижала меня к себе и пробормотала:
— Все будет хорошо, моя милая девочка. Господи, и когда же мы окажемся в благословенной Британии?
Толпа расступилась, безумец, выкрикивая несвязные фразы, тыкал револьвером и стрелял. Наконец оружие безвредно щелкнуло — закончились патроны.
Я подумала, что кошмар прошел, но ошиблась. Мой отец находился около трапа и, повернувшись к нам (мы с мисс Колтрон были оттеснены толпой), манил к себе, давая понять, что мы можем подняться на борт парохода.
Вдруг раздался протяжный крик, кто-то в толпе ткнул пальцем в небо, и все, как по команде, задрали головы. Гигантская сеть, в которой находились бочки, опасно раскачивалась и внезапно поехала вниз, прямо на то место, где в числе прочих находился и мой батюшка.
Я завопила, пытаясь рвануться к отцу, но мисс Колтрон удержала меня. Бочки, подобно бомбам, бабахнулись на пирс, и я стала свидетельницей того, как погиб мой отец.
А вслед за тем вниз полетел человек, который, как выяснилось позднее, был грузчиком, отвечавшим за подъем на пароход бочек. Он был смертельно ранен в шею последним выстрелом безумца в котелке, палившим без разбора в толпу и в небо. Его падение длилось всего лишь секунду, но ее хватило, чтобы я увидела лицо грузчика: волнистая рыжая борода, гнилые зубы, выпученные глаза. Вот оно, видение, которое почти каждый день нарушало мой покой! И оно, в самом деле, означало смерть — когда бочки оттащили, то все надежды пошли прахом — в числе семи человек, нашедших под ними смерть, был и мой отец, Адриан Георгиевич Мельников.
Но даже и эта небывалая трагедия не сделала людей человечнее. У papa находились все документы и деньги, а также разрешения, по предъявлению коих мы могли подняться на борт. Однако нам не позволили получить вещи. А как иначе мы могли доказать, что я — его дочь, а мисс Колтрон — моя гувернантка?
Пароход отдал швартовы без нас, на его борт мы так и не попали. Я видела, как отчаявшиеся люди бросались в воду, когда он отошел от причала, думая, что их втащат на борт. Они ошибались — их судьба никого не заботила, и почти все они утонули или погибли под винтом металлического монстра.
Нам не оставалось ничего иного, как задержаться в порту, чтобы попытаться заполучить места на другом пароходе. Самое ужасное, что у нас не имелось денег (саквояж, который находился у отца, бесследно исчез), а значит, наши шансы спастись были смехотворны.
Две ночи и три дня мы оставались в порту, но так и не попали в число счастливых пассажиров. Мисс Колтрон была на грани отчаяния, однако не бросала меня, а я постоянно держалась за ее руку, понимая, что она — единственный человек на Земле, которому я дорога. Мы были до такой степени возбуждены и утомлены, что я еще не могла полностью осмыслить смерть батюшки.
Измятые, голодные, потерявшие надежду, мы покинули порт и пешком направились к нашей бывшей квартире, надеясь, что хозяйка смилостивится над нами и хотя бы бесплатно накормит. Но той уже и след простыл — видимо, она тоже бежала из города, напуганная вестью о быстром и победоносном марше пролетарской армии.
Отыскав засохшие булки и старые пряники в буфете, а также домашние закрутки в подвале, мы устроили себе пир, по сравнению с коим померкли бы и празднества гурмана Лукулла. И все же мы не могли оставаться далее в городе, ибо «красные», рисовавшиеся в воображении почти всех свирепыми и беспощадными чудовищами, приближались. Прошел слух, который вскоре подтвердился, что союзники планируют в течение двух дней покинуть Крым, а это значило, что вместе с ними уйдут и последние пароходы, на которых можно попасть в Европу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
