– Ты что будешь, мама? Я собираюсь попробовать салат из крабов.
– Салат из крабов! Да где это слыхано? В нем же никакой питательности. А помнишь, Тони, как ты любил цыплят?
Тони прекрасно помнил жирные пятна от жареных цыплят, наляпанные по всей кухне. Цыплята были тогда самой доступной едой в семье. Мальчик их ненавидел.
– Отлично, мама. Я возьму себе цыплят. А тебе что заказать?
Ее темные глаза тупо уставились в меню.
– Я, пожалуй, попробую гамбургер. И почему, Тони, ты не хочешь позволить мне навести порядок в твоей новой квартире?
Обустройство нового жилища сына было ее идефикс.
– Там только что закончен ремонт. Краска еще не высохла! – молниеносно парировал Тони. Он все еще никак не мог понять, отчего эта женщина, не разменявшая еще шестой десяток, но выглядевшая на двадцать лет старше, любое удовольствие превращала в пытку для окружающих и в первую очередь для сына.
– А почему ты сам не занялся ремонтом? – Она подняла глаза от меню. – Так высоко вознесся, что не хочешь даже и собственные стены покрасить? – Она схватила меню и размахивала им перед носом сына. Тони поднял руку, словно защищаясь от удара. – Ты всегда был лентяем! Тебе лишь бы валяться и ничего не делать!
Наконец она угомонилась, и, до того момента как принесли заказанные блюда, за столом воцарилась тишина. После ухода официанта мать Тони подозрительно тыкнула вилкой в гамбургер.
– Мясо сырое!
– Это континентальный стиль, мама! Гамбургер недожарен.
Тони почувствовал приступ дурноты, а голос матери, между тем, становился все громче. И она говорила, говорила без умолку… Это тоже напоминало ему трапезы детства. Мать всегда жаловалась, что отец опаздывает, а тот в свою очередь ругал ее стряпню. Голоса переходили на крик, потом начинался визг, и кончалось все тем, что тарелки с обедом швырялись об стену. Семья сходилась вместе только за едой, и, кажется, оба – и мать и отец – спешили воспользоваться предоставленной возможностью и палили друг в друга из всех орудий.
– Мама, нельзя немного потише? – взмолился Тони.
– Так-то ты разговариваешь с матерью!
– Мама, я только хотел доставить тебе удовольствие.
– Не перебивай меня, а то пожалеешь, что на свет родился!
Тони стало дурно. Он вдруг вновь ощутил себя маленьким мальчиком, беззащитным перед приступами ярости собственной матери, ее садистским желанием мучить ребенка только потому, что на нем лежит неискупимая вина детства. Каждый день маленький Тони слышал этот визгливый голос и в ужасе убегал из дома, если только мать не находила какой-нибудь, пусть даже самый ничтожный предлог, чтобы задать ему трепку.
Открыв дверь в квартиру, Тони аккуратно опустил сумку с мамашиной стряпней в люк мусоропровода. Потом включил видео и лег на кровать, рядом с которой на тумбочке, стояла фотография Джуди в серебряной рамке. «Скажите пожалуйста! Если я никуда ее не приглашаю, значит, я ею пренебрегаю. Если приглашаю – швыряю деньги на ветер!»
– Интересно, Спирос когда-нибудь уймется? – проговорила Лили, доставая из очередной корзины с орхидеями бриллиантовый браслет, и швырнула его на софу. – Если бы я носила все его браслеты, они бы мне уже достали до локтя.
– Везет же некоторым, правда, Марк? – усмехнулась Джуди, поднимая браслет и примеривая его на свое маленькое запястье.
Марк, не отрывая глаз от огня в камине, пожал плечами:
– Одна такая побрякушка могла бы в течение нескольких лет кормить целую африканскую деревню.
– Только, пожалуйста, не читай нравоучений, – раздраженно прервала его Лили. Она взяла у Джуди браслет и кинула Марку. – Пожалуйста, можешь отдать его африканцам! Мне он не нужен. Я же знаю, что это не подарок, а взятка. Спирос предполагает, что, получив такую корзину, человек тут же должен вскинуть лапки кверху и забыться в приступе благодарности. Эти браслеты он дюжинами заказывает у Картье. Для него они меновый товар.
– Как бусы и зеркальца, на которые конкистадоры выменивали золото ацтеков? – усмехнулась Джуди.
– Вот именно! – Лицо Лили казалось еще более выразительным из-за грима: все утро она пыталась скопировать грим Мистингетт. Фотография знаменитой певицы все еще лежала на туалетном столике рядом с зеркалом.
– Ты бы лучше умылась, а то опоздаешь на концерт, – заметила Джуди.
– Действительно. – Лили встала и отправилась в ванную.
– Тебе еще понадобится косметика? – прокричала вслед Джуди, намекая, что неплохо было бы все это убрать из гостиной.
– Она страшно неряшлива, – заметил Марк. – Видела бы ты, во что она превратила мою квартиру.
– Я не обращаю на это внимания. Порядок-беспорядок… Какая, в конце концов, разница? Лили захотела переехать ко мне, чтобы наши с ней отношения могли укрепиться. – Она легко коснулась длинных загорелых пальцев Марка. Тот тихо отодвинул руку.
– Том сказал мне, что, поселив Лили в своей квартире, ты играешь с огнем. Сенатор Рускингтон может использовать это против тебя.
Джуди задумчиво ворошила кочергой угли в камине.
– Но, общаясь в гостиничных номерах и за ресторанными столиками, мы так никогда и не узнаем друг друга.
Дверь открылась, и в комнату вошла Лили – великолепная в своем темно-зеленом шелковом мини-платье. И тут же вся гостиная наполнилась ароматом духов.
– Ну, я пошла!
Больше всего на свете Марк хотел бы сейчас тоже встать и уйти, но не решался: Джуди могла воспринять его уход как нежелание быть с ней. И в то же время Марк прекрасно понимал, что, если он сейчас останется, выяснения отношений не избежать, и тогда все, с таким трудом загнанное им внутрь, выплеснется наружу. «Вот мы сидим здесь, потягивая коктейль, – думал он, – а часовой механизм подложенной под наши отношения бомбы уже работает». Он вдохнул запах духов Лили и, сам того не желая, представил себе, как капли стекали вниз с ее золотистой кожи, когда она выходила из ванной.
Лили закрыла за собой входную дверь и повесила на плечики зеленое замшевое пальто. Они еще не ложились; из комнаты раздавались голоса.
– Но почему, Марк? Почему в течение вот уже четырех часов ты пытаешься убедить меня выдворить Лили из этой квартиры?
– Ради Христа, Джуди! Неужели ты не понимаешь? И вдруг Джуди действительно все поняла.
– Ну конечно! Как я была слепа! Ты ведь влюблен в нее, правда, Марк? Я просто ослепла!
– Я не хотел причинить тебе боль.
– Однако же причинил, дорогой. – Она сверкнула глазами в сторону Марка. – Мужчины всегда говорят, что не хотят причинить боль, перед тем как нанести женщине смертельный удар.
– Но я бы не хотел также обидеть Лили. Она доверяет мне. Я не собираюсь портить ни ее жизнь, ни твою жизнь, ни твою жизнь с Лили, ни мою собственную. – Он старался говорить тихо. – Для Лили я единственный мужчина, который не пытается залезть к ней в постель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
