а какая помощь для художника!
— Господин…? — Маду, наконец замечает меня и вскакивает, вопросительно заглядывая в мои глаза.
— Сиди уже! — недовольно ворчу я на этого Ваньку — встаньку.
Вот от чего невозможно отучить его пока, так это от манеры вскакивать при каждом моем появлении. А на «господина» я уже просто махнул рукой. Девицы мои тоже иначе, как «господин», ко мне не обращаются, и искренне не понимают, чем я недоволен. Да, я и сам толком не могу объяснить причину этого своего недовольства — ведь по идее именно так они и обязаны обращаться к мало знакомому взрослому мужчине, внезапно ставшему их опекуном. Все вроде так, но… почему-то не отпускает меня странное чувство дежавю, все кажется, что я уже видел когда-то это в кино. И пусть по нашим следам не мчится Абдулла со своей бандой басмачей, но Суховым я себя сейчас частенько ощущаю.
Характеры девушек с каждым днем вырисовываются все ярче. Юная Зэма, например, по характеру вылитая Гюльчатай — наивная, доверчивая и послушная. Узнав, что это я заставил отца вернуть драгоценности ее покойной матери, упала мне в ноги, обливаясь слезами благодарности. Еле успокоили ее. Удивительно, но к остальному своему приданому Зэма отнеслась гораздо равнодушнее. К Залике она льнет как к старшей сестре, Манифу немного сторонится, и есть за что — та решила покомандовать над подругами по несчастью и над бедным Маду. Пришлось сразу объяснить египтянке, что прислуживать ей никто здесь не будет, и уж тем более мой личный художник. Да, пока он еще раб, но раб очень ценный, и главное — ей он не принадлежит, а значит, и помыкать она им не в праве. Не может обойтись без прислуги — пусть наймет ее, но деньги возьмет из своего приданого.
А вообще Манифа показала себя настоящей дочерью купца — пока она тщательно не пересмотрела содержание доставленных из дома сундуков, и не пересчитала монеты в резном ларце, слуг отца не отпустила. Даже интересно, что бы она устроила, если чего — нибудь не досчиталась. Поняв, что гнобить и унижать ее никто не собирается, шустрая египтянка быстро воспряла духом и вечерами засыпала меня вопросами: а какой у меня дом в Риме, а кто им управляет? А сколько у меня рабов? А есть ли у меня невеста и не собираюсь ли я жениться в ближайшее время? Ну, очень любознательная барышня…! Только непонятно, какое ей до всего этого дело, если в Кирене ее ждет жених, а в Рим никто собственно и не приглашал?
— Манифа — усмехаюсь я — жизнь любого римского легионера всецело находится в руках императора, особенно если этот легионер из рода Юлиев. Жениться и вернуться домой я смогу не раньше, чем лет через десять — когда отслужу в легионе весь положенный срок. А до этого счастливого момента мой дом — казарма, моя семья — контуберний, и вам тоже придется следовать за мной, куда бы я не отправился по службе.
— Но господин, ты же сам говорил, что отправляешься в Рим?
— Пока в Рим. А потом куда прикажет император Тиберий. Вполне возможно, что придется вернуться в Палестину и жить в Кесарии, но есть шансы, что нас пошлют на новое место службы в качестве личной охраны префекта Пилата. Кто знает…
На лице девушки легко читается разочарование — видимо, она себя уже на римской вилле представила. Только, в каком статусе, позвольте спросить?
А вот у Залики вопросы гораздо интереснее и умнее. Ее больше занимают основы новой, неизвестной ей религии, и она внимательно прислушивается к беседам, которые я часто веду с легионерами, а потом смело уточняет то, что было ей непонятно.
— Господин, могу я спросить?
— Спрашивай.
— А почему у твоего Бога нет жены? Ведь она должна быть у каждого мужчины, даже если он могущественный бог. У нашего Осириса она есть, и у греческого Зевса, и у римского Юпитера…
— Наверное, потому, Залика, что Бог один, а все остальные лишь его создания, и нет среди них женщины равной ему. Такова участь Создателя.
— А почему его архангелы не женаты?
— Потому что они воины. Легионеры Рима ведь тоже не женаты.
— Это плохо… — Залика задумчиво чертит пальчиком узоры по палубе и размышляет вполголоса — ты говорил, что архангелы бессмертны, но легионеры-то в любой момент могут умереть, и тогда они не оставят после себя потомства. Неужели императору не нужны новые солдаты? Всем же известно, что лучшие воины получаются как раз из сыновей воинов — это всегда самые крепкие и здоровые мужчины.
Хороший вопрос задала девчонка. Умненькая она. Я ведь и сам об этом часто думаю в последнее время. Многие легионеры действительно погибают, не оставив после себя потомства. Римляне гибнут, а на смену им приходят дети рабов и варваров. Выжившие солдаты обзаводятся потомством, когда им уже за сорок, и теряется целое поколение, которое могло бы прийти на смену своим отцам и пополнить легионы. Почему же Август не понимал этого? А если понимал, то почему не исправил? Траян ведь спохватится и отменит запрет на браки солдат, но переломный момент будет уже пропущен — римские граждане к тому времени практически перестанут служить в армии.
К решению своего отца Залика отнеслась спокойно, видимо расценив мое опекунство как не самый худший для себя вариант. Осторожно поинтересовалась, куда я их повезу, и в качестве кого? Мой ответ, что в качестве сестер, ее окончательно успокоил. Ну, а что? В отцы я им действительно не гожусь, если только в братья.
Девушка внимательно присматривалась к тому, что их теперь окружает, иногда замирая и обдумывая непонятные ей моменты. В иерархии среди римлян она разобралась быстро, Галерия и Сенеку сразу выделила, но старалась с ними не сталкиваться. Стоило Луцию подойти ко мне, как Залика тут же тихо исчезала. А вот среди легионеров различий она не делала, ко всем относилась ровно и в отличие от Манифы глазки никому исподтишка не строила. Как будто сразу поняла, что центурия Лонгина — это крепкий мужской коллектив, спаянный не только службой, но и единой верой в Христа.
Правда, безграничное уважение ко мне, не мешало нашим парням подшучивать над сложившейся ситуацией.
— Эй,
