– Скорее всего, не принесёт ей никакого вреда.
– Тогда пусть разбираются сами. – И Лёнчик с довольно ухмылкой откинулся на спинку деревянного стула, который опасно-протестующе заскрипел, чем заставил очкастого вновь сесть «по стойке смирно».
– Они бы разобрались, – продолжала меж тем Рита, – если бы сюрпризы не подкладывали сюрпризы.
Все присутствующие сверхозадаченно помотали головами.
– Ничего не понимаю, – выразил общее чувство рослый пузатый Денисыч. – Как конфеты с предсказаниями, вкладышами и подарками могут кому-нибудь помешать?
– Представь себе, могут, – огорошила Рита. А потом прибавила – как будто молотом по наковальне: – Тем более что это вовсе не конфеты с вкладышами.
Тут я понял, что настало время вмешаться: не зря же занимаю негласный пост главного активиста, после Риты, разумеется.
– Сколько помню, где-то месяц назад правительство выступило с предложением разрядить напряжённость в местах Бывшей Аномалии стандартным способом: расставить автоматы с газировкой и сладостями, информационные экраны, которые каждого убедят в том, что Аномалия возникла случайно и никому не навредила… Лотки с научно-популярными книжками туда перенесли, и так далее.
– Всё верно. – Рита, как она одна умела, кивнула веско и безапелляционно. – Но уже на следующий день вместо устройств, призванных успокоить народ, везде стояли автоматы с сюрпризами. Везде.
На минуту помещение заволокла тишина, глубокая, словно впадина, и вязкая, точно мазут.
– Я ещё ни разу не видел этих самых автоматов, – решился нарушить безмолвие чересчур инициативный, на мой взгляд, Лёнчик.
– Тогда вы с Беловым прогуляетесь к ближайшему. Он стоит на углу, в квартале отсюда, у дома номер 17.
Евгений Белов – это я.
Что ж, немедленно стало понятно, задание не переложить на другого: слишком уж уверенным был взгляд Риты, увереннее обычного, а значит, кроме груза ответственности придётся тащить с собой громоздкую фотокамеру, чтобы не упустить ни одной по-настоящему важной детали. И ещё лучше умолчать о моём недавнем сне… к тому же разговоры о недавней Аномалии по-прежнему не сходят с языков соплеменников-землян.
– Я бы тоже прогулялась, – беззаботно предложила свои услуги симпатичная, худая и не очень умная Виола.
– Прогуляйся-прогуляйся, – разрешила Рита и последующим вздохом изобразила всю мировую печаль, накатившую на неё в последние дни.
Я хотел спросить, откуда она узнала об автоматах, однако к тому моменту собрание закончилось. Впрочем, Рита всегда слыла очень информированной.
«Дом № 17, на углу, в квартале отсюда» располагался на Краснокаменной улице. У неё было всего две достопримечательности: собственно красный камень, завезённый из Франции три столетия назад в обмен на полюбившуюся иностранцам русскую выпечку, и почти не редеющая к вечеру толпа людей, которую собирали здесь шесть выходов из одноимённой станции метро.
Но вот появилось третье чудо, достойное внимания, – машина-автомат на высокой металлической ножке и с непрозрачным кубом в виде набалдашника; устройство чем-то напоминало пришедшие с Запада аппараты для продажи снеков, печенья, шоколадных батончиков и прочего в том же репертуаре. Самое заметное в атомате, привлекавшем внимание максимального числа людей, – это полнейшее отсутствие отверстий, как видимых, так и закрытых. Куда кидать монетки или вставлять купюры? Откуда выскочит / выпадет / вылезет сюрприз? И что за смысл, какая радость – пытаться понять функции неведомого механизма? Прежде чем мы ушли на «разведку», Рита пояснила: из-за странностей конструкции, а также того, что предугадать, где возникнет очередной автомат, никому не удаётся, эти столбы с навершиями и называли «машинами с сюрпризами».
– Сюрприз есть – доступа нет, – озвучил одну на троих мысль Лёнчик.
Я обошёл автомат по кругу: сначала слева, потом справа, – постучал по голове-кубу, пнул ножку, но ничего не добился, если не считать в высшей степени заинтересованных взглядов прохожих и зевак. Кто-то останавливался вблизи, чтобы поглазеть; другие давали советы, рождая споры; третьи молча наблюдали минуту-две, а потом уходили по делам; четвёртые подталкивали и подзуживали пятых, которые вели себя по-разному.
Сняв с плеча устаревшую, но более надёжную, чем современные, фотокамеру с подставкой, я разложил её, поставил, настроил и сделал около десятка разноплановых кадров. Просмотрел получившееся – автомат-с-сюрпризом в лучшем виде… и, как прежде, непонятный по назначению. Я опять сложил и взвалил на плечо фотоаппарат проверенной временем модели.
– Ты пас? – вдруг уточнил Лёнчик, любитель азартных игр, правда, не больно-то везучий.
Он подразумевал мои догадки относительно автомата. Озадаченно и расстроенно пожав плечами, я сказал:
– По-моему, эта фиговина не работает. А следовательно, как компетентный акционер АЗП, заявляю: опасности для природы штуковина не представляет…
– А вредные компоненты? – перебил не менее вредный Лёнчик. – А излучение? А ещё что?
Пока мы беседовали, Виола успела применить и убрать обратно в карман плаща портативный счётик Гейгера.
– Возможность радиоактивного заражения отсутствует, – оповестила она.
– Вот видишь, – поддакнул я, однако с неким неясным сомнением внутри.
Лёнчик тем временем обошёл автомат кругом, проделав ровно те же телодвижения, что я минут пять назад, и, разумеется, получил аналогичный итог – никакой.
Виола с до крайности задумчивым видом, подперев щёку, взирала на странную машину, когда-то из окружившего нас столпотворения, насчитывавшего, по скромным меркам, население небольшого города, вдруг выкрикнул: «А Аладдин бы эту хреновину потёр!» Сразу же, ясное дело, раздался смех, разговорчики, перешёптывания, что, однако, ничуть не изменило атмосферы заинтересованной напряжённости.
Итак, во фразе явно сквозила двусмысленность, но Виола не принадлежала к тому подвиду людей, которым способен помешать грубый намёк. Насмешливые, удивлённые и любопытные взгляды сопровождали девушку, когда она подходила вплотную к автомату-с-сюрпризами, клала руку на ближайшую к ней сторону куба и пару раз проводила, будто бы действительно из металлических внутренностей мог вылететь джинн.
Но нет, джинн не вылетел – не произошло, по сути, вещи ни поразительной, ни выбивающейся из привычного ряда, если только не принимать в расчёт, что внизу куба, в совершенно гладкой плоскости, раскрылась прямоугольная прорезь. Из неё выпал, спикировав на асфальт, блестящий предмет, и прорезь затянулась столь же внезапным и непонятным образом, каким открылась.
Больше никто не смеялся и даже не улыбался. А Виола присела на корточки, подняла упавший предмет и, повертев в руках, рассмотрев хорошенько под всеобщую тишину, известила:
– Похоже на фольгу, но прочнее, и материал более блёклый. Одна сторона пуста. На другой выбиты буквы кириллицы и арабские цифры.
– Это адрес, – неестественно тихо произнёс Лёнчик.
Да, на блестящей пластиночке действительно значился чей-то адрес, вот только расспросы присутствующих ни к чему не привели: никто понятия не имел об улице Китаур.
– Какое-то нездешнее название, – переговаривались люди.
– Да уж, странноватое.
– Ага, мягко выражаясь.
– Никогда не слышала о таком. А это точно у нас?
– А где? В другой реальности? Ха-ха-ха!
Однако самое поразительное выяснилось, когда пересуды приутихли и мне наконец удалось связаться с Ритой по фону.
– Алло, Рит, слышала когда-нибудь об улице Китаур?
– И ты по этому поводу звонишь?
– Ну да…
– Ох!.. Включи навигатор. Хотя не помнить улицы, расположенной трёх-четырёх кварталах от АЗП…
Она немного поцокала в трубку и отключилась. А я перешёл в режим «Навигатор» и, забив написанный на «фольге» адрес, под общий оглушительный вздох обнаружил в шести автобусных остановках от штаб-квартиры Защитников улицу с неместным названием Китаур. Улицу, которой, готов поклясться, там никогда не было!..
Пока мы на автобусе, а после на маршрутке добирались до места назначения, я слушал в наушниках новости. Журналисты успели не просто, что называется, пронюхать о случившемся, но и по мере сил рассказать о нём обывателям. В частности, на «Драйв-радио», которое обычно у меня играло, прервали программу, посвящённую электронной музыке, и пустили получасовые новости. Весь выпуск был посвящён теме автоматов-с-сюрпризами.
– …Никто не знает, откуда они появляются. Никому не известно, для чего они нужны, – мистическим полушёпотом вещал диктор. – Только меньше часа назад мы получили сообщение о том, что на Вересковой площади, возле Дома Культуры им. Салтыкова-Щедрина, на глазах у изумлённой публики автомат «выбросил» на тротуар записку. Попытки расшифровать содержание пока не увенчались успехом, а сам автомат исчез с места событий, будто бы его там никогда не находилось…
