— Ты хочешь сказать, Шет, что у меня до всего пока руки не доходят? — с веселой улыбкой спросил иудея Кир.
Замечу, что уже давно не доводилось слышать его раскатистого, громоподобного смеха.
Иудей смутился.
— Я хочу сказать, царь,— проговорил он, потупившись,— что иудеи верят: настанет день, когда всемогущий Господь отдаст тебе Вавилон вместе с Харраном. Тогда Харран будет нелегко и приметить. Мы прикладываем всевозможные усилия.
— Вот уж до Вавилона у меня руки пока не доходят, это верно,— усмехнулся Кир,— Так что можно ждать от спартанцев и кто они такие? Ответь, Кратон.
— Гордые, высокомерные. Небогатые. И не любят богатства.
— Хорошо,— кивнул царь.— Значит, они ближе к нам чем к Крезу. Продолжай.
— Очень целеустремленные и упрямые, если чего захотят,— добавил я, сомневаясь, однако, в заключении Кира.— Отличные воины, но немногочисленны и потому в далекий поход не пойдут.
— Чем может Крез завлечь их в «далекий поход»? — задал точный вопрос Кир.
— Вероятно, только тем, что надумает присоединить свою Лидию к Спарте.
— Как это Крезу еще не пришло в голову спросить об этом эллинских предсказателей! — поддержал меня Шет.
— К тому же спартанцы воюют с аргосцами за одну из областей,— добавил я.— Думаю, им пока хватает своих хлопот.
— Значит, Крез посылает богатые дары другим царям и просит их о поддержке, но знает наперед, что будет довольствоваться только собственным войском,— проговорил Кир.
— Думаю, брат, что он хочет напугать тебя раньше, чем сам начнет войну,— высказал свое мнение Гистасп.
— Я хочу понять, что думает он сам,— сказал Кир.— В случае поражения он потеряет гораздо больше, чем приобретет, если победит все мое войско. Он немолод и кажется осторожным. Он пятый в роду последних правителей Лидии, а когда-то эллинский оракул предрек, что на пятого правителя из его рода падет гнев богов. Об этом мне рассказывал Астиаг. Кому, как не эллинским оракулам, верит Крез... По всему видно, он идет наперекор своему страху.
И вправду, Пифия некогда предсказала, что на пятого потомка лидийца Гигеса, который вероломно отнял власть прежнего царя Кандавла и умертвил его, падет законное возмездие. Пятым и был нынешний царь Крез, правивший страной уже более четырнадцати лет.
— Я бы много отдал за то, чтобы поговорить с Крезом, как говорю теперь с вами,— добавил Кир.
На некоторое время воцарилось молчание. Все обдумывали слова Кира.
— Может быть, именно древнее предсказание теперь и заставляет Креза задабривать Пифию, а заодно и богов богатыми дарами и своим послушанием,— предположил я, осмелившись первым подать голос.— А благоприятные предсказания о грядущей войне и успех в ней — все это могло бы свидетельствовать об отмене старого приговора.
— Эллин думает о Судьбе,— задумчиво произнес Кир,— Но Крез все же не эллин. Жаль, что нельзя с ним сейчас поговорить. Я приглашу Креза в гости, а если он побоится приехать, то сам поеду к нему.
Даже у хитроумного иудея Шета от удивления приподнялись брови.
— Только этого и ждет Астиаг,— себе под нос пробормотал Гистасп,— Крез не Гобрий Эламский. Правители такой силы, какую имеет он, ходят в гости только с большим войском, гостят подолгу и о ч е н ь обременяют хозяев... Твое приглашение он воспримет как признак слабости и двинется не в Каппадокию, а прямо на Эктабан. Идти же к нему без войска — это, брат, предел всякой опрометчивости. Ты наверняка потеряешь многое... потеряешь куда больше, чем имел раньше... в горах Персиды.
Кир слушал своего брата очень внимательно и без всякого недовольства.
— Губару и Гарпаг молчат. Значит, думают так же, как мой очень благоразумный брат,— заметил он.
— Славный и многомудрый Гистасп сказал гораздо больше, чем мне даже пришло в голову,— сказал Губару; он уже перенял от мидян всякие приемы обхождения с высоким повелителем,— Сейчас показывать мидянам спину нельзя.
— Время такое, что великому царю не стоит покидать свой город, как простому охотнику,— поддержал его престарелый Гарпаг.
Только на одного Гарпага Кир и бросил сердитый взгляд хотя, казалось, престарелый военачальник выразился мягче всех остальных.
Тогда попросил слово иудей Шет.
— Позволю себе допустить,— начал он,— что две страны, два великих царства находятся как бы в равном положении. Война между ними по определенным причинам неизбежна. Однако обе стороны находятся при этом в некотором затруднении. Начинать ли первой, дабы упредить вероломство врага и избежать излишних разрушений в своих пределах? Или же самой дождаться вероломного нападения и тогда уж воззвать к небесам о справедливости и смело выступить навстречу противнику. При этом известно, что одна сторона полагается на предсказания, высказанные некими духами через неких мало кому известных людей. Другая же сторона поступает согласно с волей небес. Я предлагаю рассудить, какое из предсказаний, данных Крезу оракулом, в конечном итоге обойдется славному царю Киру дешевле. Крез желает начать войну, в этом уже нельзя сомневаться, но при этом желает развеять свои опасения. Возможно, что всемогущий Бог отдает Лидию в руки славному царю Киру. Как Господь волен это сделать, смертные знать не могут. Пути Господни неисповедимы. Даже демонские оракулы находятся в Его власти. Однако мы можем решить, сколько времени нужно для того, чтобы подготовить войско к войне с Крезом. Нет сомнения и в том, что время и золото хотя бы отчасти находятся в нашей власти.
— Ты хочешь сказать, Шет, что эллинская Судьба может вдруг заговорить с Крезом на иудейском наречии? — с улыбкой вопросил Кир.
— Царь! Можно не беспокоиться. Наш народ всегда славился умелыми переводчиками с одного языка на другой,— почувствовав поддержку, гордо отвечал Шет.
— Тогда слушайте! — повелел Кир, приняв величественный вид.— Я, Кир Ахеменид, царь, не желаю войны с Крезом. Если ему не терпится начать войну, то это его беда. Если он верит оракулам, тогда это его Судьба. А если бы в моей власти было приказывать оракулам, то я приказал бы дать Крезу предсказание, которое предоставило бы ему такой выбор, какого он раньше никогда не имел... Если и в этом случае он выберет войну, тогда я двинусь ему навстречу с легким сердцем... и хотя бы с самым небольшим войском.
Мысленно я вдруг увидел игральные кости, подскакивающие от падения на плоский камень.
— Ты хотел что-то сказать, эллин Кратон? — вопросил меня Кир, обведя всех властным взглядом.
В самом деле, еще несколько мгновений назад я с нетерпением ожидал очереди, чтобы высказать свои соображения. Уж если от этого Креза одни беспокойства и хлопоты, думал я, то почему бы ему вдруг не умереть и тем самым облегчить положение всех — и врагов и союзников. Царь Лидии был уже немолод, и всякое могло случиться: падение, кровоизлияние, внезапное ночное удушье. Наконец, просто укус ядовитой змеи, ненароком заползшей к нему во дворец. Обращаться по этому поводу к Скамандру не стоило. Вероятно, возник бы первый случай отказа. Лидия всегда висела над Милетом подобно снежной лавине. Сам Скамандр приложил большие труды к тому, чтобы укрепить склон. Крез, преклонявшийся перед мудростью эллинов, слишком устраивал и его самого, и всю Ионию, и всю Элладу. Но еще жил на свете один Болотный Кот, преданный своим коварным хозяином и посланный им на заклание. И этот Болотный Кот не отказался бы от маленькой мести. Тем более — пока сам не состарился и не потерял хватки и чутья.
Такими мыслями я хотел было поделиться с царем, однако, услышав про последний выбор, которым Кир хотел одарить Креза, сразу выбросил из головы, как мусор из дома, все коварные замыслы. Царь Кир желал честной игры.
— Мне уже нечего сказать,— признался я,— Видят боги, царь, что твое великодушие — самая благоприятная жертва и самый лучший оракул.
— И ты, эллин, тоже успел научиться мидийскому красноречию,— усмехнулся Кир.
Через три месяца Крез получил из Дельф удивительное предсказание, которое гласило:
«Если царь Лидии начнет войну с царем на востоке, то сокрушит великое царство».
Спустя еще три месяца царь Лидии Крез двинулся на Каппадокию, подвластную Мидии, перешел реку Галис и стал разорять земли, города и селения сирийцев.
Даже прямодушному Губару была очевидна двусмысленность предсказания. О каком царстве речь?
Выходило, что сам Крез не считал свое царство «великим». Тогда я впервые подумал, что человек, слишком надеющийся на чужие оракулы, невольно принижает свое собственное достоинство.
Так или иначе, Крезу был дан выбор, и он его сделал. Война началась.
Теперь Гистасп, Губару и Гарпаг выглядели куда более озабоченными, чем на том совете: Крез двигался во главе прекрасно обученного и грозно вооруженного войска, а вооружение персидской армии еще оставляло желать лучшего. Кир же, напротив, очень оживился и стал казаться вполне счастливым и беззаботным правителем, будто бы уже одержал победу над сильным противником.
