2. Селихов, а также его комиссар Бускадзе (об этом вообще ничего хорошего сказать нельзя, разве только десяток анекдотов на досуге) абсолютно оторвались от партизанских отрядов, не бывают в них, хотя отряды расположены в 500 метрах от райштаба. Они даже не были в отряде, который организовали на базе полка, где они являлись руководителями» [2, с. 79].
Образовавшийся в лесу политический вакуум и всеобщая апатия выдвигают Н.Д. Лугового первоначально на должность исполняющего обязанности, а затем и комиссара всех партизанских отрядов. Новый командующий Лобов живет мыслями о максимальном сворачивании партизанского движения и оставлении в лесу только небольших маневренных разведывательно-диверсионных групп. Комиссар Луговой ратует за сохранение масштабного партизанского движения и болезненно воспринимает уход из леса каждого толкового партизана.
Прежде чем привести пространную цитату из дневников Н.Д. Лугового, мне хочется в качестве своеобразного эпиграфа привести строки известного советского поэта, написанные пусть по другому поводу, но которые, на мой взгляд, очень характерны для рассматриваемого времени:
«Сильных и то — шатало, слабых — просто валило с ног».
«27 августа 1942 года.
Михаил Чуб, командир отрядов 1-го района.
Просит нас поставить вопрос перед Военным советом о его замене и эвакуации.
Иван Кураков, командир отрядов 2-го района.
Когда закончился его доклад командующему, я позвал гостя к своей палатке, усадив рядом, завел доверительный дружеский разговор о людях Зуйского отряда, а он мне:
— А почему вы с командующим не спрашиваете, сколько дней я голодаю? Почему? Поч… — И разрыдался…
Георгий Северский, командир отрядов 3-го района.
Запросился к нам на доклад. Пришел. Доложил. Боевые дела отрядов радуют. А перспективы? Когда он принялся «выяснять перспективы», стало ясно: пришел он не ради доклада.
— Признаюсь, товарищи. — сказал он откровенно. — Едва-едва дотянул ноги. И как дойду обратно? Как шагать в дальнейшем? Подам, товарищи, в отставку!!!Сработался.
А ведь он, пожалуй, самый молодой из нас. Самый здоровый» [4, с. 29–4].
«Вопреки приказу к командующему не явились руководители 2-горайона — И.Г. Кураков, Щетинин и Фельдман. «Ходить не можем, нет сил — истощены», — сообщили они запиской. Фельдман, уполномоченный особого отдела района, ежедневно присылает рапорты, просит освободить его от должности, вне очереди эвакуировать самолетом на Большую землю. Слег и вообще не поднимается комиссар района И. С. Бедин. Щетинин передал заявление: если вы считаете, что я, полковник Щетинин, не нужен Красной Армии, и откажетесь эвакуировать меня, то я найду еще силы застрелиться!
Собрали совещание командного состава. Лобов призвал не опускать руки, не проситься на эвакуацию.
Полковник Щетинин сидел, повесив голову, глядя только в землю. Он явно показывал, что любое слово — не ему.
Рядом с ним Фельдман. Отрешенным лицом и поникшей фигурой он выражал состояние полной обреченности. Комиссар И.С. Бедин даже сидеть отказался — лежал на спине с закрытыми глазами, осталось лишь сложить руки на груди… Никто здесь и не пытался скрыть настроение безнадежности. Ни слова командующего, ни проникновенный тон, каким он пытался повлиять, по всему видно, не действовали» [78, с. 312].
Летчик прилетевшего У-2 вручил М.Т. Лобову срочный пакет. В распоряжение партизан направлялись катера, подводная лодка, три самолета — эвакуация!
В ночь на 24 августа 1942 подводная лодка подойдет к берегу в районе Сотера. Ее должны ждать партизаны 2-го района. Утром 23-го отряд партизан 2-го района двинулся к морю. В нем — раненые бойцы Зуйского отряда, спецгруппа НКВД, группа истощенных командиров и комиссаров (А.И. Иванов, Курсеит Муратов, Т.Г. Каплун, К.Р. Тютерев). С ними ушел и отряд прикрытия. Людей много — почти две сотни.
Группа Г.Л. Северского должна была выйти на пляж алупкинского санатория «Золотой дождик». В назначенное время тридцать пять раненых и двадцать бойцов прикрытия вышли к цели. Подавали световые сигналы, но катеров нет. Партизаны ушли на дневку в горы. Дежурили на берегу и вторую ночь! И третью! Катеров не было. Четвертая ночь оказалась роковой: партизан обнаружили немцы, дважды окружали. Долго преследовали. Потеряв восемнадцать человек убитыми, без сил вернулись в лес.
Не лучше обстояли дела и в Сотере. 24-го разведчики вышли к месту вероятной встречи с подводной лодкой.
В ночь 25 и 26 подавали сигналы. Никого нет. Потеряв четырех человек, вернулись в горы. Первая попытка эвакуации сорвалась. Походами к морю силы партизан были измотаны окончательно. Отвлеченные от добычи продовольствия, они вновь были свалены с ног голодовкой. Помощи же с Большой земли — ни сухарика вот уже больше месяца.
Вся надежда оставалась на маленькие безотказные «кукурузники», которые, совершая по одному рейсу в ночь, вывозят по два человека.
Вот что рассказывал Николай Дементьев. «На Большой аэродром я попал только один раз, когда провожали Северского на Большую землю. Прощаясь, он твердо обещал вывезти ближайшими днями и нас.
Стали ждать вызова. Настроение у моряков «дембельное». Ждали, ждали, как вдруг приходит депеша: «Продолжать воевать с врагом в рядах партизан» [50, с. 6].
Массовый исход из леса фактически был приостановлен только благодаря тому, что Н.Д. Луговой в своих письмах в Крымский обком предельно обострил эту проблему и выразил несогласие с тем, как проводится эвакуация. Многие командиры и политработники бывшей 48-й о.к.д. после года пребывания в лесу стали прекрасными партизанскими командирами. Они уже знали местность, освоили партизанскую тактику. И вот теперь их всех отзывали на Большую землю, с тем, чтобы отправить на фронт. Н.Д. Луговой встречается едва ли не с каждым кадровым военным и с радостью узнает, что Ф.И. Федоренко и М.М. Егоров, оказывается, тоже его убежденные сторонники.
В этот период в августе 1942 года немцы имели реальный шанс уничтожить партизан, но сработал принцип биоценоза — широко известный, как взаимозависимость количества волков и оленей. Смысл сравнения в следующем. На каком-то заданном пространстве много волков, но мало оленей. Пищи всем не хватает, и старые и больные волки не могут себя прокормить. Число волков резко уменьшается, но стало расти число оленей. Избыток корма приводит к тому, что уже и старые волки могут найти себе пищу: число волков растет — оленей уменьшается и так до бесконечности.
Так же и с партизанами. Когда они проявляют активность и становятся головной болью оккупационных властей, наступает момент, когда те вынуждены снимать с фронта войска и обрушиваться на партизан всеми своими силами. Загнанные далеко в горы партизаны никого не беспокоят, и соответственно противник не трогает их. Они снова собираются с силами, и начинается все сначала.
Так, в августе 1942 г. партизаны оказались без продовольствия, боезапаса, фронт отошел за сотни километров на восток. Самое же страшное заключается в том, что в силу геополитических причин ни Крым, ни крымские партизаны совершенно не были нужны командованию Северо-Кавказского фронта и его разведуправлению.
Эвакуационный период подходил к своему завершению. Наконец, успешно закончилась вымотавшая всех попытка эвакуировать часть людей морем. 78 партизан и среди них командиры отрядов М.А. Македонский, Х.К. Чусси, комиссар отряда В.И. Черный на двух сторожевых катерах погрузились близ Симеиза и успешно прибыли в Туапсе.
Первый секретарь Крымского обкома ВКП(б) B.C. Булатов бросается в Москву за помощью. Центральный штаб партизанского движения при ставке ВГК был создан постановлением ГКО № 1837-сс только на двенадцатом месяце войны — 30 мая 1942 г.
Булатов просит у возглавлявшего ЦШПД П.К. Пономаренко продовольствие, зимнее обмундирование и самое главное — большегрузные самолеты для доставки грузов и вывозки раненых. Пономаренко отнесся в целом доброжелательно.
17.12.42 г. B.C. Булатов назначается уполномоченным ЦШПД по Крымской АССР с образованием небольшой оперативной группы со своим узлом связи. У обкома появилась реальная возможность постепенно становиться во главе партизанского движения, оставаясь, однако, без своих органов снабжения и доставки, что поставило его в полную зависимость от военных советов ЧФ и ЧГВ Закфронта (впоследствии — Северо-Кавказского фронта).
П.К. Пономаренко, что называется, открытым текстом попросил B.C. Булатова, чтобы крымские партизаны сделали что-нибудь значимое. Захватили какой-нибудь город или, в крайнем случае, село, о котором можно было дать сообщение в сводках Совинформбюро, а уже под результат можно и оказывать помощь.
