Маленький народец
Перевод Л. Пеньковского
В ночном горшке, как жених расфранченный,Он вниз по Рейну держал свой путь.И в Роттердаме красотке смущеннойСказал он: «Моею женою будь!
Войду с тобой, моей подружкой,В свой замок, в брачный наш альков.Там убраны стены свежей стружкойИ мелкой сечкой выложен кров.
На бонбоньерку жилище похоже,Царицей ты заживешь у меня!Скорлупка ореха — наше ложе,А паутина — простыня.
Муравьиные яйца в масле коровьемС червячковым гарниром мы будем есть;А потом моя матушка — дай бог ей здоровья —Мне пышек оставит штучек шесть.
Есть сальце, шкварок пара горсток,Головка репы в огороде моем,Есть и вина непочатый наперсток…Мы будем счастливы вдвоем!»
Вот вышло сватанье на диво!Невеста ахала: «Не быть бы греху!»Смертельно было ей тоскливо…И все же — прыг в горшок к жениху.
* * *
Крещеные это люди, мыши льМои герои? — сказать не берусь.Я в Беверланде об этом услышалЛет тридцать назад, коль не ошибусь.
Золотой телец
Перевод Л. Пеньковского
Скрипки, цистры, бубнов лязги!Дщери Иаковлевы в пляскеВкруг златого истукана,Вкруг тельца ликуют. Срам!Трам-трам-трам!..Клики, хохот, звон тимпана.
И хитоны, как блудницы,Подоткнув до поясницы,С быстротою ураганаПляшут девы — нет конца —Вкруг тельца…Клики, хохот, звон тимпана.
Аарон, сам жрец верховный,Пляской увлечен греховной:Несмотря на важность сана,В ризах даже, — в пляс пошел,Как козел…Клики, хохот, звон тимпана.
Царь Давид
Перевод М. Лозинского
Угасает мирно царь,Ибо знает: впредь, как встарь,Самовластье на престолеБудет чернь держать в неволе.
Раб, как лошадь или бык,К вечной упряжи привык,И сломает шею мигомНе смирившийся под игом.
Соломону царь Давид,Умирая, говорит:«Кстати, вспомни, для начала,Иоава, генерала.
Этот храбрый генералМного лет мне докучал,Но ни разу злого гадаНе пощупал я, как надо.
Ты, мой милый сын, умен,Веришь в бога и силен,И твое святое правоУничтожить Иоава».
Король Ричард
Перевод Л. Пеньковского
{80}
Сквозь глушь лесную во весь опорНеистовый всадник несется.Он трубит в рог, сверкает взор,Поет он и смеется.
Он в медную броню одет,Но дух его крепче меди.То Ричард Львиное Сердце — цветХристова рыцарства — едет!
Зелеными языками емуДеревья кричат: «Поздравляем!В австрийскую ты заточен был тюрьму,Но вырвался. Счастья желаем!»
Король свежим воздухом упоен,Несется сквозь долы и горы,Но вспомнит австрийскую крепость он —И в лошадь вонзает шпоры.
Азр
Перевод В. Левика
{81}
Каждый день в саду гулялаДочь прекрасная султана,В час вечерний, в той аллее,Где фонтан, белея, плещет.
Каждый день невольник юныйЖдал принцессу в той аллее,Где фонтан, белея, плещет, —Ждал и с каждым днем бледнел он.
Подойдя к нему однажды,Госпожа спросила быстро:«Отвечай мне, как зовешься,Кто ты и откуда родом?»
И ответил раб: «Зовусь яМохаммед. Моя отчизна —Йемен. Я из рода Азров —Тех, кто гибнет, если любит».
Христовы невесты
Перевод Л. Пеньковского
Монастырских окон ряд —Что ни полночь — освещеньеЗаливает: с крестным ходомВыступают привиденья.
В мрачном шествии бредутТени юных урсулинок,Нахлобучив капюшоныИноческих пелеринок.
Свечи в их руках дрожат,И зловеще их мерцанье.Эхо жутко повторяетВсхлипыванья и стенанья.
В церковь крестный ход вошел,Тени поднялись на хоры,Со скамей дубовых к небуУстремили скорбно взоры.
Свят напев литийно-чинный,Но в словах — безумство блуда:Души бедные! СтучатсяВ двери райские отсюда!
«Все — невесты мы Христа,Но, к земной прильнув отраве,Кесарю мы отдавалиТо, чем бог владеть был вправе.
Обольстительны усыДа мундиры на корнетах,Но соблазну много большеВ кесаревых эполетах!
Мы наставили рогаНа чело в венце из терна,Мы обманывали богаТак безбожно, так позорно!
И восплакал ИисусО греховном человеке,И сказал он, благ и кроток:«Будьте прокляты навеки!..»
Ночь нас гонит из могил,И, рыдая о потере,Покаянье мы приносим…Miserere! Miserere!
Хорошо в гробу, но гробНе сравним ни в коей мереС милым царствием небесным…Miserere! Miserere!
О сладчайший Иисус!Смилуйся, открой нам двериВ теплое, святое небо!Miserere! Miserere!»
Так монахини поют.У органа — мертвый кистер;Как помешанный, штурмуетЗа регистром он регистр.
Пфальцграфиня Ютта
Перевод М. Замаховской
Графиня Ютта в легком челнеНочью по Рейну плывет при луне;Служанка гребет, госпожа говорит:«Ты видишь семь трупов? Страшен их вид!Семь трупов за намиПлывут над волнами…Плывут мертвецы так печально!
То рыцари были в расцвете лет,И каждый принес любовный обет,Склонясь мне на грудь. Чтоб клятву скрепить,Велела я всех семерых утопить.И в Рейне суровом,Под ночи покровомПлывут мертвецы так печально!»
Графиня смеется, служанка гребет.Злой хохот несется над лоном вод.По пояс все трупы встают над водой,Как будто клянутся ей клятвой святойИ смотрят с укоромСтеклянным взором…Плывут мертвецы так печально!
Северное море. Восход луны
Картина К. Фридриха
1823 г.
Мавританский князь
Перевод В. Левика
{82}
От испанцев в АльпухаруМавританский князь уходит.Юный вождь, он, грустный, бледный,Возглавляет отступленье.
С ним — на рослых иноходцах,На носилках золоченыхВесь гарем его. На мулах —Чернокожие рабыни;
В свите — сотня слуг надежныхНа конях арабской крови.Статны кони, но от горяХмуро всадники поникли.
Ни цимбал, ни барабанов,Ни хвалебных песнопений,Лишь бубенчики на мулахВ тишине надрывно плачут.
С вышины, откуда видноВсю равнину вкруг Дуэро,Где в последний раз мелькаютЗа горой зубцы Гренады,
Там, с коня на землю спрыгнув,Князь глядит на дальний город,Что в лучах зари вечернейБлещет золотом багряным.
Но, Аллах, — о, стыд великий! —Где священный полумесяц?Над Альхамброй{83} оскверненнойРеют крест и флаг испанский.
Видит князь позор исламаИ вздыхает сокрушенно,И потоком бурным слезыПо его щекам струятся.
Но княгиня-мать на сынаМрачно смотрит с иноходцаИ бранит его и в сердцеБольно жалит горьким словом.
«Полно, Боабдил эль-Чико,Словно женщина ты плачешьОттого, что в бранном делеВел себя не как мужчина».
Был тот злой укор услышанПервой из наложниц князя,И она, с носилок спрыгнув,Кинулась ему на шею.
«Полно, Боабдил эль-Чико,Мой любимый повелитель!Верь, юдоль твоих страданийРасцветет зеленым лавром.
О, не только триумфатор,Вождь, увенчанный победой,Баловень слепой богини,Но и кровный сын злосчастья,
Смелый воин, побежденныйЛишь судьбой несправедливой,Будет в памяти потомков,Как герой, вовеки славен».
И «Последним вздохом мавра»Называется донынеТа гора, с которой виделОн в последний раз Гренаду.
А слова его подругиВремя вскоре подтвердило:Юный князь прославлен в песне,И не смолкнет песня славы
До тех пор, покуда струныНе порвутся до последнейНа последней из гитар,Что звенят в Андалусии.
Жоффруа Рюдель и Мелисанда Триполи
