– И что он сам говорит?
– Что какая-то баба принесла посылку, якобы от бывшей жены из Америки с лекарствами для сына. Он бандероль не вскрывал, как положил в коридоре, так она и пролежала до обыска. В ней деньги и были. Сейчас большие боссы решают, арестовывать его или только на двое суток закрыть. Громов к прокурору поехал. Вот такие дела… Не все нам с тобой, Рома, в оборотнях ходить.
19
Громов разговаривал с прокурором.
Прокурор был настроен вполне благодушно. Расстегнув китель, достал из шкафа коньяк и плитку шоколада, наполнил стопки. По сравнению с ним Громов выглядел очень скованным. Его должность подразумевала необходимость уметь маневрировать и договариваться по проблемам, но он так и не научился делать этого с легкостью, присущей большинству руководителей его ранга. И каждый раз, когда приходилось просить за своих, он чувствовал внутреннюю неуверенность, словно занимался чем-то постыдным.
Выпили по второй стопке, и прокурор, закуривая, спросил:
– Что делать будем, Юрий Сергеевич?
– Это ваша епархия, Владимир Николаевич. Здесь я вам не советчик. Разве что проситель…
– Московская проверка еще не закончилась?
– То-то и оно. Хотя бы избежать лишней огласки… Если пресса пронюхает, Бажанову придется реагировать по-другому.
– Боюсь, что без прессы не обойдется. УСБ точно сольет информацию, это их успех. Причем первый заметный успех при новом начальнике. Ткачев производит впечатление здравомыслящего профессионала и не карьериста, но кто знает, почему его перевели сюда из Москвы? Ведь для него этот перевод – понижение, я правильно понимаю? И он, возможно, хочет реабилитироваться.
– Скорее, равнозначная должность. А перевели его из-за того, что он там, в Москве, слишком высоко замахнулся. Подробностей, конечно, не знаю, но общая картина примерно такая. А что касается успеха, то история с душком, и еще неизвестно, что покажет следствие.
– Разберемся тщательно, это я вам обещаю. – Прокурор непринужденно наполнил стопки и разломал толстую шоколадную плитку с орехами. – Но сейчас Арнаутова задерживать надо. Все основания: и заявители прямо указывают на него, и в его квартире обнаружены следы преступления.
Громов посмотрел в пол, осторожно хрустнул суставами пальцев.
Прокурор, откинувшись на спинку кресла и держа двумя пальцами кусок шоколада, ждал ответа.
– Все-таки начальник отдела, с хорошей репутацией, – сказал Громов. – Не сбежит, влиять на ход следствия не будет. Готов за него поручиться.
– Не хотел говорить, Юрий Сергеевич, но мне уже сегодня звонили с противоположной просьбой. И говорили, что если Арнаутова не закрыть, то он обязательно попытается воздействовать на свидетелей. Причем воздействовать в своем стиле, самыми жесткими методами.
– Это кто ж на Арнаутова такой зуб имеет?
– Зуб? Там целая челюсть. И не одна… Ладно, в конце концов у нас есть следователь, фигура процессуально независимая. Я думаю, следует узнать его мнение. – Прокурор повернулся к селектору, нажал кнопку: – Голицын, через пять минут зайдите ко мне.
После этого прокурор поднял стопку:
– Что ж, давайте, Юрий Сергеевич. За, так сказать, законность и справедливость.
– За то, чтобы эти понятия совпадали, – безнадежно дополнил начальник уголовного розыска.
Они выпили, и прокурор убрал бутылку и стопки. Шоколад остался лежать на столе, ярко блестя фольгой упаковки.
Когда раздался короткий стук в дверь, прокурор крикнул: «Войдите» и зачем-то пояснил Громову:
– Это Голицын.
Но вместо следователя вошел Шилов:
– Можно на пару слов?
Прокурор удивленно кивнул.
Стоя посреди кабинета и держа руки в карманах кожаного плаща, Роман на одном дыхании произнес:
– Арнаутов – мой враг. Потому что тупой. Но он не предатель. Мне на него наплевать, но в его честности я не сомневаюсь. Если его закроют, то выиграют только те, против кого мы должны бороться. Давайте хоть один раз не доставим им этого удовольствия. До свидания!
* * *
Шилов вышел, не видя, как недоуменно переглядываются руководители.
В просторном предбаннике прокурорского кабинета он столкнулся с Голицыным.
– Ты-то здесь как? – спросил Юра. – Вызвали, что ли?
– Сам пришел.
– А меня вот на толковище позвали. Знаешь что? Подожди меня, я, наверное, быстро освобожусь.
– Не хочется здесь отсвечивать лишний раз. Мы со Стасом тебя на улице подождем. Помнишь кабачок, где мы тогда…
– В подвале-то? Помню, конечно. Давай там. Если застряну, то позвоню.
Они разошлись.
Скрябин ждал Шилова в коридоре. Кроме Стаса, там были Лютый, Молчун, Топорков, Паша. Отдельно, под наблюдением двух уэсбэшников, сидел Арнаутов. Вид у него был совершенно потерянный: система, которой он долгие годы так рьяно служил, повернулась к нему новым лицом. Даже не лицом, а… Все напряженно молчали.
– Пошли, – сказал Шилов, и, сопровождаемые пристальными взглядами арнаутовских, они со Стасом направились к лестнице.
– Как там?
– Выступил, – Роман устало пожал плечами. – Аплодисментов не прозвучало. Думаю, все давно решено. И Юрку сейчас позвали чисто формально, никого его мнение не волнует.
– Куда поедем? В отдел?
– Водка пить, трава валяться.
Кабачок располагался в квартале от прокуратуры и занимал длинное подвальное помещение со сводчатыми стенами из неоштукатуренного кирпича. В зале было шумно и накурено. Отдыхало сразу несколько компаний, мелькали знакомые прокурорские и милицейские лица. Отклонив поступившее от кого-то предложение присоединиться, Шилов и Скрябин заняли столик и взяли по пиву.
– Может, все-таки водки?
– Ты опять скажи, как она просветляет и греет. Пиво, Стас, пиво. Впереди много работы.
Не успели они выпить по кружке, как появился Голицын.
– Ну? – в один голос спросили Шилов и Стас.
Юрка ухмыльнулся:
– Твоя пламенная речь имела успех.
– Могу исполнить на бис. Что с Арнаутовым?
– На подписке. Поехал домой. А его бойцы сюда сейчас завалятся. Я их чуть-чуть обогнал.
– Я был уверен, что Дровосека закроют, – покачал головой Шилов.
Голицын немного обиделся:
– Для этого надо было отобрать у меня дело.
– А что, если бы тебе шеф прямое указание дал, ты бы не выполнил? – прищурился Скрябин, налегая локтями на стол.
– Иди ты на хрен, Стас! Думаешь, мне таких указаний не пытались давать? А теперь вспомни, кого я закрыл против совести? Да любому дураку ясно, что Арнаутов не брал. Достаточно на его квартиру взглянуть. Тоже мне, нашли взяточника!
– Ладно, парни, не ссорьтесь, – вмешался Роман. – Стас, закажи лучше пива. А ты, Юрка, не обижайся. Стас у нас головой стукнулся и иногда говорит, не подумав. А я как раз и имел в виду, что дело у тебя отберут и дадут кому-нибудь по-сговорчивее. Что, мало таких?
Голицын тоже сбавил обороты:
– Ладно, замяли. Где мое пиво?
В зал спустились Лютый, Топорков, Молчун и Паша. Подождав, пока они закажут и устроятся за столом, Шилов встал:
– Пойду, проверю одно очень популярное место.
Закрывшись в туалете, он набрал номер Джексона…
А когда вернулся за столик, к нему подошел Паша:
– Спасибо.
– Да не за что.
Крепко пожав Шилову руку, Паша вернулся к своим.
– Благородство – это красиво, – сказал ему Лютый. – Только надо было им еще пузырек выставить.
– Щас устроим, – Паша нащупал в кармане бумажник.
– А вот этого нельзя, – сказал Молчун. – У них сухой закон. Ихний Джексон загулял. Так Шилов его слил.
– А, так это тот хлопчик, который тогда на Торжковской с Шиловым мутузился? – Лютый посмотрел через плечо на Романа, Скрябина и Голицына, что-то оживленно обсуждающих.
– Нормальный опер. Зря его так, – заметил Топорков.
– Ты не понимаешь политику, – взялся объяснять Лютый. – Московская проверка работает. Надо же кого-то в жертву принести. А он сам подставился.
Время шло, зал понемногу пустел. Разминувшись на ступенях с уходившей компанией, ввалился Джексон: кепка сдвинута козырьком набок, куртка распахнута.
– Вот и жертва, – Молчун первым заметил его появление.
Пошатываясь, Джексон встал посреди зала и указал пальцем на Шилова:
– Люди добрые, посмотрите, начальство водку жрет! Само пьет, а нам не дает!
Шилов сделал вид, что не слышит, но Джексон подвалил к нему и вознамерился похлопать по щеке. Шилов отбил его руку, вскочил, и они бы сцепились, если бы Скрябин не встрял между ними. С опозданием присоединился Голицын, и кое-как их удалось растащить. Одергивая плащ, Роман сел на место, а Джексон направился к стойке и, врезав по ней кулаком, рявкнул на бармена:
– Человек, водки!
Бармен невозмутимо наполнил стограммовый стаканчик. Пригубив, Джексон огляделся и увидел арнаутовских. Его лицо расплылось в широкой улыбке.
