— Слушаюсь, товарищ старшина. То, что вы говорили, не может подлежать критике, — сказал Олег. — Но в действительности это не соответствует. Я вижу, что офицеры, преподающие военную науку, не уделяют должного внимания воспитанию новобранцев, перекладывая это бремя на плечи сержантов и старослужащих. А те, наши старшие товарищи, используют власть над новобранцами не столько для осуществления воспитания, сколько для изыскания корысти — материальной либо психологической.
— Как это? — не понял старшина.
— Сержанты и старослужащие используют ситуацию себе во благо, — пояснил Олег. — Их цель не воспитать воинов, а упростить себе жизнь. Военная наука, навык беспрекословного подчинения и умение быстро исполнить задачу, конечно, важны для воина, но еще более важно — понимание, во имя чего ему надлежит сражаться.
— Так… — снова почесал лоб Нефедов. — Ты это… Попроще можно?
— Извольте, — согласился Олег. — Я вижу, что для солдат, проходящих срочную службу, понятие воинской чести есть понятие отвлеченное. Иначе, впрочем, и быть не может, потому что так же смутно осознают это понятие и сами офицеры.
— А еще проще? — потребовал старшина, уже недовольно хмурясь.
— Можно еще проще. Три десятка рулонов туалетной бумаги. Четыре пятилитровых канистры дизельного топлива. Четырнадцать комплектов постельных принадлежностей… — Олег, кажется, собирался перечислять имущество части, беззастенчиво вывезенное Нефедовым за последние несколько дней, еще долго, но старшина поспешил перебить его.
— Ты чего, совсем охренел?! — моментально побагровев, выкрикнул Нефедов. — Наговариваешь, собака… Да еще при всех!
В строю в ответ на это «наговариваешь» послышался смех. Прыснули даже сержанты. Да и сам Нефедов, поняв, какую отмочил откровенную глупость, усмехнулся.
— Ну, ты наха-ал, Гуманоид… — проговорил он. — Офицеры, значит, воруют, а дедушки изгаляются… А еще у нас дороги плохие, правительство бюджет пилит и продукты генномодифицированные… Ну, а чего ж языком треплешь только? Имеешь факты, беги в штаб, пиши там жалобы. Или к прокурору сразу. Пусть в части проверку проведут, — добавил старшина таким тоном, что сразу стало ясно: он уверен — никакая проверка ничего криминального не покажет. Потому что никому это не надо, чтобы отыскали в части криминал. — Эх, и дурак ты… Думаешь, напугал? А вот что с тобой будет, после того, как ты кашу заваришь… вот это действительно страшно. Ты еще к особисту сбегай, донеси…
— А он уже и так бегает, — негромко заметил Бурыба за спиной старшины.
— Да ну? — обернулся к нему Нефедов.
— Точно, — сказал сержант. — Кто хотите, подтвердит.
— Далеко пойдет, — проговорил Нефедов, снова обернувшись к Олегу. — Выскочка, фискал, да еще говорит вона как по-умному и все за справедливость, да еще способности отличные у него и подготовка… Ох, далеко пойдет…
Кое-кто из новобранцев в строю снова засмеялся. Старшина одобрительно подмигнул одному такому весельчаку.
— Разрешите продолжить? — не обращая внимание на смех, произнес Трегрей.
Смех стал громче и гуще. Нефедов и сам хохотнул.
— Ну давай, — позволил он. — Чего еще скажешь?
— То, что офицеры позволяют старослужащим воспитывать за них новобранцев, как им, старослужащим, удобно и выгодно, не только гнусно, но и опасно, — сказал Олег. — Ведь в таком случае никто, ни офицеры, ни старослужащие, ответственности за свои деяния не чувствуют. А для некоторых новобранцев нагружения, прежде всего, психологические, весьма велики. Подвергать воспитуемых унижениям…
— Это называется не подвергать унижениям, — перебил его Нефедов, — а закалять характер.
— Кто-то и вправду закалится. А кто-то сломается. Надобно видеть грань — а это под силу лишь профессионалам, коими юноши, отслужившие немногим более полугода, явно не являются. А не то недалеко и до беды…
Нефедов, сплюнув, отмахнулся:
— Покаркай мне еще! Эх, жаль по году теперь только служат, — сказал он. — Мало того, что времени едва-едва хватает, чтобы солдат специальность освоил, так из некоторых еще и дурь не успевает выйти. Ну, ничего… Если постараться, то дурь-то и за год можно выбить… Рядовой Иванов! Упор лежа принять!
Олег упал на руки.
— Полста отжиманий, — приказал старшина. — Сержант, считай! Полста сделает, пусть еще полста выдаст. А потом еще. Пока силы позволяют… Считать, я имею в виду…
Старшина еще раз хохотнул и от правился восвояси.
* * *
В туалет Гусь не пошел. Выбрав местечко поукромней, он вытащил мобильник и набрал номер Глазова:
— Ага, это я, Алексей Максимыч, я… Вернулся Гуманоид-то. Ага, сразу ему объяснили, что к чему. Не, не брыкался, по-смирному себя вел. Конечно, опять влегкую придурь свою показал: мол, слово чести дворянина, я не я и корова не моя, и все такое… Дворянином все себя называет, идиот! Я вам говорил, это у него фишка такая. Но даже спорить не стал. Лыбился. То есть, улыбался, будто ему все по фиг. Я так понимаю, сломался он. Ну, не то чтобы совсем сломался, а серьезно призадумался. Только вот новая у него придурь обнаружилась: со старшиной схлестнулся по поводу воровства — смешно было, ей-богу…
Майор Глазов «на другом конце провода» оптимизма рядового Гусева не разделил.
— То, что Иванов сразу не пошел на открытый конфликт, не значит, что он смирился с таким отношением к себе, имей это в виду, — заговорил майор. — Так… Получается, теперь он выведен из коллектива, и его статус ему разъяснен. Хорошо… Слушай меня внимательно, Гусев. За поведением рядового Иванова вести наблюдение. И не более того. Травлю рядового Иванова не провоцировать. Чтобы никакого рукоприкладства, никаких больше эксцессов. Хватит с меня Каверина… Кстати, за Каверина я с тебя еще не спросил. А могу спросить…
Алексей Максимович выдержал многозначительную паузу, во время которой Гусь только сопел в трубку.
— Ну, надеюсь, ты все уяснил для себя, Гусев, — закончил Алексей Максимович. — Если еще одно ЧП в части будет по твоей вине, развеселая твоя жизнь закончится. А вот дело по два-два-восемь, наоборот, начнется. Понял?
— Понял, — буркнул Гусев. — А если это… товарищ майор… не по моей вине ЧП? Я ж за весь взвод ответственности нести не могу! А вы на меня все вешаете… Вон Мансур, после того как с Гуманоидом схлестнулся, сам не свой ходит. До того слова не вытянешь, а сейчас вообще не разговаривает ни с кем, молчит. Глазами жгет, прямо как кипятком. Тут дело ясное: он Гуманоиду простить не может, что тот так его перед всеми опарафинил. Эти джигиты такие, пока не отомстят, спать спокойно не будут. Случись чего — мне, что ли, отвечать?
— Ты за Разоева не беспокойся. Ты за себя беспокойся. Понял? Или нет?
— Ну, понял…
— Тогда — отбой связи.
«Козел, — подумал по адресу майора Гусь, отключившись. — Для него же стараешься, а он…»
На спортплощадку Гусев вернулся нескоро и в дурном настроении. Новобранцы под командованием беспощадного сержанта Бурыбы и ассистировавшего ему Кисы как раз подтягивались на турниках. Изобретательный сержант загонял на одну перекладину сразу по двое, причем подбирал пары так, что один из парней был физически хорошо подготовлен, а второй, соответственно, силой и сноровкой не отличался. Всего спортплощадка имела пять штук турниковых стоек, и две группы новобранцев сменяли друг друга через один-два подхода — таким образом, времени на отдых парням отводилось не более пары минут.
— Делай: раз! — покрикивал Бурыба. — Делай: два! И раз! И… Стоп! Зафиксироваться в верхнем положении. Держимся… Держимся… Ждем, пока остальные не подтянутся. Та-а-ак. Держимся. Ждем. Еще один дохляк остался. Опять Сомик, мать твою! Ну-ка, напрягись! Что ж ты, сука такая, товарищей подводишь?
— Не могу я больше!.. — рухнув вниз, просипел Женя. — Пальцы не сжимаются!..
— Держимся, держимся в верхнем положении! — невозмутимо продолжал младший сержант. — Команды «два» не было. Ждем, пока рядовой Сомидзе вскарабкается опять на турник и подтянется. Ждем.
Рядовой Сомик, хоть и вскарабкался на турник, но подтянуться так и не смог. С перекладин один за другим, как перезревшие осенние груши, валились новобранцы. Киса откровенно ржал. Смеялся и сержант Бурыба. А младший призыв осыпал несчастного Женю угрозами и ругательствами. Гуманоид, конечно, не угрожал Сомику и не ругался. Но и не пытался вступиться. Наблюдал, хмурясь. Словно и сам был очень недоволен, что Женя настолько слабосилен… Но даже такая комедия не подняла настроение рядовому Гусеву.
Вскоре Сане рассказали и про очередное «выступление» настырного Гуманоида перед старшиной. А перед построением на вечернюю поверку Саня Гусев получил еще одну возможность убедиться, что майор Глазов оказался прав: Гуманоид не «сломался». Пара дедов-рядовых послали вместо себя пятерку новобранцев на уборку территории; присутствовавший при этом Гуманоид, как ни в чем не бывало (будто и не был объявлен ему бойкот), подошел к парням и опять завел свое: мол, равные по званию равны, и все такое… Правда, никто Гуманоида подчеркнуто не заметил, и новобранцы послушно отправились пахать. Гусь внимательно и с интересом отследил реакцию Гуманоида: у того опять дернулся уголок рта, и между бровями легла острая морщинка. Но свару затевать Гуманоид не стал. Только качнул головой, словно что-то отметил про себя, и отошел в сторонку.
