вырастить нового безлюдя, потребовалось бы длительное время. К тому же Ризердайн опасался, что нападки на безлюдей продолжатся, и не хотел рисковать. Он поступил честно и по-своему безрассудно. Спустя неделю вопрос был решен, но отголоски случившегося продолжали его беспокоить.
Все это стоило Ризердайну нескольких сорванных сделок, десятка тревожных писем от домовладельцев, а также последних запасов спокойствия. В один из рабочих вечеров, разбирая выписки из счетов в конторе, где они теперь обосновались, он сорвался на Илайн. Повод был глупым, и никто не ожидал, что ее слова вызовут такую реакцию.
– Мы должны что-то предпринять. Так не может продолжаться, – вздохнула она, нервно постукивая карандашом по столу.
– Спасибо, что говоришь очевидные вещи, – отозвался Ризердайн, не отрываясь от бумаг.
– Я их говорю, потому что ты не делаешь очевидных шагов.
– Делать очевидные вещи – заведомо проигрышная стратегия. – Он метнул в нее ледяной взгляд, но Илайн это не остановило:
– Не делать ничего – еще хуже.
Ризердайн швырнул бумаги на стол и, порывисто вскочив, вылетел в коридор. Дверь громко захлопнулась за ним, и они вдруг оказались в звенящей тишине кабинета.
– А что я такого сказала? – пробормотала Илайн и взглянула на Флори, будто искала у нее поддержки. Та лишь пожала плечами.
Рин, невозмутимо продолжая заполнять документы для портовых перевозок, вдруг спросил:
– Знаете, какая надпись встречает суда в главном порту Делмара?
– «Проваливайте отсюда»? – мрачно предположила Илайн, не расположенная решать его загадки.
Рин изобразил на лице слабое подобие улыбки и процитировал:
– Шторм невозможно усмирить, его можно только переждать.
После этого все трое склонились над бумагами и занялись каждый своим делом.
Улицы Делмара, всегда похожие на торговые ряды, в выходной день становились бурным потоком, несущимся сквозь нагромождение лотков, палаток и тележек. Попав в эпицентр галдящей толпы, Флори окончательно убедилась, что не стоило отправляться на рынок в такое время. Ей пришлось взять Илайн за руку, чтобы не потеряться, но рвущиеся к прилавкам покупатели и настойчивые продавцы так и норовили пролезть между ними. Торговая улица тянулась дальше, а они повернули налево, в тихий проулок, образованный тыльными фасадами зданий.
– Этот город с ума меня сведет, – проворчала Илайн, обмахиваясь руками.
Флори любопытно оглядела место, куда они забрели. Вряд ли в таком закутке кто-нибудь додумается открыть лавку, а если и додумается – то быстро прогорит. Покатые крыши домов почти смыкались над узкой дорогой, создавая тень. У стен выстроились мусорные баки, один из них гремел и ходил ходуном. Кто-то упорно копошился в отбросах. Она подумала о котах и крысах, однако внезапно из горы объедков вынырнула грязная взлохмаченная голова – человеческая! Флори пораженно ахнула и отпрянула, когда поняла, что перед ней ребенок. Чумазое лицо и спутанные волосы не позволяли сразу определить, мальчик это или девочка. Илайн не то что не испугалась, но даже не удивилась и без колебаний сказала:
– Привет, милая. Вылезай оттуда, получишь монетку.
– Сначала покажи.
Малышка внимательно проследила, как рука нырнула в карман и вытащила обещанную деньгу. Убедившись, что ее не обманывают, она ловко выбралась из бака и, схватив подаяние, бросилась наутек. Илайн не пыталась ее остановить или догнать.
– Боится, что ее схватят, – вздохнула она.
– Разве в приюте хуже, чем на улице?
– Беспризорников ловят не с благими намерениями. И отводят их вовсе не в приюты.
Илайн одарила Флори все тем же скептическим взглядом, который не исчез даже после их примирения.
– У вас что, нет удильщиков?
Флори не слышала о них ни в одном из городов, где жила. И если беззаботная жизнь в Лиме могла оберегать ее от неприглядной действительности, то в Пьер-э-Метале она наверняка узнала бы об этом.
Илайн решительно зашагала вниз, и Флори последовала за ней. Дома здесь стояли так тесно друг к другу, что сливались в одну сплошную каменную гряду.
– Эти твари ловят беспризорных и продают как дешевую рабочую силу: в порты, на поля и фермы, на ткацкие фабрики и к безлюдям. Риз несколько лет добивался, чтобы в Делмаре запретили назначать лютенами детей. Так удильщики стали вывозить их в другие города. – Илайн завершила рассказ каким-то неизвестным словом, которое, вероятно, было местным ругательством.
Сквозной проулок вывел их в другой квартал – просторный и людный. Делмар снова надел маску богатого, пышущего жизнью города, но теперь весь его лоск казался обманом.
– Нужно переждать самое пекло. Пойдем-ка, – неожиданно заявила Илайн и, схватив Флори за руку, потащила к пестрой двери, где белой краской неаккуратно и неразборчиво написали название. За ней скрывалось шумное заведение, где наперебой звучали голоса, музыка и звон посуды.
Флори не стала возражать и напоминать, что они отправились в город по делам: Илайн собиралась заглянуть в лавку за химикатами, а она напросилась с ней, надеясь обзавестись удобной одеждой для работы. После ситуации с пузырьком микстуры домтер держалась дружелюбно, словно пыталась загладить вину.
– Здесь делают лучшие островные напитки. Вкуснее даже там не найдешь! – заверила Илайн и села, закинув длинные ноги на соседний стул. Флори досталось место напротив.
– Значит, ты – островитянка?
Уголки ее губ дрогнули.
– Да, я родилась и выросла на Ислу. Его относят к Делмару, но это словно другой мир. Вспоминая о нем, я иногда думаю, будто его вообще не существует.
– А твоя семья? Осталась на острове?
Тут настроение домтер переменилось. Она спустила ноги со стула и сцепила руки на груди, будто бы закрылась от неприятного разговора. Флори поздно спохватилась, что не стоило спрашивать такие личные вещи. Илайн имела полное право промолчать, но, в задумчивости покусав губу, все же ответила:
– У меня слишком большая семья, чтобы возить их с собой в дорожном чемоданчике, – голос ее стал ниже и тише. Флори пришлось склониться над столом, чтобы разобрать слова. – Нас в семье так много, что можно не поместиться. Собственно говоря, вот она я. Не поместилась.
Илайн развела руки в стороны, точно была фокусником, провернувшим обманный трюк. Но как бы она ни пыталась скрыть все за шуткой и игрой, в ее словах чувствовалась горечь. Флори уже пожалела, что завела эту тему. Могла бы спросить что-нибудь о безлюдях и работе или невзначай напомнить о вещевых лавках, которые они планировали посетить.
Их спасла стаканщица – пышная румяная женщина в белом чепце. Ее появление будто бы стерло неловкое молчание, и когда она ушла, Илайн вернулась к разго- вору:
– Местные зовут остров Осколком. Когда-то он был частью столицы, но после землетрясения часть суши откололась, и появился наш Ислу. – Она замолчала и выразительно посмотрела
