— А ты зачем приехал в город?
— Вот, дядя Сомс.
Сомс укрепил на носу очки, которые совсем недавно начал надевать для чтения, прочел письмо и вернул его племяннику.
— Видал я в свое время нахалов, но этот тип?
— Как вы мне советуете поступить?
— Брось письмо в корзину, забудь о нем.
Вэл покачал головой.
— Стэйнфорд как-то заезжал ко мне в Уонсдон. Я ничего ему не сказал; но вы помните, что в Аскоте мы смогли получить только вчетверо, а ведь это был первый дебют Рондавеля. А теперь, перед самым Гудвудом, жеребенок заболел; что-то тут кроется.
— Так что же ты намерен делать?
— Я думал повидаться с ним, и может быть, вы бы не отказались присутствовать при нашем разговоре, чтобы не дать мне свалять дурака.
— Это, пожалуй, не глупо. Такого беззастенчивого мерзавца, как этот, мне еще не приходилось встречать.
— Чистокровный аристократ, дядя Сомс, порода сказывается.
— Гм, — буркнул Сомс. — Ну что же, пригласи его сюда, если уж непременно хочешь с ним говорить, но сначала вынеси из комнаты все ценное и скажи Смизер, пусть уберет зонты.
В то утро он проводил Флёр и внука на взморье и скучал, особенно после того, как, проводив их, посмотрел карту Сэссекса и обнаружил, что Флёр будет жить в двух шагах от Уонсдона и от этого молодого человека, который теперь не выходил у него из головы, о чем бы он ни думал. Возможность взять реванш с «этого мерзавца» Стэйнфорда сулила какое-то развлечение. Как только посланный ушел, он пододвинул стул к окну, откуда видна была улица. Про зонты он так и не сказал ничего — решил, что это будет недостойно, — но сосчитал их. День был теплый, шел дождь, и в открытое окно столовой с Грин-стрит струился влажный воздух, чуть отдающий запахами кухни.
— Идет, — сказал он вдруг. — Экая томная фигура!
Вэл пересек комнату и стал за его стулом. Сомс заерзал на своем месте. Этот тип и его племянник вместе учились — кто их знает, может быть, у них есть и еще какие-нибудь общие пороки.
— Ого, — сказал Вэл вполголоса, — вид у него и правда больной.
На «томной фигуре» был тот же темный костюм и шляпа, в которых Сомс видел его в первый раз; та же небрежная элегантность; поднятая бровь и полузакрытые глаза по-прежнему излучали презрение на горькие складки в углах рта. И ни с чем не сравнимое выражение обреченного, которому только и осталось, что презирать всякое чувство, как и в тот раз, пробудили в Сомсе крошечную искру жалости.
— Надо предложить ему выпить, — сказал он.
Вэл двинулся к буфету.
Раздался звонок, голоса в передней; потом появилась Смизер, красная, запыхавшаяся, с виноватым лицом.
— Вы примете этого джентльмена, сэр, который унес сами знаете что, сэр?
— Проведите его сюда, Смизер.
Вэл повернул к двери. Сомс остался сидеть.
«Томная фигура» появилась в дверях, кивнула Вэлу и подняла брови в сторону Сомса. Тот сказал:
— Здравствуйте, мистер Стэйнфорд.
— Мистер Форсайт, если не ошибаюсь?
— Коньяку или виски, Стэйнфорд?
— Спасибо, коньяку.
— Давай покурим. Ты хотел меня видеть. Мистер Форсайт — мой дядя и мой поверенный.
Сомс заметил, как Стэйнфорд улыбнулся, словно говоря: «Да ну? Вот удивительные люди!» Он закурил предложенную сигару, и воцарилось молчание.
— Ну? — не выдержал Вэл.
— Очень сожалею, Дарти, что твой жеребенок от Голубки расклеился.
— А откуда это тебе известно?
— Вот именно. Но прежде чем я тебе это сообщу, будь добр дать мне пятьдесят фунтов и обещание, что мое имя не будет упомянуто.
Сомс и Вэл остолбенели. Наконец Вэл сказал:
— А какая у меня гарантия, что твои сведения стоят пятьдесят фунтов или хотя бы пять?
— То, что я знаю, что твой жеребенок болен.
Как ни мало был Сомс знаком с миром скачек, он все же понял силу этого аргумента.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, где моя конюшня протекает?
Стэйнфорд кивнул.
— В университете мы были друзьями, — сказал Вэл. — Чего ты ожидал бы от меня, если бы я располагал такими же сведениями о твоей конюшне?
— Дорогой Дарти, величины несоизмеримые. Ты богат, я — нет.
Избитые фразы вертелись на языке у Сомса. Он проглотил их. Что толку разговаривать с таким типом!
— Пятьдесят фунтов — большие деньги, — сказал Вэл. — Твои сведения действительно ценны?
— Да, клянусь честью.
Сомс громко фыркнул.
— Если я куплю у тебя эту течь, — продолжал Вэл, — можешь ты гарантировать, что она не обнаружится в другом месте?
— Мало вероятия, чтобы у тебя в конюшне оказались две трубы с течью.
— Мне и в одну не верится.
— Одна-то есть.
Сомс увидел, как его племянник подошел к столу и стал отсчитывать банковые билеты.
— Сначала скажи мне, что ты знаешь, и я заплачу тебе, если найду, что твои сведения правдоподобны. Имя твое упомянуто не будет.
Сомс увидел, как томные брови поднялись.
— Я доверчивый человек, Дарти, не то что ты. Дай расчет конюху по фамилии Синнет — вот где твоя конюшня протекает.
— Синнет? — сказал Вэл. — Мой лучший конюх! Чем ты можешь доказать?
Стэйнфорд извлек грязный листок почтовой бумаги и протянул его Вэлу. Тот прочел вслух:
— «Серый жеребенок болен, все в порядке — в Гудвуде ему не быть». Все в порядке? — повторил он. — Так, значит, он это подстроил?
Стэйнфорд пожал плечами.
— Можешь ты мне дать эту записку? — спросил Вэл.
— Если ты пообещаешь не показывать ему.
Вэл кивнул и взял записку.
— Ты знаешь его почерк? — спросил Сомс. — Очень это все подозрительно.
— Нет еще, — сказал Вэл и, к ужасу Сомса, положил в протянутую руку пачку банкнот. Сомс ясно расслышал легкий вздох облегчения. Вэл вдруг сказал:
— Ты с ним сговорился в тот день, когда заезжал ко мне?
Стэйнфорд чуть заметно улыбнулся, еще раз пожал плечами и повернул к двери.
— До свидания, Дарти, — сказал он.
Сомс раскрыл рот. Так реванш окончен! Он ушел!
— Послушай, — сказал он. — Не выпускай же его! Это чудовищно!
— Ой, до чего смешно, — сказал вдруг Вэл и захохотал. — Ой, до чего смешно!
— Смешно, — проворчал Сомс. — Куда идет мир, не понимаю.
— Не горюйте, дядя Сомс. На пятьдесят фунтов он меня обчистил, но за такое не жаль и заплатить. Синнет, мой лучший конюх!
Сомс все ворчал.
— Совратить твоего работника и тебя же заставить платить за это! Дальше идти некуда!
— В том-то и прелесть, дядя Сомс. Ну, поеду домой и выгоню этого мошенника.
— Я бы, на твоем месте, не постеснялся сказать ему, откуда мне все известно.
— Ну, не знаю. Ведь Стэйнфорд еле на ногах держится. Я не моралист, но думается мне, что свое слово я сдержу.
Сомс помолчал, потом искоса взглянул на племянника.
— Делай как знаешь. Но не мешало бы его засадить.
С этими словами он прошел в переднюю и пересчитал зонты. Все были целы, он взял один из них и вышел на улицу. Его тянуло на воздух. Если не считать истории с Элдерсоном, он сталкивался с явной бесчестностью не часто и только у представителей низших классов. Можно оправдать какого-нибудь бродягу, или даже клерка, или домашнюю прислугу. У них много соблазнов и никаких традиций. Но чего ждать от жизни, если даже на аристократа нельзя положиться в таком простом вопросе, как честность! Каждый день приходится читать о преступлениях, и можно с уверенностью сказать, что на одно дело, которое доходит до суда, десятки остаются нераскрытыми. А если прибавить все темные дела, что творятся в Сити, все сделки на комиссиях, подкуп полиции, торговлю титулами — с этим, впрочем, как будто покончено, — все мошенничества с подрядами… Прямо волосы дыбом встают! Можно издеваться над прежним временем, и, конечно, наше время таит больше соблазнов, но что-то простое и честное ушло из жизни безвозвратно. Люди добиваются своего всеми правдами и неправдами, не желают больше ждать, когда удача сама придет к ним в руки. Все так спешат нажиться или прожиться! Деньги — во что бы то ни стало! Каких только не продают теперь шарлатанских средств, каких только книг не печатают, махнув рукой на правду и на приличия. А рекламы! Боже милостивый!
Эти мрачные размышления завели его в Вестминстер. Можно, пожалуй, зайти на Саут-сквер узнать, сообщила ли Флёр по телефону, как доехала.
В холле на саркофаге лежало восемь шляп разных цветов и фасонов. Что тут еще творится? Из столовой доносился шум голосов, потом загудело — кто-то произносил речь. У Майкла какое-то собрание, а в доме только что была корь!
— Что у вас тут творится? — спросил он Кокера.
— Кажется, что-то насчет трущоб, сэр; мистер Монт говорил, они собираются их обновлять.
— Положите мою шляпу отдельно, — сказал Сомс. — От миссис Монт было что-нибудь?
— Она звонила, сэр. Доехали хорошо. Собаку, кажется, тошнило дорогой. Упрямый пес.
