— Олли! Дорогая моя Олли! — тут же позабыв обо всех предупреждениях, вскричал он и кинулся к ней.
Но карие глаза метнули молнии и остановили его.
— Нет, Дуэйн, — холодно произнесла Оливия. — Оставайтесь, пожалуйста, там, где стоите. Не приближайтесь ко мне. Я согласилась увидеться с вами только за тем, чтобы сказать: «Я прошу вас, мистер Картрайт, избавить меня в дальнейшем от вашего внимания. Навсегда. Никогда больше не звоните и не приезжайте ко мне. Это мое твердое и окончательное решение».
— Но, Олли…
— Нет, мистер Картрайт. И никакие ваши слова не заставят меня изменить его.
— Послушай… послушайте, мисс Брэдли, — запинаясь, заторопился Дуэйн, — я постараюсь все исправить. Ну, не все, но хотя бы…
— Мистер Картрайт, вы никогда не сможете ничего исправить. И мне ничего от вас не нужно. Я категорически отказываюсь также от ваших профессиональных услуг. Будьте добры, позаботьтесь о том, чтобы мне выслали счет в самое ближайшее время. Всего доброго, мистер Картрайт. — С этими словами она отвернулась к стене.
Дуэйн постоял еще несколько секунд, не веря ни своим ушам, ни глазам, потом повернулся и медленно покинул палату. Так же медленно добрел до «линкольна», тяжело уселся на водительское место и запустил мотор.
Если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил Дуэйна Картрайта, как он добрался от больницы в провинциальном городке Левистон до своего дома в престижном районе Сиэтла, он ни за что не сумел бы ответить. Даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Он не знал, какой дорогой ехал и где останавливался на заправку, не помнил, солнечный был день или шел дождь. Только чудо помогло ему доехать, не попав в автокатастрофу.
Он вошел в гостиную, окинул ее смутным взглядом и направился уже к бару, как заметил яростно мигающий красный огонек автоответчика. Приблизился, нажал кнопку… и внезапно заметил лежащую рядом с телефоном записку.
Как странно… Кто мог оставить тут это?
Не обращая внимания на магнитофонную запись, он поднял листок и прочитал:
Уважаемый мистер Картрайт, я сегодня утром убирала дом перед вашим возвращением и позволила себе воспользоваться телефоном, чтобы поговорить со своим мужем. Мы немного повздорили, и Гарри бросил трубку. Я страшно обиделась, но тут раздался звонок. Я подумала, что это Гарри раскаялся и хочет извиниться, сняла трубку и сказала несколько слов, предназначавшихся только ему. Но он не ответил мне. А позднее, когда я вернулась домой и встретилась с ним, то узнала, что он не перезванивал. И я подумала, что должна немедленно рассказать вам об этом происшествии. Пока вы не узнали от того, кто звонил.
Прошу извинить за причиненные неудобства.
С уважением,
Матильда Трики.
Дуэйн скомкал бумажку и швырнул на пол. Глупая баба! Какое ему дело до нее и ее глупых семейных неприятностей? У него вся жизнь пошла прахом, а она…
Он внезапно поднял скомканный листок и расправил его. Заново перечитал. И правда — ужасная правда — забрезжила в его сознании. Как это Матильда написала? «Несколько слов, предназначавшихся только ему»? А что, если это звонила Оливия? И услышала, эти «несколько слов, предназначавшихся только ему»?
Что она наговорила, эта бестолочь?
Он схватил записную книжку и принялся лихорадочно разыскивать телефон приходящей уборщицы. Ага, вот он!
— Матильда? Мистер Картрайт. Я прочел вашу записку…
Женщина не дослушала и со слезами в голосе затараторила:
— О, мистер Картрайт, пожалуйста, не увольняйте меня! Я и говорила-то всего несколько минут. Я оплачу счет, клянусь вам!
— Прекратите, Матильда, и помолчите. Никто не собирается вас увольнять. Я хочу, чтобы вы точно вспомнили свои слова. Те, что сказали, когда сняли трубку. Точно!
— О, мистер Картрайт… — Она заколебалась. — Я думала, что говорю с Гарри…
— Да-да, ясно. Именно их я и хочу услышать. Матильда, поймите, ваша неосторожность, возможно, имела серьезные последствия. И для меня, и еще для одного человека. Мне жизненно необходимо знать, что вы сказали. Слово в слово.
Его тон убедил ее в том, что стеснительность сейчас неуместна. Матильда помолчала, припоминая, потом, запинаясь, произнесла:
— Я сказала: «Милый, хорошо, что ты перезвонил! Давай не будем ссориться. Я дождусь твоего возвращения. Если ты соскучился так же, как я, то нас ждет фантастическая пара часов. Ты доволен, дорогой?» Потом поняла, что мне не отвечают, и переспросила: «Почему ты не отвечаешь? Ты слышишь меня? Алло! Алло! Алло!» Это… это все, мистер Картрайт. Извините, пожалуйста, но я…
— Хорошо-хорошо, Матильда. Все понятно. Успокойтесь, я не собираюсь вас увольнять. Послушайте, мне необходима сейчас же, немедленно ваша помощь. Вы должны, вы обязаны поехать со мной и все это рассказать. Предупредите супруга, что вернетесь завтра, и дайте мне ваш адрес. Я сейчас же заеду за вами, и мы отправимся.
Дуэйн положил трубку и на мгновение присел рядом с телефоном, тупо глядя на ковер.
Если бы ему рассказали о подобном происшествии, то он, не колеблясь, ответил бы, что такого не бывает. И вот теперь судьба вынуждает его не только самому поверить в совпадения, но и убедить в них любимую женщину.
Господи, за что ты так поступил с ней? Разве мало было ей страданий? Почему именно ее выбрал объектом своей беспечной глупой шутки?
И он с ужасом представил, что должна была пережить Оливия, его нежная и тонко чувствующая возлюбленная, услышав такие слова. Неудивительно, что она сделала то, что сделала. И что не желает больше иметь с ним никаких дел. Странно, что она вообще согласилась поговорить с ним.
А он-то, жалкий эгоист, думал только о себе. Устроил игру в муки ревности на пустом месте.
Да ты еще не знаешь, голубчик, что такое ревность!
Черт побери! Сначала Марси, а теперь такое!
И Дуэйн взбунтовался. Он мысленно вскричал: «Боже, ты несправедлив! Как же Ты несправедлив к нам! А особенно к ней! Зачем посылаешь такие тяжкие испытания слабой, измученной женщине?»
И Господь услышал и послал возроптавшему озарение.
Да, чтобы ты понял наконец, что должен защищать ее. Всегда. До последнего твоего вздоха.
— Мистер Картрайт, вы бы включили фары, уже совсем темно, — робко произнесла Матильда, сидящая рядом с ним на переднем сиденье.
Дуэйн вышел из глубокой задумчивости и заметил, что она права. Кинул взгляд на часы — без пяти девять. А им еще ехать и ехать. Не меньше трех часов.
И куда он направляется? Оливия все еще в больнице. Глупо рассчитывать, что им обоим удастся прорваться к ней в столь поздний час. Придется остановиться и заночевать где-нибудь, а утром продолжить путь, но уже не в Левистон, а на ранчо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});