— Когда твой ребенок больше не сможет носить браслет, ты вернешь его мне, — сказала я Кейт.
— Чтобы ты могла надеть его на ручку собственного младенца? Договорились, Дамаск, а когда твоя свадьба?
Я покраснела, хотя и не хотела выдавать своих чувств.
— Не имею понятия, — резко ответила я.
— Лучше выходи замуж за Руперта, Дамаск. Из него получится хороший, добрый муж — как раз мужчина для тебя. Он будет заботиться о тебе и никогда не посмотрит на другую женщину. Он молод — не то что мой Ремус. И хотя у него нет состояния, твоего хватит на вас обоих.
— Спасибо, что ты так просто устроила мое будущее.
— Бедняжка Дамаск! Давай будем искренними друг с другом. Ты хотела бы выйти замуж за Бруно. Но ведь это безумие, Дамаск? Он совершенно не создан для тебя.
— Как оказалось, и для тебя тоже.
— Иногда мне кажется, уж лучше бы я ушла с ним.
— Ушла? — резко переспросила я. — Куда ушла?
— А, пустые фантазии, — ответила Кейт. Потом крепко обняла меня и сказала:
— С твоим приездом я опять ожила. Это место душит меня. Когда я при дворе, все по-другому. Там все приводит меня в восторг, Дамаск, но тебе это не понять.
— Я знаю, в твоих глазах я необразованная сельская девочка. Однако, обрати внимание, мой дом расположен ближе к Лондону, чем твой. Хотя воображаю, как это увлекательно проводить время при дворе, занимаясь сплетнями и интригами, дрожа каждую минуту, что за это тебя могут отправить в Тауэр.
Очень увлекательно жить в ожидании, то ли ты отправишься домой, то ли тебе отрубят голову. Кейт громко рассмеялась.
— Хорошо, что ты здесь. Благослови тебя Господь, Дамаск, за то, что ты уже в замке.
— Спасибо. Думаю, все же лучше слышать твои благословения, чем проклятия, если бы я не согласилась приехать.
Настроение мое улучшилось. Я думаю, мы составляли странную пару. Я не одобряла почти всего, что делала Кейт, она вела себя высокомерно по отношению ко мне, и, — хотя мы все время спорили, мне было хорошо рядом с ней. Наверное, потому, что мы выросли вместе, она была как бы частью меня.
В тот вечер мы поужинали вдвоем в ее комнате, в которой стоял маленький столик, за которым она часто обедала.
— Готова поклясться, что ты со своим мужем и обедаешь, и ужинаешь здесь, когда он бывает дома, — сказала я.
Кейт опять засмеялась, глаза ее презрительно сверкнули.
— Ты же знаешь, что Ремус становится глуховатым, о чем бы мы стали говорить с ним наедине, как ты думаешь? Поэтому мы к обеду всегда приглашаем гостей. Когда к нам приезжают люди, которых принимают при дворе короля, то бывает особенно весело. Но чаще наши гости — это сквайры. Они ведут бесконечные разговоры о пахоте, засолке свинины. И тогда мне хочется закричать от тоски.
— Я уверена, лорд Ремус считает тебя очень уживчивой супругой.
— Ну, по крайней мере, я рожу ему ребенка.
— А он полагает, это стоит той цены, которую он платит. На тебя, — я бросила на нее внимательный взгляд, — очень приятно поглядеть даже в твоем теперешнем состоянии. И ты, несомненно, вернула ему юность, доказав, что он еще не очень стар и может зачать дитя.
— Я сказала, что подарю ему ребенка. Я не сказала, что он отец, — выпалила Кейт.
— О, Кейт! — воскликнула я. — Что ты имеешь в виду?
— Хватит! Я слишком много болтаю. Но ты не в счет. Мне просто хочется сказать тебе правду, Дамаск.
— Значит… ты обманула Ремуса. Это не его ребенок. Как же ты можешь притворяться, что отец он?
— Ты еще не знаешь мужчин, Дамаск. Их легко убедить в том, что они в действительности не могут сделать. Ремус очень горд, что скоро станет отцом, и поэтому готов забыть о рогах, которые я ему наставила.
— Кейт, ты бесстыдна, как всегда.
— И делаюсь все более бесстыдной, — насмешливо продолжила она. — Ты, конечно, не ожидаешь, что по мере накопления опыта я сделаюсь лучше.
— Я не верю тебе.
— Я рада этому, — улыбнулась Кейт. — Мое неблагоразумие прощено.
— Скоро ты подаришь миру новую жизнь, это величайшее испытание для любой женщины, а ты, не думая об этом, разыгрываешь меня.
— Я жила в уединении целых два месяца — гости не в счет. Я вынужденно терпела Ремуса. Я вела себя как женщина, жаждущая ребенка.
— В глубине сердца ты ведь хочешь его?
— Я не рождена быть матерью, Дамаск. Я хочу танцевать при дворе, принимать участие в королевской охоте, почаще бывать в королевских замках и дворцах. Недавно в Виндзоре мы танцевали, сплетничали, смотрели пантомиму или пьесу, а потом был бал. Это настоящая жизнь. Я тогда забываю…
— Что ты хочешь забыть, Кейт?
— О, опять я говорю много лишнего! — воскликнула она.
У Ремуса был очень красивый сад. Он наверняка привел бы в восторг мою матушку. Я пыталась запомнить о нем как можно больше, чтобы рассказать ей, когда вернусь домой. У меня появилось любимое место в саду — пруд, окруженный тенистой аллеей. Стояло лето, и деревья были покрыты густой листвой. Кейт и я любили посидеть у пруда и поболтать.
Меня радовала перемена, происшедшая с Кейт со времени моего приезда. Гримаса недовольства исчезла, она часто смеялась, правда, в основном надо мной, но с терпимостью и нежностью, так знакомыми мне.
Там, у пруда, она заговорила со мной о Бруно.
— Интересно, куда он ушел? — сказала она. — Ты веришь, что он поднялся на облаке в рай? Или, может быть, он уехал в Лондон искать счастья?
— Он исчез, — задумчиво ответила я. — Его нашли в яслях в то рождественское утро. А признание Кезаи могло быть наговором, она, казалось, сошла с ума, встретив Ролфа Уивера.
— Но почему же он появился в Аббатстве?
— Аббатство Святого Бруно разбогатело после его появления, и только благодаря ему.
— Но что случилось, когда пришли люди Кромвеля? Почему он не сотворил чуда?
— Может быть, так было решено свыше.
— Тогда какой смысл посылать Святое Дитя только для того, чтобы Аббатство несколько лет процветало, а потом все богатства перекочевали в сундуки короля? А признания Кезаи и монаха? Кезая никогда не смогла бы выдумать эту историю. Зачем это ей?
— Может быть, это было дьявольским наущением.
— Ты ходила к ведьме в лес.
— Я сделала это из-за Хани.
— Ты дурочка, Дамаск. Ты говоришь, что поклялась взять младенца. И твой отец согласен. Вы двое странные люди, не от мира сего. Ребенок этого зверя и гулящей служанки. И эта девочка станет тебе почти сестрой? Как ты думаешь, что же будет дальше?
— Я любила Кезаю, — ответила я. — Она была мне как мать. А ребенок ведь может быть сестрой Бруно. Ты думала об этом?
— Если Кезая говорила правду, они будут сводные брат и сестра!
