13 января Сталин в присутствии членов Политбюро принял руководителя итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти (с 20.00 до 22.00 часов), а затем последовал длительный период отсутствия Сталина на рабочем месте в Кремле. По мнению Ю. Жукова: «С 16 января 1951 года, после третьего инсульта, Сталин уже не работал. Ему отказывала память, он перестал соображать»[116]. Насчет «перестал соображать» Ю. Жуков, пожалуй, сильно преувеличивает, поскольку, как мы уже отмечали, по свидетельству В. Жухрая в последние годы жизни вождь интенсивно занимался разработкой вопросов теории марксизма-ленинизма и прежде всего политической экономики социализма. В то же время конкретными делами по руководству государством и компартией он практически перестал заниматься.
Об отходе вождя от практических дел в последние два года его жизни невольно свидетельствуют самые близкие его соратники, члены Политбюро Хрущев, Каганович, Ворошилов и Микоян. Выступая в июне 1953 года на пленуме ЦК КПСС, задним числом утвердившем отстранение Берии от всех занимаемых им постов, предание его суду за «попытку государственного переворота», члены нового руководства страны однозначно подтверждали, вольно или невольно (скорее всего, невольно), отход Сталина от решения вопросов управления государством:
«Хрущев: «В последнее время товарищ Сталин бумаг не читал, людей не принимал, потому что здоровье у него было слабое».
Каганович: «Товарищ Сталин последнее время не мог так активно работать и участвовать в работе Политбюро».
И Хрущев, и Каганович употребили неопределенное выражение «в последнее время», что в равной степени могло относиться и к последним неделям, и последним месяцам и годам жизни Сталина. Но два других участника пленума, не менее осведомленные люди, назвали более определенный, конкретный отрезок времени. Ворошилов: «Сталин в результате напряженной работы за последние годы стал прихварывать». Микоян, остановившись на отношении Сталина к деятельности СЭВ, Военно-координационного комитета и секретариата Информбюро — тех органов, которые играли в ту пору важнейшую роль в определении и регулировании отношений СССР со странами Восточного блока, указал точно: Сталин «в последние два года перестал ими интересоваться» (выделено Ю. Жуковым).
Итак, четыре человека, не одно десятилетие входившие в узкое руководство и потому знавшие многие тайны Кремля, на закрытом заседании — не для печати и не для широкой информации, — касаясь совершенно иной темы, проговорились, скорее всего, невольно, и прямо подтвердили, что Сталин действительно отошел от дел приблизительно за два года до смерти»[117].
Когда случился со Сталиным третий инсульт и случался ли он вообще, тем более случился ли он конкретно 16 января 1951 года, как утверждает Ю. Жуков, при отсутствии «полновесной» истории болезни вождя, — вопросы риторические. Лишь по косвенным признакам, вернее, по событиям, произошедшим во второй половине января — первой половине февраля 1951 года, можно судить, что здоровье Сталина в очередной раз серьезно пошатнулось.
Во-первых, как уже отмечалось выше, Сталин не выступил с публичной оценкой событий, происходящих на Корейском полуострове, и с разъяснением позиции Кремля на предложение американского президента от 13 января 1951 года. Если и случился третий удар со Сталиным, то это произошло как раз в интервале 14–16 января, после того, как он принял 13 января Пальмиро Тольятти. В ночь на 16 января в кабинете Сталина собрался узкий круг соратников (члены Политбюро: Маленков, Хрущев, Берия, Каганович, Молотов и руководители МИД Вышинский и Громыко) вероятно с тем, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию в связи с обострением болезни вождя.
Во-вторых, о недееспособности Сталина в этот период свидетельствует сам факт документального оформления освобождения Сталина от председательствования на заседаниях Президиума Совета Министров СССР, которое, согласно решению Политбюро от 16 февраля 1951 года было возложено (поочередно) на Булганина, Берия и Маленкова. Это решение коренным образом меняло систему власти в стране, поскольку, как подчеркивалось в данном решении, — «председательствования на заседаниях Президиума Совета Министров СССР и Бюро Президиума Совета Министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета Министров СССР тт. Булганина, Берия и Маленкова, поручив им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью председателя Совета Министров СССР тов. Сталина И.В. (выделено мною. — А.К.).
Последняя фраза данного постановления Политбюро в тогдашнем составе: Сталин, Булганин, Берия, Маленков, Молотов, Микоян и Хрущев — наводит Ю. Жукова на следующие размышления:
«Если ее внесли в текст с ведома и согласия Сталина, то тогда она несет следующий смысл. В силу неких определенных и веских, весьма серьезных причин, а ими могли быть либо загруженность какой-то иной, более важной работой, либо серьезное ослабление работоспособности после тяжелого заболевания, Сталин передоверил свои высокие властные полномочия, позволил сам, и не кому-либо, а Булганину, Берия и Маленкову на неопределенное время вершить судьбы страны от своего имени.
Возможно, конечно, и иное прочтение документа. Если его последняя фраза, как, впрочем, и само решение в целом, появилась вопреки воле Сталина или была принята им лично вынужденно, под сильнейшим давлением, она должна означать прямо противоположное. То, что в тот день первого секретаря ЦК ВКП (б), Председателя Совета Министров СССР фактически, но отнюдь не юридически, отстранили от руководства. Но в любом случае, по доброй воле или нет, Сталину пришлось практически отойти от власти и остаться главой государства лишь символически.
Пока все известные данные заставляют — вплоть до того времени, когда появится, наконец, возможность изучить личный фонд Сталина, все еще остающийся засекреченным в Архиве Президента РФ, — склониться в пользу принятия второго варианта толкования последней фразы решения ПБ от 16 февраля 1951 года. Разумеется, подобное утверждение, входящее в абсолютное противоречие со всеми без исключения существующими концепциями, нуждается в веских доказательствах. Есть ли они?»[118]
Задав сам себе этот вопрос, Ю. Жуков пытается убедить читателя, что имел место именно второй вариант процедуры «отстранения» Сталина от практического управления страной, исходя из чего, делает вывод, что фактически произошел государственный переворот, и Сталин до конца жизни в течение двух лет «…уже не работал. Ему отказывала память, он перестал соображать». То есть, в течение двух лет страна формально находилась под руководством впавшего в невменяемость вождя. Так ли это на самом деле, и какие аргументы приводит столь авторитетный автор этой весьма неожиданной концепции? Попробуем разобраться, для чего потребуется цитирование весьма значительных фрагментов из книги Ю. Жукова с нашими комментариями.
Таких фрагментов в книге приведено около десятка, но, на наш взгляд, все они красноречиво говорят как раз в пользу первого варианта, то есть это была вынужденная мера в связи с пошатнувшимся здоровьем Сталина, и принято это решение с согласия, а скорее всего по инициативе самого вождя.
Итак:
«Как первый аргумент, прежде всего, следует рассмотреть хорошо и давно известный и бесспорный факт — до сих пор никем не объясненное внезапное прекращение издания Собрания сочинений Сталина за… два года до его смерти.
24 марта 1951 года Сталин завершил работу над очередным, тринадцатым (зловещее предзнаменование!) томом, включив в него дополнительно восемь статей. 11 апреля он просмотрел верстку книги и подписал ее в печать, а на следующий день подписал и предисловие. Спустя две недели книга поступила в продажу. И на том издание «основополагающих» трудов, осуществлявшееся по решению ПБ к 70-летию вождя, без каких-либо объяснений прекратилось.
О Собрании сочинений Сталина забыли все. Хранили молчание и сотрудники Института марксизма-ленинизма, готовившие его, и руководители Агитпропа, отвечавшие за его выпуск. Перестали вспоминать о Собрании сочинений Сталина узкое руководство, члены ПБ, даже сам автор. Вряд ли причиной прекращения работы над изданием послужили сложности составления очередного, четырнадцатого тома, ведь в него должны были войти статьи и выступления, интервью Сталина за 1934–1940 гг., не раз публиковавшиеся и в прессе, и отдельными брошюрами, и в сборнике «Вопросы ленинизма».
Причину такого экстраординарного события можно объяснить иным — стремлением узкого руководства выразить тем самым свое новое равнодушное отношение к тому, кто внешне еще почитался как живой бог. Но такое могло произойти лишь в одном случае — только тогда, когда Сталина отрешили бы от власти»[119].
