3 марта 1953 года.
(Газета «Правда», 4 марта 1953 года)
В правительственном сообщении есть три момента, которые вызывают сомнения и недоуменные вопросы историков и иных исследователей, сомневающихся в их справедливости по сегодняшний день. Это время и место, когда и где произошла сердечно-сосудистая катастрофа у вождя со смертельным исходом, а также время официальной публикации о смертельной болезни Сталина. Так, один из самых авторитетных биографов Сталина Ю. Емельянов пишет:
«Даже в нескольких строках этого сообщения было немало неправды. Во-первых, Сталин в указанное время находился не «в Москве в своей квартире», а на даче в Кунцево. До 1960 года Кунцево не входило в пределы Москвы. Во-вторых, Сталин потерял сознание первого марта, а не в ночь на второе марта». Странно было и то, что об этом сообщили лишь 3 марта, правда, в последующем радио и газеты регулярно передавали сообщения о течении, болезни. И все же известие о смерти вождя всколыхнуло страну и породило множество версий произошедшего»[131].
Ю. Емельянов не сомневается о том, что в сообщении время и место катастрофы указано неверно, поскольку он компетентно заявляет, что Сталин в этот момент находился на Ближней даче в Кунцево, а потерял сознание первого марта, а не в ночь на второе марта». Мы еще неоднократно будем возвращаться к этим «неточностям» в правительственном сообщении, поскольку практически каждый исследователь, когда-либо обращавшийся к этой теме, непременно считал своим долгом «отметиться» на этих двух «ошибках» («вранье», «брехне» и т. п.), допущенных по чей-то злой воле.
Что касается времени сообщения о постигшем страну несчастье, то на наш взгляд, здесь нет ничего «странного». Обратим внимание на то, что текст правительственного сообщения отработан весьма основательно, на что и требовалось «время». В нем перечислены привлекаемые для лечения Сталина «лучшие медицинские силы», которые затем фигурируют в качестве членов комиссии, подписавших «бюллетени о состоянии здоровья И.В. Сталина», опубликованные 4 и 5 марта, а также «Медицинское заключение о болезни и смерти И.В. Сталина». В числе привлекаемых «лучших медицинских сил» названы, например, профессор-терапевт А.Л. Мясников, профессор-невропатолог Н.В. Коновалов, профессор-терапевт Е.М. Тареев, а также другие «светила» — всего восемь человек. А теперь обратимся к воспоминаниям профессора А.Л. Мясникова, члена этой комиссии:
«Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: «Я за вами — к больному Хозяину». Я быстро простился с женой, мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас проф. Н.В. Коновалов (невропатолог) и Е.М. Тареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево…
Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). В одной из комнат уже был министр здравоохранения…
Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время»[132].
Три члена комиссии, поименованные в правительственном сообщении, прибыли к больному «поздно вечером 2 марта 1953 года», а возможно уже в ночь на 3 марта, поскольку «поздно вечером» за A.Л. Мясниковым только еще заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы, который «собирал» по всей столице «медицинских светил».
Если в ночь на 2 марта у Сталина случился инсульт на «московской квартире», а утром оперативно вызванные врачи, в том числе профессор-терапевт П.Е. Лукомский, уже в 7 часов приступили к лечению больного, то остальных членов будущей комиссии еще нужно было оповестить и собрать. Не все из них могли оказаться дома или на рабочем месте (отпуск, дача), чтобы быть вызванными по телефонной связи, и только лишь к вечеру была сформирована комиссия, члены которой перечислены в сообщении по радио на следующий день. Чего здесь «странного»?
Далее, из приведенного фрагмента воспоминаний профессора Мясникова следует, что министр здравоохранения СССР А.Ф. Третьяков, который по долгу службы просто обязан с первых часов находиться рядом с больным и который лично организовывал все мероприятия, связанные с лечением Сталина, компетентно подтверждает, что катастрофа случилась именно «в ночь на 2 марта». Даже не «в ночь…», а скорее всего уже под утро, поскольку «дежурный офицер… в 3 часа ночи видел его за столом», а обнаружен он был «распростертым на полу… утром в седьмом часу». Какие есть основания не верить министру здравоохранения и профессору А.Л. Мясникову?
Так что и время случившейся катастрофы, указанное в правительственном сообщении, вовсе не «брехня» о событии, которое имеет поистине всемирно-историческое значение, авторитетно подтверждено министром здравоохранения СССР А.Ф. Третьяковым. А вот место, где это случилось, все-таки кунцевская дача — утверждает министр. Лицо уж больно солидное, чтобы усомниться в правоте его слов, но что-то все-таки смущает. Что?
А вот что. С одной стороны, правительственное сообщение о времени и месте случившейся катастрофы— это не просто информация, доведенная до населения страны о каком-то событии, случившемся в Кремле. Это сообщение не только нынешнему населению, но и всем будущим поколениям, это сообщение в будущее, в историю. И какие же причины могли поспособствовать тому, чтобы в это будущее, которое рано или поздно расставит все точки над і, гнать заведомую дезинформацию? А с другой стороны, не только Третьяков, но и другие свидетели, о которых речь шла в предыдущих главах (Н.С. Хрущев, «Охрана») утверждают то же самое. Но как же отличаются «показания» этих свидетелей! У нас еще будет повод сравнить эти «показания» между собой и проанализировать их содержательную часть, сейчас же обратимся непосредственно к событиям, связанным с организацией и ходом лечения Сталина в период со 2-го по 5 марта 1953 года.
Эти сведения почерпнуты из рукописного медицинского журнала, который вели врачи 2–5 марта 1953 года. Вопреки утверждениям некоторых авторов, что журнал якобы отсутствует в деле о болезни Сталина, выдержки из него иногда публиковались, что свидетельствует, что таковой существует. Однако известный историк А. Фурсенко утверждает обратное, будучи убежденным, что Сталина умертвили его ближайшие соратники:
«При чтении официального заключения о болезни и смерти Сталина возникает целый ряд вопросов, которые наводят на мысль, что оно могло быть сфабриковано под давлением ближайшего окружения Сталина, чтобы в случае необходимости представить этот документ высшей партийной и советской элите с одной-единственной целью: чтобы никому не пришло в голову, что Сталина умертвили впавшие в немилость его соратники.
Отпечатанное на 20 страницах машинописного текста и подписанное всем составом консилиума заключение отличается от рукописных подробных записей предшествующих заболеваний. Документ не датирован, но на его черновике стоит дата— июль 1953 года, т. е. 4 месяца спустя после смерти Сталина, что само по себе заставляет усомниться в его полной достоверности. Как следует из текста заключения, оно было составлено на основе рукописного медицинского журнала, который велся на протяжении 2–5 марта.
Но журнал отсутствует в деле о болезни Сталина, и, как сообщили автору этих строк компетентные лица, его вообще уже нет в природе (выделено мной. — А.К.). Иными словами, медицинский журнал, видимо, уничтожен. Правда, сохранились некоторые «Черновые записи лекарственных назначений и графики дежурств во время болезни И.В. Сталина 2–5 марта 1953 года» на отдельных листочках, которым предшествует вырезанная из папки картонная обложка озаглавленного таким образом бывшего дела в истории болезни Сталина. Причем из двух десятков листочков таких записей, судя по первоначальной их нумерации, затем зачеркнутой, в деле не хватает первых нескольких страниц, по которым можно было бы судить, когда, в какой день и час началось лечение. Нет также расписания дежурств и заключения врачей после каждого из них. Наконец, на вырезанной крышке картонной папки, озаглавленной «Черновые записи…», значится том X, что свидетельствует о том, что в истории болезни Сталина были еще девять томов. Какова их судьба — тоже неясно.
Все это и вызывает недоуменные вопросы, позволяя предположить, что черновые записи и медицинский журнал содержали данные, не укладывавшиеся в официальное заключение. По-видимому, на каком-то этапе медицинский журнал и часть черновых записей были сознательно изъяты. Нельзя пройти мимо того факта, что машинописный текст заключения был составлен через несколько дней после ареста Берии 26 июня 1953 года. Когда началось следствие по делу Берии, вероятно, кто-то из кремлевского руководства захотел уничтожить медицинский журнал, чтобы ликвидировать возможные улики, что Сталина плохо лечили и умертвили. На июньском 1957 года пленуме ЦК Молотов критиковал Хрущева, назначенного председателем Комиссии по архиву Сталина, за то, что он ни разу за четыре года не собрал Комиссию. Что говорит само за себя»[133].
