— Да, ты тогда произвел на меня изрядное впечатление, — проговорила она, стараясь не выболтать чересчур много. — Отчасти оно и сейчас на меня еще действует.
— Хочешь сказать, что нашла меня неотразимым?
— Скорее слишком уж напористым и неисправимо самоуверенным.
— А мне казалось, что после нашего свидания я совершенно исправился! — возразил Маркус, устраиваясь на полу и облокачиваясь о кровать.
— Свидания? — Клара удивленно вздернула бровь.
— Когда мы в кино ходили. На Бастера Китона.
— Но мне казалось, что это было не свидание, — сказала Клара. — Я думала, ты просто спасал меня от скуки на приеме у Джинни Битмен.
— Для меня это было свидание, — признался Маркус, поставив на пол у своих ног картонную коробку с мороженым. — Во всяком случае мне так хотелось. И это было лучшее изо всех моих свиданий.
Клара не могла придумать, что на это ответить. Минутку она размышляла, потом решила, что самое разумное — никак не отвечать.
— Кажется, я уже готова попробовать мороженое.
— Если оно не совсем еще растаяло. — Маркус жестом предложил ей сесть и протянул ложечку. Клара постаралась сесть подальше. — Мне нравится неаполитанское, — сказал Маркус, придирчиво разглядывая полоски шоколадного, ванильного и клубничного мороженого, — а вот выбирать не терплю.
— Полностью согласна. — Сидя здесь вместе с Маркусом, Клара почувствовала себя вполне естественно. — А Глория дома? — спросила она, припомнив вдруг, что дверь в комнату Глории была плотно закрыта, когда они тихонько поднимались по лестнице. Как часто Глория стала куда-то исчезать в последнее время — даже удивительно. Да еще в такой поздний час!
— Клодина говорит, что Глория ушла к Лоррен, они там какое-то коллективное задание выполняют, — ответил Маркус, не проявляя ни малейшего интереса к этой теме.
— «Коллективное задание» — древнейшая в мире отговорка, — заметила Клара, снимая ложечкой верх с клубничного мороженого.
— А тебе это откуда известно?
— Я ведь тоже ходила в школу, Маркус, — ответила она. — Да и на свет я родилась не вчера. Если на то пошло, то я, как понимаю, старше тебя.
— Старше — это может быть. Но мудрее ли? Быть не может! — Он лукаво усмехнулся, набрал в ложку мороженое всех трех сортов и поднес к ее губам.
— У меня свое есть, — сказала Клара, покачивая у него перед носом ложкой. Маркус был с нею ласков, даже очень, но Клара не могла позволить, чтобы события этого вечера развивались в таком направлении. Приходилось все время напоминать себе, что Маркус в каком-то «заговоре» вместе с Глорией и Лоррен. И доверять ему никак нельзя. Она погрузила ложечку в мороженое, стараясь не смотреть Маркусу в глаза. — Так, серьезно, что же ты здесь делал, если Глории вообще нет дома?
— Так, серьезно, ты не собираешься рассказать мне, с кем это ты ходила на свидание? — парировал Маркус, облизывая отвергнутую Кларой ложку. — Кто бы он ни был, сластями он тебя явно не баловал.
— Я же тебе сказала: просто один друг, — упрямо повторила Клара. — Старый друг…
— Оттуда, с востока?
— Можно сказать и так.
— Ой, не надо только мне рассказывать, — Маркус задохнулся, изображая ужас, — что он из Пенсильвании.
Клара пожала плечами, ничего не отрицая и не подтверждая, и стала хлопать себя по бедрам в такт музыке.
— Вижу, ты не получила от этого свидания и половины того удовольствия, какое могла бы получить со мной.
— А что, если получила? — И Клара игриво толкнула его коленками.
— Такого быть не может, — отрезал Маркус. — Я хочу услышать, что было на самом деле. Шаг за шагом, событие за событием…
— Не могу. Там все было… неописуемо.
— Прекрасно, тогда я опишу это за тебя, — не отставал от нее Маркус. — Он пришел на четверть часа раньше, от него за версту пахло мамочкиной розовой водой.
— Так не пойдет, — сморщила она нос.
— Ладно, пусть будет бабушкиной. Потому что ему безумно нравится запах бабушки, и он решил, что так сможет произвести на тебя большее впечатление.
— Запах был сильным, — подыграла ему Клара. — Пришлось даже опустить стекло в машине.
— Одет он был в твидовую спортивную куртку. Первый показатель неудачного свидания.
— Первым была розовая вода.
— Ой, но ты же успела прежде выкурить сигарету, поэтому смогла унюхать воду только тогда, когда села в автомобиль. И чуть не задохнулась.
Клара подняла руки вверх.
— Виновна по всем пунктам.
— Машину он тоже водит, как его бабушка. Да и сама-то машина — бабушкина, разболтанный старенький «форд-Т»[80], на котором она ездила только по воскресеньям, в церковь и обратно.
— Ты еще ни разу не говорил мне подобных гадостей. Боже упаси, чтобы я когда-нибудь села в такое авто. — Клара рассмеялась, вспоминая, как здорово было просто садиться в автомобильчик. — Кроме того, у меня есть доказательство: я вернулась сюда на такси.
— Такси понадобилось, когда старая жестянка заглохла на берегу озера.
— Ой, нет, — отвергла этот вариант Клара. — На пляжи я не езжу.
— Надеюсь. Тамошняя стоянка для машин совершенно не достойна тебя. Но он так хотел оказаться с тобой наедине в этой колымаге…
— Я не из тех девушек, кто целуется на заднем сиденье, Маркус.
— Мне ты этого могла и не говорить, — обиженно заявил Маркус. — Кто теперь обнимается в машинах? Уж конечно, не я.
— Эге, Маркус, не ревность ли в тебе заговорила?
— Не надо меня оскорблять. — Он встал, отложил ложечку и предложил: — Давай потанцуем.
— Здесь? — нерешительно переспросила Клара, оглядываясь, будто кто-нибудь мог за ними подсматривать. А ведь кто-то мог! Но не в том было дело, просто Клара слишком хорошо знала себя. Ощутить на себе крепкие руки этого парня значило нарываться на большие неприятности. — Я слишком устала.
— Ну, не нужно быть такой паинькой! — Маркус поднял ее на ноги, а виктрола как раз заиграла новую песенку: «Трудно отыскать настоящего мужчину».
«Какая ирония!» — невольно подумалось Кларе. Она хотела было возразить, но тут его руки оказались у нее на талии. Она сразу напряглась, руки будто отнялись.
— Я не знаю, Маркус, надо ли…
— Ш-ш-ш! — прошептал Маркус и положил ее руки на свою шею. — Главное, не напрягайся.
Так, как сейчас, Клара еще ни с кем и никогда не танцевала. В джаз-клубах и на вечеринках в Нью-Йорке важно было не удовольствие от танца, а то, со сколькими партнерами удалось тебе станцевать за один вечер, беспрестанно переходя от одного из них к другому. Ты потела, задыхалась, а каблучки все стучали и стучали. Если сравнивать с тем, то сейчас они не танцевали, а скорее обнимались.
На какое-то мгновение, прижавшись к широким плечам Маркуса, она почувствовала себя в безопасности. Ничто из ее прошлого не может причинить вреда — ни записки, ни угрозы, — пока они вдвоем покачиваются в такт нежной песне Марион Гаррис, вслушиваясь в ее зовущий голос и дыша в одном ритме.
Лицо Маркуса придвигалось все ближе, пока Клара не ощутила его дыхание у самого уха.
— А если я и вправду ревную? — прошептал он, нарушив воцарившееся между ними молчание.
Пластинка закончилась и легонько пощелкивала, этот звук легко заглушали бившие в стекло капли дождя, который понемногу ослабевал.
Клара не знала, что на это сказать. Если Маркус и вправду ревнует ее, то она не собирается его поощрять. А может, для него это просто пустяки, о которых он потом и не вспомнит. Она высвободилась из его объятий.
— Я вполне серьезно, Клара. Не могу выбросить тебя из головы, — проговорил он, и глаза его потемнели. — У меня так ни с кем еще не было.
— Уверена, что ты говоришь неправду. Насколько я слышала, у тебя была чуть не сотня подружек…
— Не всему верь, что тебе рассказывают. — Маркус быстро прошагал по комнате из угла в угол, потом резко повернулся к Кларе и сказал, нажимая на каждое слово: — Кроме того, я говорю о том, что сейчас чувствую к тебе. Прошлое роли не играет.
— Ты действительно так считаешь? — Ей приятно было думать, что прошлое не играет никакой роли.
— Я считаю, что всегда можно начать с чистого листа, — сказал Маркус с твердой убежденностью. — И считаю, что нужно честно говорить о своих чувствах.
— Я благодарна тебе за честность, но…
— Я от тебя не благодарности жду, Клара. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты чувствуешь.
Она всмотрелась в его молящие голубые глаза, стараясь отыскать в них хоть искорку неискренности, но Маркус смотрел прямо на нее и не отводил взгляда. Она не хотела причинять боль ни ему, ни себе. Ее ранам еще надо затянуться, пока же они так и зияли в ее сердце.
— Я не знаю, — наконец выговорила она, качая головой.
