— Ах ты паршивец, — цедит он сквозь зубы приближаясь. — И ты смеешь потешаться надо мной!
Я пячусь, не сводя глаз с острых, подрагивающих от гнева когтей и чувствуя, что мое горло в опасности. Да-да, он в любой момент может молниеносно запрыгнуть мне на плечи и разорвать его.
— Прошу прощения, почтенный старший брат, виноват… — Спина упирается в гофрированные обои стены, но хочется отступить еще дальше. И тут меня осеняет: я начинаю безжалостно хлестать себя по щекам: шлеп, шлеп, шлеп! — звонко раздаются пощечины, щеки пылают, в ушах звенит, из глаз искры сыплются… — Прости, уважаемый, убить меня мало, не человек, а ублюдок последний, черная елда ослиная…
При виде устроенного мной омерзительного спектакля его лицо из багрово-красного становится желтовато-бледным, простертые в мою сторону руки медленно опускаются, а у меня ноги подгибаются от облегчения.
Вернувшись на свой обтянутый черной кожей крутящийся трон, он не садится, а устраивается там на корточках, достает из портсигара дорогую сигарету, щелкает зажигалкой, прикуривает от вырвавшегося с шипением сильного языка пламени, глубоко затягивается и неторопливо выдыхает облачко дыма. Он сидит в позе глубокой задумчивости, уставившись на пейзаж на стене застывшим и бездонным взглядом своих черных, похожих на два озерца глаз. А я, съежившись у двери, с горечью размышляю, каким образом этот карлик, над которым еще совсем недавно все потешались, превратился в высокомерного самодура и деспота. И почему я, видный исследователь, кандидат наук, испытываю такой страх перед каким-то уродом ростом меньше полутора чи, который и тридцати цзиней не весит. Ответ вырывается из меня, как пуля из ствола, что тут и обсуждать.
— Да я всех красоток в Цзюго оприходую! — Он вдруг меняет позицию и уже не сидит на корточках, а стоит на своем вращающемся кресле, воздев сжатую в кулак руку, и торжественно повторяет: — Всех красоток в Цзюго оприходую!
Он крайне возбужден, лицо так и сияет, высоко поднятая рука застыла в воздухе и долго-долго остается недвижной. Видно, как стремительно вращаются винты его мыслей, как бросает из стороны в сторону лодку его сознания на белоснежных бурунах духа. Я аж дышать перестаю, боясь развеять его иллюзии.
Наконец он успокаивается, швыряет мне сигарету и с благодушным видом спрашивает:
— Узнал ее?
— Кого — «ее»?
— Женщину, которая только что здесь была.
— Нет… Хотя лицо вроде знакомое…
— Ведущая с телевидения.
— А-а, вспомнил! — хлопаю я себя по лбу. — Всегда с микрофоном, с кроткой и эффектной улыбочкой на лице, сплетни всякие рассказывает.
— Это третья уже! — яростно выдыхает он. — Третья… — Голос его вдруг хрипнет, огонь в глазах гаснет. Ухоженное лицо, гладкое и блестящее, как нефрит, в один миг покрывается морщинами, а тело, и без того крошечное, становится еще меньше. Он оседает в свое троноподобное кресло.
Я курю, мучительно наблюдая за своим странным приятелем, и какое-то время не знаю, что и сказать.
— Я вам покажу… — бормочет он, нарушая напряженную тишину, и поднимает на меня глаза: — Ты чего ко мне заявился?
— Пригласил вот друзей, в Виноградном зале… — смущенно произношу я. — Люди интеллигентные, небогатые…
Он снимает трубку и что-то неразборчиво бурчит. Кладет ее и поворачивается ко мне:
— Мы с тобой старые друзья, поэтому я договорился о банкете из целого осла.
Друзья, какой праздник живота ждет нас! Банкет из целого осла! Высший класс! Преисполненный благодарности и тронутый до глубины души, я отвешиваю ему поклоны. Словно воспрянув духом, он опять садится на корточки, и из его глаз снова льется яркий свет:
— Ты, говорят, писателем заделался?
— Да статеечки паршивые, и говорить-то не о чем, так, небольшой приработок в семейный бюджет, — в ужасе лепечу я.
— А давай-ка, господин кандидат, одно дельце провернем!
— Какое такое дельце?
— Ты пишешь мою биографию, а я плачу двадцать тысяч юаней.
От возбуждения сердце заколотилось, и я лишь выдавливаю из себя:
— Боюсь, мой заурядный литературный талант вряд ли подходит для такого важного задания.
— Вот только не надо скромничать, — отмахнулся он. — Значит, договорились. Приходишь сюда каждый вторник вечером, и я рассказываю тебе свою историю.
— О каких деньгах речь, почтеннейший, — тараторю я. — Да воздвигнуть памятник такому неординарному человеку, как почтенный старший брат, — мой непреложный долг как младшего. Какие деньги…
— Хватит лицемерить, подлец ты этакий, — холодно усмехается он. — Коли деньги есть, можно и черта заставить муку молоть. Может, кто и не любит деньги, но я пока таких не встречал. Как ты думаешь, почему я так смело заявляю, что перетрахаю всех красоток в Цзюго? Всё эти, ети их, деньги!
— Немаловажно и ваше обаяние, почтеннейший.
— Шел бы ты знаешь куда! — хмыкает он. — Председатель Мао сказал: «Ценность человека в его понимании, что он собой представляет», — так что не надо мне впаривать. А теперь убирайся!
Он вытаскивает из стола блок «Мальборо» и швыряет в мою сторону. Поймав сигареты и рассыпаясь в благодарностях, я возвращаюсь в Виноградный зал и усаживаюсь там вместе с моими друзьями, леди и джентльменами.
Несколько карликов наливают чай и водку, расставляют тарелки и чашки, они крутятся вокруг нас, как на колесиках. Чай — «улун», водка — «маотай», хоть и без местного колорита, но на уровне государственного приема. Сначала подают двенадцать холодных закусок, сервированных в виде цветка лотоса: ослиный желудок, ослиная печень, ослиное сердце, ослиные кишки, ослиные легкие, ослиный язык, ослиные губы… все ослиное.
Друзья мои, попробуйте всего, но не увлекайтесь, оставьте немного места, потому что, судя по моему опыту, самое лучшее еще впереди. Обратите внимание, друзья, несут горячее, вон та девушка, смотрите не обожгитесь!
Лилипутка — вся в красном: красное платье, красная помада, красные румяна, красные туфли и красная шапочка, — в общем, красная с головы до ног, словно красная свечка, — высоко держит целый поднос дымящейся еды. Она подкатывается к столу, открывает ротик, и слова вылетают оттуда, как жемчужины:
— Жареные ослиные уши, наслаждайтесь!
— Ослиные мозги на пару, прошу отведать!
— Жемчужные ослиные глаза, прошу отведать!
Ослиные глаза с четко различимыми зрачками и белками похожи на две лужицы на большом плоском блюде. Работайте палочками, друзья мои, не бойтесь. Хоть они и смотрятся как живые, это же, в конце концов, всего лишь блюдо китайской кухни. Но позвольте, глаз всего два, а нас десятеро, как разделить поровну? Не подскажете, барышня? Улыбнувшись, барышня-свеча берет вилку, делает легкие проколы в двух местах, и черные жемчужины лопаются. На блюде растекается желеобразная жидкость. Берите ложки, товарищи. Зачерпывайте по одному, с виду это блюдо не очень, а на вкус — превосходно. Знаю, в ресторане Юй Ичи есть еще одно фирменное блюдо, называется «Черный дракон играет с жемчужинами». Его главные составные части — ослиная елда и пара ослиных глаз. Сегодня шеф-повар использовал глаза для приготовления «Жемчужных ослиных глаз», так что, похоже, «Черного дракона, играющего с жемчужинами» не предвидится. А может, сегодня нам подали ослиху, кто знает…
Уважаемые друзья, прошу вас, не стесняйтесь. Расслабьте пояса, дайте свободу животам, наедайтесь до упаду. Когда собираются свои, я никого пить не уговариваю, пейте сколько сможете. И за счет не переживайте, сегодня я за всех отдуваюсь.
— Жареные ослиные ребра в вине, прошу отведать!
— Ослиный язык в рассоле, прошу отведать!
— Жареные ослиные сухожилия в остром соусе, прошу отведать!
— Ослиное горло с грушей и корнем лотоса, прошу отведать!
— Ослиный хвост «Золотая плеть», прошу отведать!
— Ослиные внутренности, жаренные в масле, прошу отведать!
— Тушеные ослиные копыта, прошу отведать!
— Ослиная печень с пятью приправами,[120] прошу отведать!
Блюда из ослятины несут и несут, они заполняют весь стол, все уже наелись, животы раздулись как барабаны, беспрестанно разносится сытое рыгание. Лица покрывает пелена ослиного жира, через него проступает изможденность, как у ослов, измотанных кружением вокруг мельничного жернова. Товарищи устали. Улучив момент, я останавливаю официантку:
— Много еще будет блюд?
— Блюд двадцать или около того. Точно не знаю. Я лишь приношу что дают.
Я указываю на сидящих за столом друзей:
— Все уже почти наелись. Можно ли подсократить число блюд?
— Вы же целого осла заказали, — скривилась официантка, — а съесть еще, почитай, ничего не съели.
— Но нам правда столько не съесть, — взмолился я. — Барышня, милая, пожалуйста, попросите на кухне, чтобы нам сделали поблажку: пусть выберут самое лучшее блюдо, а от остальных мы отказываемся.
