добрались, но это сэкономило мне деньги на чистку «Мустанга» паром. По дороге ее дважды рвало, но в сторону. Это можно смыть. Гораздо труднее вывести эту вонь с коврового покрытия.
Он говорит Холли, что Веру также дважды рвало во время приступа.
— Я повернул ее на бок, прежде чем ее стошнило во второй раз. Это очистило ее дыхательные пути, но сначала она не дышала. Это напугало меня до чертиков. Я делал ей искусственное дыхание. Может быть, она бы сама начала дышать, но я боялся, что нет.
— Ты, вероятно, спас ей жизнь.
Джером смеется дрожащим смехом.
— Не знаю насчет этого, но с тех пор я прополоскал рот полдюжины раз и всё еще чувствую вкус рвоты, пропитанной джином. Когда я пришел к ней домой, она сказала, что я могу снять маску, у нее был ковид, и она полна антителами. Надеюсь, она не ошибалась. Сомневаюсь, что даже двойная доза Пфайзера выстоит перед таким поцелуем души.
— Почему ты еще там? Разве ее не оставили на ночь?
— Шутишь? Там нет ни одной свободной койки. В коридоре лежал парень, попавший в автокатастрофу, стонущий и залитый кровью.
«Моя мама умерла в такой же больнице», — думает Холли. – «Она была богатой».
— Они что-нибудь сделали для нее?
— Промыли ей желудок, и как только она смогла произнести свое имя, отправили со мной домой. Никаких бумаг или чего-то подобного, только простое "трах-бах-спасибо-мэм"[48]. Безумие. Как будто всё рушится, понимаешь?
Холли говорит, что понимает.
— Я провел ее в дом — она могла идти — и в ее спальню. Она сказала, что может раздеться сама, и я поверил ей на слово, но, когда я заглянул в комнату, она лежала там полностью одетой и храпела. Заблевала мне машину, но не запачкала свою красивую одежду. Думаю, она нарядилась для меня.
— Наверное, ты прав. В конце концов, ты хотел поговорить с ней о ее сыне.
— Медсестра сказала, что в том, что они выкачали из нее, было также несколько полупереваренных таблеток. Я не уверен, что она пыталась покончить с собой, но вполне могла.
— Ты спас ей жизнь, — говорит Холли. Теперь без всяких "вероятно".
— Возможно, на этот раз. Но что насчет следующего раза?
У Холли нет хорошего ответа на этот вопрос.
— Если бы ты ее видела, Холли... До того, как она упала... абсолютно ухоженная, полностью в своем уме. Но пила джин так, слово его запретят на следующей неделе. Я бы мог подумать, что она в полном порядке, если бы не похмелье завтра. Как такое возможно?
— У нее выработалась толерантность — выше, чем у большинства. Ты говоришь, что скейтборд Питера был в его комнате?
— Ага. Парк прочесала поисковая группа, разыскивая его... или его тело... и один из них нашел скейт в кустах. Я не успел спросить у нее, но я готов поспорить на всё, что они нашли его в Тикетс, недалеко от того места, где был найден велосипед Даль. Холли, я думаю, дела Даль и Стайнман могут быть связаны. Я серьезно.
Холли собиралась приготовить себе ужин из замороженной нарезанной говядины на тостах — ее любимого утешительного блюда, — когда позвонил Джером. Теперь она бросает замороженный пакет в кастрюлю с кипящей водой. По инструкции его можно приготовить и в микроволновке, что быстрее, но Холли так никогда не делает. Ее мать всегда говорила, что микроволновки — это первоклассные разрушители еды, и, как и многие уроки ее матери, этот остался в памяти ее единственного ребенка. Апельсины утром золотые, а вечером свинцовые. Сон на левом боку изнашивает сердце. Только шлюхи носят подъюбники.
— Холли? Ты меня слышишь? Я сказал, что дела Даль и Стайнман могут...
— Я слышала. Мне нужно обдумать это. А у него был шлем для скейтбординга? Мне стоило спросить у тех парней, но я даже не подумала.
— Ты не подумала об этом, потому что они их не носили, — говорит Джером. — Как и Питер Стайнман, если он собирался встречаться с друзьями в тот вечер. Они бы назвали его слабаком.
— Правда?
— Абсолютно. Он не взял с собой телефон и не надел шлем. Он был в его комнате рядом со скейтбордом. Я не думаю, что он когда-либо его носил. Выглядел так, будто только что из коробки. Ни единой царапины.
Холли смотрит на пакет с нарезанной говядиной в кипящей в воде.
— А что насчет дяди во Флориде? — Она отвечает сама на свой вопрос. — Миссис Стайнман, конечно, позвонила бы ему.
— Она позвонила, и детектив Портер, который вел расследование, тоже. Она пыталась, Холли. Сама с собой и со своим мальчиком. Бросила пить на год. Нашла новую работу. Это чертова трагедия. Думаешь, мне стоит остаться с ней? Со Стайнман? В гостиной немного воняет, и диван не выглядит удобным, но я останусь там, если ты скажешь.
— Нет. Езжай домой. Но прежде чем ты уйдешь, я думаю, тебе следует вернуться в дом, проверить ее дыхание и заглянуть в аптечный шкаф. Если у нее есть транквилизаторы, обезболивающие или антидепрессанты, например, «Золофт» или «Прозак», выбрось их в унитаз. Можешь вылить и спиртное, если хочешь. Но это всего лишь временная мера. Она всегда может получить новые рецепты, а выпивку продают повсюду. Ты знаешь это, да?
Джером вздыхает.
— Да, знаю. Холс, если бы ты видела ее до того, как она упала... Я думал, что с ней все в порядке. Конечно, она была печальной и пила слишком много, но я действительно думал... — Он замолкает.
— Ты сделал всё, что мог. Она потеряла своего единственного ребенка, и если не произойдет чуда, она потеряла его навсегда. Она либо справится — вернется на свои собрания анонимных алкоголиков, перестанет пить, продолжит жить дальше, — либо нет. Та китайская поговорка о том, что ты несешь ответственность за того, кому спас жизнь, — это полная чушь. Я знаю, что это тяжело, но это правда. — Она смотрит на кипящую воду. — По крайней мере, как я это понимаю.
— Одно может ей помочь, — говорит Джером.
— Что?
— Закрытие гештальта.
"Закрытие гештальта — это миф", — думает она... но не говорит. Джером молод. Пусть у него будут свои иллюзии.
2
Холли ест говяжью вырезку на тосте за крошечным кухонным