— Я бы на твоем месте не доверял, — саркастически заметил он.
— Господи, кому же мне еще доверять, как не собственному сыну?! — воскликнула Кили. — Сегодня я доверила тебя Эбби! Я рассчитывала, что ты за ней присмотришь… несмотря ни на что.
Дилан поглядел на нее, прищурившись.
— Несмотря на что?
— Перестань, Дилан. Давай не будем играть в слова. Я еду к окружному прокурору, стараюсь убедить ее, что ты хороший мальчик, что на тебя можно положиться, что она несправедлива к тебе. А в это время по твоей вине с твоей сестрой происходит бог знает что!
— Итак, ты мне не доверяешь, — отрезал он. — Почему ты не можешь просто признать правду?
— Дело не в том, что я тебе не доверяю. Я думала, ты уже усвоил урок. Понял, что надо быть осторожным. Что надо думать. А ты продолжаешь в том же духе. Думаешь только о себе. А что творится вокруг — тебя не волнует.
Дилан откинулся на спинку кресла, сплел руки за головой и кивнул.
— Ты права, мама, — сказал он. — Все, что ты говоришь, чистая правда.
Кили окончательно вышла из себя.
— Не смей разговаривать со мной таким тоном!
— Я же всего-навсего сказал, что ты права, — удивился Дилан.
— Ты всего-навсего мне дерзишь — вот что ты делаешь! Вместо того, чтобы взять на себя ответственность за свои действия…
Дилан так резко подался вперед, что кресло перевернулось и с грохотом упало. Он стукнул кулаками по столу.
— Уходи! — закричал он. — Убирайся отсюда!
Пораженная Кили вздрогнула, но не отступила.
— Не смей мне указывать, что делать!
— Это моя комната! — огрызнулся он.
— Да, и в ней царит такой кавардак, что мне на твоем месте было бы стыдно!
Дилан оглядел разбросанные повсюду груды одежды.
— А по-моему — все нормально.
В этот момент, оглядывая захламленную комнату, Кили вспомнила куда более страшный разгром, который она видела в квартире Прентиса Уивера, когда пошла туда вместе с Лукасом. Ужасный хаос в жилище как будто отражал его душевное смятение, хаос его жизни. Кили не хотелось думать так о собственном сыне. «Все-таки у детей все иначе, — сказала она себе. — Они часто бывают неопрятны. Им требуется время, чтобы научиться убирать за собой». Но, утешая себя, Кили вдруг подумала, что Бетси Уивер, должно быть, руководствовалась теми же соображениями, когда Прентис был подростком. Только в его случае это оказалось не преходящей фазой, а перманентным состоянием. Вероятно, его подростковая неряшливость была предвестницей судьбы, но взрослые не разглядели этого вовремя. «О Дилан! — мысленно простонала Кили. — Что мне с тобой делать?!» Она глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки.
— Дилан, доктор Стоувер звонил, пока меня не было?
— Да, — неохотно пробормотал он. — Просил перезвонить.
— Хорошо, я перезвоню. Послушай, сынок, постарайся здесь прибраться. А потом, я думаю, нам надо сесть и спокойно поговорить о том, что происходит и что нам делать дальше.
— Что ты имеешь в виду? — недоверчиво спросил он.
— Дилан, — объяснила она, — доктора Стоувера мне рекомендовали в школе как человека, который может помочь тебе разобраться в твоих проблемах.
— Колоссально! Промыватель мозгов.
Кили хотела возразить, но в конце концов кивнула.
— Да, он психиатр. Что тут такого ужасного? Я считаю, что тебе нужно поговорить с кем-то о… обо всем, что происходит в твоей жизни. С кем-то, кто, в отличие от меня, беспристрастен.
— Значит, теперь ты думаешь, что я рехнулся?
— Я не думаю, что ты рехнулся! Но я хочу тебе помочь, а у меня ничего не получается. Мы просто кричим друг на друга и ни к чему не приходим.
— Ничего страшного, — мрачно усмехнулся Дилан. — Иногда мне самому кажется, что я рехнулся. — И он уставился в окно на пожелтевшие, высохшие, но все еще держащиеся на ветках листья.
— Дилан, — сочувственно проговорила Кили, — ты не рехнулся. Просто тебе действительно пришлось нелегко.
Она подошла к нему и попыталась обнять, но Дилан оттолкнул ее, словно ее объятия были ядовиты.
— Оставь меня в покое! Все ты врешь! Не надо мне твоей жалости!
Кили сжала кулаки, пытаясь успокоиться, и пошла к двери.
— Хорошо, я оставлю тебя в покое, — бросила она через плечо, чтобы не встречаться с его озлобленным взглядом. — Только прибери в комнате, я не выношу беспорядка.
Когда зазвонил телефон, Кили спускалась вниз, сняв трубку, она услыхала ласковый, нерешительный голос:
— Кили, это Бетси. Я понимаю, уже поздновато для приглашения, но не согласилась бы ты с детьми присоединиться к нам с Лукасом сегодня за ужином? Наша кухарка приготовила прекрасный ростбиф…
Кили тотчас же подумала о Дилане. Она не сомневалась, что он не захочет идти в гости, но сейчас ей было уже все равно.
— Бетси, ваше приглашение как нельзя вовремя! Мне просто необходимо выбраться отсюда. Эти стены меня душат.
Они договорились о времени, и Кили повесила трубку, чувствуя себя чуточку менее одинокой и подавленной, чем раньше. Если бы только Дилан согласился поехать и вести себя прилично за ужином, все было бы просто чудесно. Кили вернулась в холл. Наверху стоял такой грохот, словно Дилан швырялся мебелью.
— Дилан! — позвала она.
— У меня уборка! — сердито прокричал он.
— Спустись сюда, мне надо с тобой поговорить.
Наверху хлопнула дверь, и круглая, как футбольный мяч, голова Дилана показалась над перилами.
— Ну, чего? — спросил он.
— Лукас и Бетси пригласили нас на ужин, и я сказала, что мы пойдем.
— Ну уж нет! — ответил он. — Только не я.
— Почему нет? Они же твои дедушка и бабушка.
— Они мне никто!
— Дилан! — воскликнула она.
— У меня одна бабушка. Вот и все.
«Спорить бесполезно», — поняла Кили. Фактически он был прав, и не стоило даже пытаться убедить его, что он должен испытывать какие-то чувства к Уиверам.
— Хорошо. Прекрасно. Они не твои дедушка и бабушка…
— Они даже Эбби не приходятся дедушкой и бабушкой, — продолжал Дилан, чувствуя себя отомщенным, — если прикинуть, сколько лет было Марку, когда они его усыновили.
— Дилан, прекрати! За… замолчи.
— Ты хотела сказать «заткнись»?
— Дилан, — настойчиво повторила Кили, стараясь не повышать голос, — мне необходимо выбраться из этого дома, пообщаться с людьми.
— Не хочу я к ним ехать. Никогда не знаю, что какой вилкой есть.
Уиверы действительно придерживались несколько чопорных традиций, в которых была воспитана Бетси. Сам Лукас вырос в рабочей семье, но хорошо приспособился к изысканным манерам, принятым в семье жены. И все-таки они были милыми людьми, а вовсе не снобами. Бетси, робкая и застенчивая, отличалась такой заурядной внешностью, что ее можно было счесть почти дурнушкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
