После чего старшина как ни в чем не бывало принялся поглаживать удобно раскинувшегося на его коленях Глау, блаженно закатывающего глаза и подергивающего хвостом от удовольствия. Думается, будь дракончик собакой, от бешено машущего хвоста Сергеич моментально обзавелся бы парочкой мощных синяков и тройкой-другой царапин. Но, к его счастью, дракончик только расправлял перепонки на крыльях и тихо шипел от наслаждения. В другое время эту идиллию обязательно бы разрушили самочки, в ультимативной форме потребовав свою долю ласк, но именно сейчас Женя оккупировала колени Олега, а Нина подставила покрытое мелкими переливающимися чешуйками пузичко прибывшему с гостями химику, у которого еще днем выпросила немного какого-то уж очень вкусного порошка. Ну как выпросила — просто съела прямо с лабораторного стола, а уж огорченный взмах Роминой руки с наглым видом приняла за разрешение.
Передающиеся от дракончиков по обратному каналу ощущения медленно, но верно вгоняли Сергеича в состояние практически полной прострации, если бы не самоконтроль и повышенный уровень ответственности, да и опасение, гложущее его со дня прибытия гостей, старшина давно бы уснул…
Разговоры у вечернего костра в ароматах уже практически готового чая шли как-то вяло, так что резкое движение Ва Сю, внезапно поднявшейся с колен и с тревогой начавшей вслушиваться в ночной лес, было для всех полной неожиданностью. Но среагировали все моментально. Особенно гости — те вообще мгновенно распределились и взяли сектор возможной угрозы под прицел, а радист так вдобавок к винтовке поудобнее перехватил отходящий от рации шнур, идущий к приложенной к ней парочке толовых шашек. В случае появления неприятеля рация и, самое главное, шифротаблицы попали бы скорее на небеса, чем кому-нибудь в руки. Четыреста граммов тола дали бы очень хороший импульс — не первая космическая, конечно, но близко.
Раздавшееся из леса сдвоенное уханье филина моментально разрядило обстановку. Стволы немного опустились, и некоторые не особенно сознательные и твердые личности облегченно выдохнули. Но не Ва Сю и внезапно забеспокоившиеся дракончики.
Из окружающей поляну темноты выступила процессия, причем довольно невеселая. Заляпанные болотной жижей и облепленные тиной бойцы, тяжело передвигающие ноги, кое-как выбрались на освещенный участок местности и устало опустились на землю возле костра. Напряженность, буквально витающая вокруг двоих из пришедших, ватным ковром легла на поляну. Уж слишком добрыми взглядами перебрасывались Иванов и Ссешес. Впрочем, дальше «перестрелки» и ломания невидимых копий дело не продвинулось. Этому немало способствовало внезапное появление легко узнаваемой фигуры Духа Чащи, с негромким стариковским кряхтением выступившего из примыкающего к поляне подлеска. На глазах у всех поскрипывающая фигура подошла, внаглую пристроилась у костра, на нагретое вскочившим до этого Сергеем место… и абсолютно безразличным тоном сказала, как будто бы танцующим над костром искоркам и частичкам пепла:
— Попробуй успокоиться, не стоят они того. Сходил бы лучше в порядок себя привел, а то сорвешься еще. Да и похож сейчас на гоблина какого-то. — И уже менее задумчивым голосом выдал совсем уж непонятную тираду в сторону Ва Сю. Впрочем, она-то поняла все на «отлично» и, мгновенно засуетившись, организовала, как по волшебству, кусок ткани в качестве полотенца, два гребня и сверток, в котором Сергеич с удивлением узнал (по оберточной бумаге специфического вида) отложенное для обмена с селянами мыло. Но возмущаться не стал, так как вид у командира был, можно сказать, страшный. Во всяком случае, выдержать взгляд, которым тот обвел собравшихся на поляне людей, было ой как трудно. Можно сказать, чуть ли не до печенок пробирало. Химик вообще икать начал, да так звонко, что вокруг невольно заулыбались. И атмосфера потеплела на пару десятков градусов.
— Ладно! Старшина, с тебя еда. Я скоро буду. — И, уже отходя за световой круг, повернувшись к Духу Чащи и стараясь не смотреть в сторону Иванова, намного более спокойным голосом дроу продолжил: — Присмотри тут за ними, скоро буду…
Иванов сделал первый, пробный глоток чая и покрутил головой:
— Да-а… погорячились… Контузило тут твоего чернявого немного. Вот он и сорвался…
Только сейчас стало заметно, что руки, державшие обтянутую берестой кружку, чуть подрагивают.
— Да вроде нет… трупов. Во всяком случае, вокруг не видать-то. Да и ты живой… вродь. Ниче, сейчас его лисица успокоит. У них ведь, считай, ауры переплетены, так что она его состояние чует получше, чем старые раны непогоду, вот и подлечит, да и, пока волосы расчесывать будет, успокоит.
Дух Чащи, медленно поскрипывая не до конца стабилизировавшимся телом, искусно изображая старческое кряхтение, поудобнее разместился на лежащей у костра коряге.
— Чегой-то не поделили, буйны молодцы? Красных девок нешто аль ишо чего?
Иванов неторопливо отхлебнул из кружки и, глядя сквозь пламя костра на Лешего, устало ответил:
— Смотрю я на него и не могу понять… Или сопляк, жизнью не битый, или дурак, которого бей не бей — толку не будет… Или то и другое разом. А? И ведь упертый как баран, что ему ни говори!
— А! Это… Я с его племенем в последний раз лет тыщ восемь назад общался, и уж поверь, тогда они вас, людишек, ни во что не ставили. А уж на что трау упертые, ты сам, наверное, догадался! — Леший затрясся от мелкого скрипучего смеха. Бросив взгляд на распластавшегося на коленях Сергеича, напряженно прислушивающегося Глау, продолжил чуть тише: — И злопамятные. На память оне никогда не жаловались… Ну как тебе объяснить-то… Вот сам посуди — сколько весен человек прожить может?
Темные провалы с зеленоватыми искрами внимательно глянули на человека.
— Лет шестьдесят-семьдесят… Хотя моему деду уж за сотню перевалило… если жив еще. — Иванов уставился на огонь.
— Ну а эти вот длинноухие живут… да, считай, недолго оне живут, ну если с моей сосны смотреть. Если вас болезни тварные в землю-то укладывают, так у этих посложней-то будет — жить оне устают… А некоторые те вообще с ума невеликого сходят. Так уж получилось — за второе-третье столетие перевалить могут только те, у кого разум-то на ребячий похож. Дите-то… оно ж в смерть не верит, да и к жизни по-особому относится…
— Так ты что, нянькой при нем? — Иванов остро глянул на Лешего. — Не ожидал от тебя…
Немного осунувшееся тело Духа Чащи почти по-человечески вздохнуло и, расправив вроде бы затекшие плечи, протестующе скрипнуло.
— Да нет. Вроде, считай, это он меня усыновил. А что ведет он себя пока так — не беспокойся. Лет через тридцать-сорок в лесу как в родных пещерах ощущать себя будет. И повторю, чтоб ты запомнил, на память эти длинноухие никогда не жаловались. А уж как обозленное дитя мстить может, ты и сам знаешь.
— Да и ты памятью короткой не страдаешь… Да только, если дед не врал, законы чтишь… С тобой по чести — и ты честен.
— Есть такое. Да и Глава тоже договоры чтит, даже в ущерб себе. А за честь порушенную али слово, в грязь втоптанное… не дурак, верно, догадаисси?
Иванов отставил кружку с остатками чая и протянул ладони к огню:
— Значит, и поговорить можно будет. Как вернется. Вот как круто заварено — все в одном и принимай как есть…
— Ну а что ж непонятного-то, неужто дед али бабка о них сказок не рассказывали да страшилками не страшили?
Кроме умиротворяющего потрескивания сучьев в костре неспешная речь Духа Чащи была практически единственным звучащим в тишине звуком, если не считать тихого дыхания напряженно вслушивающихся в этот странный разговор солдат. Иванов еще более заинтересованно уставился через костер на Лешего и аккуратно, боясь спугнуть, закинул удочку-вопрос:
— Да нет, не слыхал, может, расскажешь?
— Неужто даже сказок не сохранилось? Али слова «трау», «свартальф», «деккальф» ничего не говорят? Хм! Вот ведь коротка-то память человеческая. А ведь когда-то чуть ли не богами считали. Поклоняться вродь не особо поклонялись, но при нужде жертв за милую душу резали. Правда, немного их было, трау-то — считай, на моей памяти сотня-полторы, может две. Мир наш им не особенно подходил, поверхность оне не любят, а с подземельями у нас туговато, так что, кроме нескольких их баз да разведывательных отрядов, тут ничего и не было. Да и интересоваться они нашими краями начали только после того, как их извечные враги альвы, или высшие эльфы, как оне сами себя любили называть, решили тут колонию создать, вырезав предварительно мешающих людишек. Ни к чему хорошему, кстати, это не привело. Нет, сперва, конечно, пару племен длинноухие под нож пустили легко, а вот потом…
Задумчиво блуждающий где-то в седой древности взгляд Духа Чащи, не останавливаясь, скользил по языкам пламени и нырял в горящие рубинами глубины костра.