Я заморгала, пытаясь сдержать слезы, но когда раздался мамин голос, все-таки не выдержала, закрыла лицо ладонями.
— Здравствуй, Белла. Прости, что позволила этому зайти так далеко. Бывают мужчины, словно корь — нужно один раз переболеть, чтобы навсегда стать нечувствительным к заразе. Если бы я увидела сразу, что в твоем случае болезнь может стать смертельной…
Я всхлипнула. Генри обнял меня, прижимая к плечу. А мамин голос продолжал звучать:
— Прости и за то, что я слишком поздно решилась действовать. Очень надеюсь, что Генри Блад действительно таков, как о нем говорят, и не обидит тебя.
— Не обижу, — шепнул Генри. — По крайней мере специально.
— О выкупе не беспокойся, я заплачу. Расскажу все, когда увидимся на Дваргоне. Береги себя, Белла. Насколько это возможно.
Я не видела, как исчез вестник, пыталась успокоиться, ткнувшись лицом в плечо Генри. Наконец, я подняла голову.
— Надо отправить им ответ. Чтобы не… — Я шмыгнула носом. — Я расплачусь с тобой из моей доли или как-нибудь…
— Белла, что ты несешь? — Он вытер мне слезы носовым платком. — Я сказал, что намерен на тебе жениться, а после этого возьму выкуп за твою свободу? На что это похоже, по-твоему?
— А если я не… — Возвращаться к тому разговору, когда я невольно его обидела, не хотелось, но и обещать ему я ничего не могла, и поэтому я все-таки собралась с духом. — Если мне проще сперва выкупить себя и только потом думать, что тебе ответить?
Он отвел прядь волос с моего лица.
— Я уже сказал, что ты больше не пленница. И я не возьму выкуп ни от тебя, ни от твоих родных. Если хочешь, отправим им вестника, — продолжал Генри. — Но судя по тому, что я услышал, отговаривать бесполезно — твои мать и брат что-то решили и уже действуют. Скорее всего, они уже в море.
Я заколебалась. С одной стороны, хотелось успокоить родных, заверив, что со мной все в порядке. С другой — за ту неделю или сколько там полетит вестник, многое может измениться. Как жаль, что не существует способа передать сообщения мгновенно!
Было и еще одно. Сегодня Генри удивился, увидев перепелку, значит, вестник может отразить какое-то движение души, о котором сам человек не подозревает. Отобразить и явить всем. Генри не развеял волшебную птицу, доверяя соратнику и другу. Но хочу ли я, чтобы родные поняли, что у меня на душе? Конечно, оставалась вероятность, что они не знакомы с потайным смыслом вестников, но я бы не стала на это надеяться. А я слишком привыкла скрывать свои чувства от всех, даже от близких. Особенно от близких, ведь они-то и могут ударить больнее всех, случайно, а то и намеренно.
— Нет, пожалуй, мне нечего им сказать, да и… снова разревусь. Но не получится ли, что они проделали такое долгое и дорогое путешествие напрасно? — произнесла я не столько, чтобы услышать ответ, сколько размышляя сама с собой.
Но Генри ответил:
— Смотря что ты имеешь в виду, говоря «напрасно». Если для того, чтобы выкупить тебя — да, напрасно. А если для того чтобы я мог честь по чести попросить у твоих родственников твоей руки — вовсе не зря. И именно это я намерен сделать.
Он попросит моей руки, а они тут же согласятся, чтобы прикрыть позор.
У меня хватило ума не брякнуть это вслух. Тем более, может, так будет и лучше? Это избавит меня от сложного выбора.
— Хотя, возможно, к тому времени ты сама дашь мне ответ.
Он выпустил меня из объятий. Спросил — как ни в чем не бывало, словно только что мы с ним не говорили о серьезных вещах:
— Хочешь, объясню, как определяют положение корабля в море?
Глава 24
— А разве лорд Джеймс… — Я прикусила язык, но в этот раз вспышки гнева не последовало.
— Определил, конечно. — Генри коснулся листа бумаги на столе. — Я привык доверять его выкладкам, но в этот раз мне совершенно не нравится то, что я вижу. Нужно проверить, в самом ли деле нас унесло так далеко, или Джеймс ошибся.
— А что, если он прав? — встревожилась я.
— Запасов еды хватит, хотя солонина и сухари, конечно, не то, к чему ты привыкла, и я надеюсь, что до них не дойдет. К тому же в этих местах море кишит рыбой. Опасней всего недостаток воды, но у нас на борту два мага, так что ничего страшного. Я почти уверен, что Джеймс не ошибся и в этот раз, но все же проверю. — Генри снова притянул меня за талию и промурлыкал в ухо. — А заодно я воспользуюсь возможностью блеснуть перед тобой знаниями и вообще произвести впечатление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как будто ты его и без того не произвел, — улыбнулась я.
Его объятья волновали. Так странно, ведь вроде совсем недавно я изнемогала от любви, и снова… Не удержавшись, я коснулась губами его щеки. Шеи под ухом. Ниже…
— Осторожней, сокровище мое. Этак мы вовсе до палубы не доберемся.
Я отпрянула, заливаясь краской. Генри тихонько рассмеялся. Вытащил из кармана и выложил на стол горсть булавок. Надо же, не потерял…
— Помочь тебе застегнуться?
Я замотала головой. Само собой вспомнилось, как он расшнуровывал корсет — вроде и совсем не касаясь меня, но в то же время тепло его пальцев чувствовалось сквозь все слои одежды. И с булавками выйдет так же, а меня и без того слишком тянуло к Генри. Не превратится ли одевание в еще одно раздевание? Почему-то эта мысль не смутила меня.
— Будешь так улыбаться, — в голосе Генри прорезались хриплые нотки, — и я не стану тратить время на то, чтобы стащить с тебя одежду.
Но, вопреки своим словам, он не подошел, а отступил. Я подавила улыбку.
— И тогда мы точно не доберемся до палубы, а ты не узнаешь, не ошибся ли в расчетах лорд Коннор.
Генри невнятно хмыкнул.
— Как бы я ни желал тебя, про… любить корабль было бы явным перебором. Если хочешь, пока ты одеваешься, могу рассказать, как устроена астролябия.
— Хочу.
Не знаю, пойму ли я, но необходимость осмысливать новые знания наверняка отвлечет меня от грешных помыслов.
Кажется, Генри рассудил примерно так же, потому что начал объяснять серьезно и подробно.
Так что уже через пару минут вместо грешных мыслей я погрузилась в пучину размышлений о собственной необразованности. Все, на что меня хватило — понять: астролябия — небо в миниатюре. Для разных мест оно разное, и изображения меняют по мере необходимости, вкладывая в «блюдце» основы разные диски. Сверху их накрывают «сетью», указывающей на разные созвездия. Совмещая эти изображения с реальным небом, можно узнать время, и исходя из разницы времени в месте отправления и там, где ты оказался, можно определить долготу и… что вообще это такое?
— Хватит, Генри, — не выдержала я. — Прости, но я понимаю хорошо если две трети слов.
Он объяснял старательно и вроде бы не путано, но что я могла понять, если впервые услышала, что когда на одном краю земли солнце встает, где-то в другом месте в разгаре полдень? Что такое «эклиптика»? А «тропик»?
— Не за что извиняться, — пожал плечами Генри. — Тебя просто никто не учил. Пойдем, посмотришь, как это делается, теория всегда кажется сложной.
Я замотала головой. Хотелось спрятаться в каюте и не думать о том, что я не понимаю ничего из того, что должен знать «любой образованный человек».
— Пойдем, иначе ты начнешь поедом себя есть за то, в чем вовсе не виновата. — Он взял меня за руку. — Не хочешь забивать себе голову…
Кажется, я зарычала. Дернулась, но Генри не отпустил.
— Послушай меня. — Из его голоса исчезла игривость. — Ты не глупа. Просто я не подумал, что невозможно за четверть часа осмыслить то, чему мальчиков из благородных семей учат годы. Не конкретно определять время или расстояния по звездам — но тем знаниям, без которых невозможно понять, как это сделать. Захочешь разобраться — я поищу книги попроще, не найдется на корабле — найдутся на Дваргоне.
А он уже настолько уверен, что и на Дваргоне мы не расстанемся. Впрочем, положа руку на сердце, хочу ли я расставаться с ним?
— Не захочешь — это не сделает тебя хуже. Невозможно знать все. А пока — почему бы нам вместе не полюбоваться звездами?
