Тем временем оператор закончил съемку, направился к своему начальнику.
– Все в лучшем виде, – доложил он. – Я сделаю пленку так, что все будет выглядеть как оперативная съемка, ни один эксперт не придерется.
– Хорошо, сделайте, – отозвался Стасевич. – Когда сделаете, тогда и будете хвалиться…
Не слишком обрадованный таким замечанием, оператор отправился в свою каюту.
К Стасевичу направился один из водолазов. Как и у Полундры, в этот момент стоявшего на палубе под прицелом матроса с пистолетом в руках, вид у польского водолаза был усталый, измученный.
– Все бочки подняли, больше нет там ничего, – доложил он.
– Сами спускались в трюм?
– Точно так! Промывали его гидромонитором, удалили практически весь песок… Бочек только четыре, больше нет…
– Хорошо, – Стасевич с видимым безразличием кивнул: – Русский пытался убежать?
– На этот раз нет, – отвечал водолаз. – Куда ему бежать, у нас у каждого подводный пистолет наготове… Да и некогда было: работы с этими бочками было действительно много…
– Не расслабляйтесь, – отвечал Стасевич. – Дальше будет еще больше… С русского не спускать глаз! – жестко приказал он. – Если сбежит, я с вас со всех головы поснимаю, понятно вам?
Глава 38
Рудольф Майшбергер ехал на своем черном «Мерседесе» по кривым и узким улочкам старого Гданьска, пока не заметил то, что искал: группу немецких неонацистов, лихо развлекающихся, пугая очередного неосторожного прохожего. Убедившись, что Фриц Зельге и его собака находятся вместе со всеми, он посигналил, молодые фашисты обернулись, радостно осклабились. Проехав несколько метров вперед, Майшбергер остановил машину. Через мгновение Фриц Зельге подбежал к «Мерседесу», открыв заднюю дверцу, впустил туда своего пса, после чего сам запрыгнул на переднее сиденье. Под тяжестью его мясистой туши не самый слабый автомобиль заметно просел.
– Рад вас видеть, онкель Рудольф! – весело сказал Фриц. – Возникли какие-нибудь проблемы?
Майшбергер не ответил. Продолжал глядеть вперед, в лобовое стекло, будто не замечая подсевшего в его машину. Такое поведение немного смутило Фрица.
– Смотрите, онкель Рудольф, как наши парни разделывают очередного безмозглого славенчика, – продолжал, впрочем, уже не столь весело и самоуверенно, Фриц. – Разве это не смешно?
– Я тебя уже не меньше десяти раз просил твою чудесную собаку оставлять снаружи, а внутрь моей машины помещаться только самому! – наконец сердито проворчал Майшбергер, даже соизволив обернуться. Пес смирно сидел на заднем сиденье, высунув язык из своей огромной зубастой пасти, и шумно дышал.
Фриц еще больше смутился.
– Но он не тронет, онкель Рудольф, – смущенно проговорил молодой фашист. – Блютхунд хорошо выдрессированный пес, он бросается только по команде…
– Я тебе не о том говорил, Фриц! – жестко возразил Майшбергер, взбешенный тем, что его собеседник так легко отгадал истинную причину его беспокойства. – Не думай, пожалуйста, что я боюсь твоей овчарки! Но посмотри, как у нее течет слюна из пасти! Все это портит салон моей машины!
Фриц Зельге растерялся еще больше.
– Но я же не могу оставить его снаружи без присмотра, – пробормотал он. – Блютхунд очень нервный пес, его поведение не всегда предсказуемо…
Пес с непредсказуемым поведением в этот момент широко раскрыл свою зубастую пасть и сладко зевнул. Майшбергер брезгливо сморщился.
– Ладно, к делу, – проговорил он сухо, стараясь не смотреть назад. – Помнишь, я говорил тебе по поводу одного нелегала, бывшего русского, желающего продать мне иприт?
– Конечно, онкель Рудольф…
– Так вот, я встречался с ним, дело выглядит очень перспективно, оно почти на мази.
– Поздравляю, онкель Рудольф, – без особого энтузиазма отвечал Фриц. – Рад, что вам удалось заключить очередную хорошую сделку…
– Что значит, мне удалось? – воскликнул Майшбергер, вскидывая на собеседника сердитый взгляд. – Ты что же, думаешь, я сам поеду эти бочки смотреть, да?
– Но это же иприт… – растерянно пробормотал молодой фашист.
– Послушай, Фриц, – Майшбергер отечески оперся рукой на плечо Зельге. – Конечно, иприт страшный яд, но он же будет плотно закупорен в цинковые бочки. Человек, что мне его продает, не дурак и не самоубийца, в прочности этих бочек он убежден на сто процентов. Так что ни тебе, ни кому бы то ни было, кто с этими бочками свяжется, абсолютно ничто не угрожает. Бочки изготовлялись у нас, в Германии, а наши рабочие всегда все делали прочно и на совесть…
– Я понимаю, онкель Рудольф, – довольно уныло отозвался Фриц Зельге.
– В любом случае, – продолжал Майшбергер, – в одиночку я их не перетаскаю. А посторонних людей в это дело мне вмешивать не хочется… Кроме тебя и твоих парней, мне и обратиться-то не к кому для этой работы!
Некоторое время молодой фашист молчал, рассеянно глядя в окно крутой машины. Однако чувствовалось, что Фриц очень польщен тем, что оказался так нужен своему обычно столь надменному «дядюшке Рудольфу».
– И этот иприт вам очень нужен? – спросил наконец Фриц. – Зачем?
– Устрою в Данциге маленький фейерверк, – отвечал, чуть улыбнувшись, Майшбергер. – И это будет много лучше, чем просто ходить по улицам и кричать лозунги шестидесятилетней давности да издеваться над отдельными прохожими…
– Каждый делает по своим возможностям, – обиженно возразил было Фриц.
– Но не каждый знает свои реальные возможности! – поправил его старый фашист. – Вы неплохо поиграли в наци, все вышло очень хорошо и мило, но когда-то детские игры должны кончиться, и дети должны стать взрослыми. Пришло время серьезных действий, Фриц! И ты, и твои друзья не должны остаться в стороне от них!
Однако Зельге оставался задумчивым.
– Если не секрет, онкель Рудольф, – проговорил он, – какую выгоду принесет лично вам вся эта серьезная деятельность?
Вопрос очень не понравился Майшбергеру, однако он чувствовал, что теперь вынужден быть откровенным.
– Мой расчет очень прост, – спокойно проговорил он. – В случае удавшегося теракта какое-то количество немцев обязательно отвернется от этой территории. Кто-нибудь здесь погибнет… Чем больше будет жертв, тем больше солидных людей в Германии будет думать, что с Польшей нельзя иметь дела. Поток инвестиций, и без того не слишком щедрый, и вовсе иссякнет, курс злотого упадет… Я смогу за гроши скупить всю экономику воеводства! Это будет та самая экономическая экспансия, о которой я тебе говорил.
Фриц Зельге кивнул, немного помолчал.
– Так что вы, онкель Рудольф, все-таки не отказываетесь от военных методов ведения борьбы… – задумчиво заметил он.
– Не отказываюсь, – не стал возражать тот. – Однако надо понимать, что война не цель, но только средство. Это как раз и было нашей главной ошибкой в тридцать девятом году. Гитлер пришел к власти фактически только для того, чтобы поиграть в войну, такое не могло кончиться добром. Я же стремлюсь к истинному господству, и я своего добьюсь. Я уверен, что победа будет за мной!
– Конечно, онкель Рудольф, – спокойно сказал Фриц. – Только я не собираюсь оставаться внакладе и быть простым инструментом в ваших руках… Кого-нибудь другого, не меня, вы будете заставлять делать всю черную работу, угощая при этом одними только красивыми разглагольствованиями.
– Ты не останешься внакладе, – уверил его Майшбергер. – Сейчас мы поедем ко мне домой и все подробно обсудим за пивом.
Он завел мотор своей машины, тронулся с места, машинально оглянулся назад, где маячила огромная собачья пасть с высунутым языком.
– А твоего пса мы оставим в парке, – заметил он. – У меня еще остались там зайцы, так что блютхунду будет чем заняться…
Фриц кивнул и откинулся на спинку сиденья. Черный «Мерседес» на большой скорости помчался по узким и кривым улочкам Гданьска, направляясь в сторону балтийского побережья, где располагался роскошный особняк Майшбергера.
Глава 39
Генерал СБ Пржезиньский решил лично приехать в Гданьский порт и встретить судно с поднятым со дна моря ипритом. Дело было вечером, но генерал не боялся быть узнанным. Он спокойно сидел в своем черном лимузине, припаркованном возле самого причала, и смотрел, как четыре цинковые, покрытые песком и донными отложениями бочки перегружали с судна на небольшой грузовичок самого обыкновенного вида. Погрузив, бочки накрыли брезентом, и грузовичок со смертоносным грузом отъехал от борта судна.
Потом настала очередь русского пленного офицера, для него был подогнан к трапу специальный закрытый фургон с пуленепробиваемыми стеклами. Полундра показался на палубе в сопровождении двух агентов службы бязьпеки, которые буквально держали русского моряка на привязи, кроме того, сзади следовал еще один агент с пистолетом наготове. Полундру благополучно погрузили в фургон, и машина на большой скорости отъехала от трапа и скрылась из виду.
