В тот день мы увидели шестерых всадников, появившихся с западной стороны. На серо-зеленых просторах болот белые лошади и красные туники солдат бросались в глаза за милю. Когда Кип заметил их, мы упали в траву ничком и поползли в заросли тростника у пруда, где можно было укрыться.
– Они ведь не могут нас увидеть с такого расстояния? – тихо спросил Кип.
– Нет, если мы не будем двигаться, – ответила я. – И если нам повезет.
Мы замерли в тростнике, по пояс в стоячей воде, подернутой зеленой ряской.
– Не знаю, как ты, – шепнул Кип, морща нос от затхлого запаха тины, – но сейчас я не чувствую себя особенно удачливым…
Всадники ехали медленно. Поэтому мы почти весь день просидели в пруду, наблюдая, как лошади осторожно ступали по болотистой земле.
– Они не пойдут тем путем! – слова Кипа прозвучали одновременно как просьба и как размышление.
– Думаю, солдаты направляются прямо к побережью… – ответила я.
Однако на следующий день выяснилось, что солдаты шли той же дорогой.
Мы с Кипом миновали поселение из нескольких лачуг, ютившихся в сырой впадине на краю перелеска. Держась на безопасном расстоянии, мы пробирались по болотцу среди высоких камышей, но даже оттуда увидели новую виселицу из недавно спиленного и оструганного дерева. Во всем поселении то было единственное прямое строение, не покосившееся и не осевшее в болотистую, подвижную землю – остальные домишки давно осели и накренились. На верхней балке, отмеченной выжженным символом Альфы, висела на цепях огромная клетка, вроде птичьей, но несравнимо больше, а изуродованное тело внутри казалось еще сильнее изломанным в сравнении с прямыми линиями виселицы. Это была женщина, калека с одной ногой. Даже издали мы видели, что ее рубаха от порки изорвана на спине в клочья и пропитана кровью. Ветер с болот покачивал клетку, и казалось, что женщина вглядывается за горизонт с закрытыми глазами.
Остаток дня мы то шли, то бежали, но даже когда поселение скрылось из виду, а болото осталось далеко позади, мне слышался скрежет цепей на ветру…
– Мы должны идти ночью, – сказала я. – Днем спать по очереди, а ночью идти.
Теперь к Острову меня притягивала не только потребность найти ответы, но и дикий, первобытный страх. Больше нигде в целом мире мы с Кипом не могли быть в безопасности. Ни в Нью-Хобарте, ни в затерянных болотах…
– А что мы найдем на Острове? – спросил Кип. – Что, если там нет Ополчения, как мы надеемся?
– Не знаю, – я покачала головой, – ополченцы ли там на Острове, или отшельники, или нечто среднее, но это место, где нет Альф! Только Омеги! Совету этого достаточно, чтобы видеть в нем угрозу. Ты видел толпу на рынке, молча наблюдавшую за поркой? У них нет никакого выбора, так правят Альфы. Так было всегда. Поэтому Совет боится острова, боится, что где-нибудь может быть по-другому…
– Но если Совет не смог найти его за столь долгое время, почему ты уверена, что мы найдем? – допытывался Кип.
Я пожала плечами.
– Потому же, почему была уверена насчет пещер и тоннеля под Виндхэмом…
Кип внимательно посмотрел на меня.
– Думаю, этого достаточно.
– Не будь так уверен, – тут же возразила я. – Я могу знать направление, но как туда добраться – другой вопрос. Если попадем в шторм, то ничего обещать не смогу. От материка до Острова путь не близкий, а погода непредсказуема. И я никогда не плавала в лодке.
Кип вздохнул.
– Давай просто надеяться на лучшее. Вдруг окажется, что я был опытным моряком до того, как попал в резервуар?
Кип шутил, но привычного мне смеха в его голосе больше не слышалось. Он остался на болотах, там, где клетка качалась на виселице.
* * *
Из Нью-Хобарта до побережья мы добирались почти две недели. В основном шли ночами, лишь изредка днем. У нас оставалась кое-какая провизия от Эльзы, да и передвигаться стало легче, когда мы выбрались из болот на равнину с редким пролеском. Еды хватило дней на пять, хотя хлеб засох уже на вторые сутки. Потом мы питались тем, что смогли найти. Птичье гнездо с крохотными пёстрыми яйцами, что мы обнаружили на ветке, стало настоящим праздником. Мы пекли яйца на слабом огне и старались растянуть их на два дня. Вдали от болот грибы попадались намного реже, но зато крупные и не такие водянистые.
Ближе к побережью пейзаж изменился и стал однообразным и тоскливым, но после бесконечной топи болот было приятно ступать по сухой каменистой земле.
Днем мы прятались под громадными белыми валунами, по очереди отдыхая и наблюдая за окрестностями, а ночью шли дальше. Все казалось спокойным. А на рассвете десятого дня, когда мои ссадины на коленях и ладонях окончательно зажили, мы почувствовали запах моря. Хотя мы не знали наверняка, оно ли это, просто предположили, что острый аромат соли в утреннем воздухе говорит о том, что побережье совсем неподалеку. И только обойдя остроконечный скалистый холм, мы с Кипом впервые увидели море, причем так близко, что могли разглядеть брызги пены внизу на темных от влаги утесах.
– Думаешь, ты когда-нибудь видел это? – спросила я.
Мы сидели в высокой траве на утесе и смотрели вниз, туда, где заканчивались скалы и переливалась синева бескрайнего моря.
Прищурив глаза, Кип задумчиво смотрел за горизонт.
– Не знаю.
Если он и видел море раньше, то забыл, и теперь смотрел на пенные гребни волн с таким же удивлением, как и я. Возможно, это один из тех моментов прошлой жизни, которые у него отняли? Резервуар поглотил даже море…
Тяжело вздохнув, я положила голову Кипу на плечо. Мы сидели не меньше часа, глядя, как волны наползают на берег. Я думала, что где-то там, в безбрежном море, прячется Остров. А мы, исхудавшие и усталые, не имеем ни малейшего представления, как туда доплыть, но все-таки собираемся найти этот Остров, раскрыть секрет моря.
* * *
На следующий день мы наткнулись на рыбацкую деревню. В эти дни похолодало, и жены моряков растопили печки, поэтому сизые ленты дыма, вьющегося из труб, виднелись за несколько миль. Деревня оказалась очень большой. Около шестидесяти добротных домов расположились на вершине одного из утесов. Хоть на главной дороге и возвышался горделиво деревянный щит со знаком Альф, достаточно было просто взглянуть на откормленный скот, пасущийся поблизости, чтобы понять, кто жил в этой деревне. На востоке утес резко обрывался небольшой бухтой, к которой вела узенькая тропинка.
Целый день мы наблюдали за деревней со скалы, отмечая, как рано рыбаки спускаются по тропе к своим лодкам и когда возвращаются днем, к обеду. Как их встречают женщины, старики и дети, помогая выгрузить сети с уловом. Это казалось мучением – беспомощно смотреть сверху на свежую рыбу, да так близко, что можно было разглядеть блеск чешуи. Мы не ели уже больше суток, и голод терзал нас не меньше, чем страх погони. Нам пришлось дождаться ночи, чтобы спуститься к пристани. Ночь выдалась светлой, но мы все равно шли медленно и осторожно по узкой тропе, вздрагивая всякий раз, когда из-под ног срывался камень и со стуком падал вниз. На причале, у огромного тростникового контейнера, копошилась большая стая чаек, подбирающая оставленную от улова рыбу. Когда мы подошли, птицы так разгалделись, что я испугалась, как бы не проснулась вся деревня. А затем я забыла свой страх: чайки взлетели, а в контейнере оказалась груда выброшенной мелкой рыбы и потроха. Смеясь и морщась, мы с Кипом покопались в куче и под верхним слоем, где пировали птицы, нашли нетронутую мелкую рыбу. Некоторые рыбешки были размером с мизинец, но зато упругие и свежие. Мы ушли по галечному берегу так далеко, что причал потерялся из виду, затем рискнули разжечь маленький костер и приготовить рыбешку. Я наслаждалась каждым кусочком. Мне доставляло удовольствие даже вытаскивать из зубов острые косточки и облизывать жирные пальцы. На щеке Кипа блестел легкий серебристый налет там, где он смахнул чешую с кожи. От ужина осталась маленькая горка рыбных костей между нами. Горячие угли еще слабо мерцали, а мы сидели, глядя на море.
– Знаешь, мы могли бы поселиться здесь, – произнес он мечтательно. – Здесь нам неплохо бы жилось.
Я пробежалась языком по зубам, выискивая кости.
– Спать под скалой и по ночам бороться с чайками за объедки Альф?
– Ну, не совсем так… Мы могли бы пройти дальше вдоль берега. Ловить рыбу сами. Построить маленькое жилище.
Я покачала головой.
– Ты считаешь, они бы не пришли за нами? – Я подумала о неотвязном присутствии Исповедницы, о ее ищущих глазах, о красных всадниках на болотах, об избитой женщине в клетке. Они уже шли за нами. – Но даже если бы нас не преследовали, Кип, ты думаешь, Омегам позволили бы жить в таком месте? Прямо на берегу, где можно свободно удить рыбу? Даже если бы люди Зака не пришли за нами, нас бы все равно отсюда выгнали.
Кип вздохнул и бросил в воду маленький камешек.
– Может, ты и права, – произнес он. – Просто думал, что, по крайней мере, помню, как устроен этот мир, хоть и не знаю, какое место в нем занимал я сам. Но я забыл, как всё тяжело…
