– Ладно, ладно, – нетерпеливо перебил доктор, – смело выкладывайте все – пусть даже кое-что кажется вам недостойным упоминания. Что вы хотели сказать о миссис Стеффинс?
Хедли постучал по зубам кончиком мундштука.
– Вспомните, пожалуйста, как она отозвалась об Элеоноре.
– Ну?
– Согласитесь, что язык у нее исключительно злой, не так ли?
– Вне всяких сомнений.
– Узнав о прогулках Элеоноры на крышу, миссис Стеффинс стала упрекать девушку во всем, что только пришло ей в голову: в неблагодарности, эгоизме, корыстолюбии – во всех грехах, кроме одного...
– Ну-ну?
– Она не сказала только о том единственном, – после короткой паузы продолжал инспектор, – что было существенно – она не могла не знать этого – для следствия. Миссис Стеффинс безусловно знала о клептомании Элеоноры и понимала, что упоминание о таком пороке заденет девушку куда больше, чем остальное. Но, тем не менее, не позволила себе ни малейшего намека, хотя о случае в универмаге тогда еще и речь не заходила. Именно об этом она молчала как рыба. Позже, когда мы заговорили о "Гембридже" и прямо заявили, что одна из живущих в доме женщин – преступница, Стеффинс продолжала молчать, хотя наверняка знала, где находилась Элеонора в критическое время. Она упомянула только об опоздании Элеоноры к чаю. Снова преувеличенная сдержанность. Нет, друг мой, она просто переусердствовала, стараясь избежать подозрения, что именно она выдала любимицу Карвера. Молчала, потому что была доносчицей.
Закончив свой монолог, Хедли снова начал раскуривать почти погасшую трубку. Его обычно мрачноватые глаза светились сейчас удовольствием.
– Ну как, удалось мне загнать старого медведя в угол? – спросил инспектор, поглядывая на расстроенное лицо Фелла. – Знаете что? Пока Элеонора не вернется, делать нам все равно нечего, а я так увлекся этой историей, что готов произнести целую речь от имени обвинения. Потом вы, если захотите, сможете выступить в роли защитника. Доктор Мелсон заменит нам присяжных. Идет?
Фелл взмахнул тростью.
– Ну, знаете ли, никак не предполагал, что вы станете собирать улики у меня за спиной да еще и использовать против меня мои же аргументы. Ладно, я выступлю в роли защитника, хотя момент для этого сейчас не самый подходящий. Я разнесу в пух и прах все ваши доводы, разгромлю вашу теорию и спляшу джигу на ее руинах! Ого! Я...
– Не надо так волноваться, – выбивая пепел из трубки, спокойно проговорил Хедли. – Мне пришла в голову еще одна мысль... Бетс!
– Да, сэр! – сержант заглянул в дверь и удивленно замер, увидев отчаянно размахивающего тростью Фелла.
– Бетс, найдите мистера Карвера...
– Постойте! – вмешался Фелл. – У нас будет закрытое заседание. Хотите подразнить старого, как вы выразились, медведя – пожалуйста, но публика тут ни к чему.
– Не возражаю. Кое-какие детали можно будет уточнить и позже. Вы, Бетс, спросите только у мистера Карвера, как обстоит дело с теми часами, которые он делал по заказу сэра Эдвина Полла. Выясните, в частности, получил ли он уже деньги за них. Престон по-прежнему ждет в холле прихода мисс Карвер?
– Так точно, сэр.
Хедли жестом отослал сержанта и, прислонившись плечом к спинке кровати, проговорил, не отрывая глаз от игрушечной кошки на каминной полке:
– Мы остановились на том, что Элеонора была обеспокоена появлением сыщика...
– И предприняла шаги к тому, чтобы избавиться от него? – резко перебил Фелл.
– Вряд ли. Думаю, что она была просто встревожена, а убийство произошло случайно...
– Хедли, еще раз перебью вас, – задумчиво проговорил Фелл, – не для того, чтобы опровергать какие-то доводы, а потому что и сам хочу разобраться в одном вопросе. Мне хочется знать вашу точку зрения на исчезновение часовых стрелок. Это основной камень преткновения для вас и, как ни странно, для меня тоже – хотя и по другой причине. Если вам удастся сколько-нибудь разумно объяснить, зачем понадобились Элеоноре стрелки, вы, готов признать, поставите меня в исключительно трудное положение. Только не утверждайте, что раз уж мы нашли у нее одну из этих стрелок, значит, она украла их и тут больше не о чем говорить! Нет, сомнение у меня вызывают не вещественные доказательства. Можно было бы, конечно, сказать что она украла их либо из-за того, что страдает клептоманией, либо потому, что изобрела какой-то исключительно головоломный способ убийства. Вы и сами, однако, чувствуете, как нелепы оба объяснения. Допустим, что она не удержалась от искушения украсть часы и браслет, но мне еще не приходилось слышать о клептомане, который, не боясь риска и не жалея трудов, старался бы украсть две железки, которые и гроша-то ломаного не стоят, чтобы потом с триумфом схоронить их среди накопленных им сокровищ. Как бы вы ни относились к Элеоноре Карвер, совсем сумасшедшей ее не назовешь – иначе полиции тут вообще делать нечего.
С другой стороны, если речь шла о подготовке хитроумного убийства, неправдоподобными выглядят те самые доводы, на основании которых вы приписываете ей преступление в универмаге. Предположим, что это она – та охотящаяся за блестящими побрякушками женщина, которая, будучи поймана с поличным, теряет голову, хватает первое попавшееся под руку оружие, вспарывает человеку живот и только благодаря невероятному везению ухитряется спастись бегством. Хорошо. Если это она, то я могу сказать вам, чего она не могла бы сделать. Ей не пришла бы в голову дьявольская мысль использовать часовую стрелку в качестве оружия. Она не притаилась бы в засаде, поджидая выслеживающего ее детектива. Хедли, Элеонора может быть клептоманкой или убийцей, но не тем и другим одновременно.
Хедли не казался убежденным.
– Защита заблуждается, – проговорил он. – Когда вы выслушаете меня... Что за черт!
Хедли выпрямился и оглянулся. Из холла доносились странные звуки: топот ног, стук, выкрики. Несколькими секундами позже раздался стук в дверь и на пороге появился сержант Престон, который держал за руку какую-то женщину. Переступив через порог, она вырывалась и повернулась лицом к инспектору... В следующее мгновение Люси Хендрет, замерев, ошеломленно смотрела на разложенные на кровати вещи.
17. Обвинительная речь инспектора хедли
Прятать вещи было уже поздно, хотя Хедли и попытался – осторожно, чтобы не стереть возможные отпечатки пальцев, – убрать их. Часы-череп и браслет остались на виду. Взгляд Люси Хендрет скользнул к открытому тайнику в стене, и тут же она расплакалась.
– Вот она, господин инспектор! – отрапортовал Престон. На его побледневшем от гнева лице ярким пятном выступал след пощечины. Он поправил галстук.
– Она что-то там говорила – будто ее зовут не Карвер, но раз было приказано доставить ее сюда...
– Болван! – рявкнул, вскакивая на ноги, выведенный из себя Хедли. – Вы что – не знаете ее?!
– В лицо нет, сэр, – осторожно отодвигаясь, ответил Престон. – Бетс сказал только, что это красивая женщина и примерно такого вот роста. Меня ведь тут не было ночью и...
– Где носит Бетса? Надо было, чтобы он... – Хедли вспомнил, что сам послал Бетса за Карвером. – Ладно, – уже спокойнее закончил инспектор, – вашей вины тут нет. Можете идти. А вы лучше пока останьтесь, мисс Хендрет.
Мелсон взглянул на девушку. Только что тяжело дышавшая и багровая от гнева, сейчас она уже взяла себя в руки. Поправив шляпку, она, даже не пытаясь еще раз взглянуть на вещи, смотрела прямо в лицо Хедли.
– Стало быть, что все-таки была наша Нелли, – с презрением констатировала Люси.
– Да. Почему вы сказали "все-таки"?
– Ну... Полагаю, что молчать уже не имеет смысла, тем более, что вытянуть правду из бедняги Криса для вас не представит труда. Надо думать, вы так уверены, потому что нашли вторую стрелку?
Мелсон вздрогнул. Вытянуть правду из бедняги Криса? Мелсон надеялся, что ничем не выдал удивления, – тем более, что Хедли сохранял спокойствие, а Фелл продолжал рассеянно постукивать по полу кончиком своей трости. Люси роняла слова нехотя, на лице ее было немного брезгливое выражение. Ноздри девушки чуть сжались, она вздрагивала, словно отгоняя какие-то неприятные воспоминания. Хедли предложил ей стул, и она, немного помедлив, безразлично пожала плечами и села.
– Жаль Дона! – проговорила Люси, чуть скривив губы. – Трудно ему будет, как, впрочем, и всем нам, рада только, что все так быстро кончилось. Не хотелось бы провести еще ночь под одной крышей с... с этой обезумевшей дикой кошкой. Отвратительно! Я не хотела говорить, потому что это выглядело бы так, словно я хочу мстить ей за что-то; к тому же я знала, что Крис так или иначе все расскажет... если его прижмут. Ну, и, в конце концов, сама-то я не так уж много знала... Что рассказал Крис?
Они видели, какое огромное нервное напряжение скрывается в девушке под маской безразличия. "Я знала, что Крис так или иначе все расскажет" – это было сказано полным презрения голосом. Плечи Люси нервно вздрагивали.
