– Как я могу что-то обещать? Никто не может сказать, что случится завтра.
– Ты прав. Никто не может. – Мгновение спустя она со вздохом отпустила меня и нагнулась за сумочкой. Я подобрал монеты и карандаш и вручил ей.
– Я сегодня ездил в магазин. Хотелось проверить, смогу ли я заставить Вернона проговориться и выдать себя.
– И он проговорился?
– Нет. Он был доброжелателен, как никогда. В каком-то смысле это только все усложняет. Он ведь мог притворяться, а я принимал его откровения за чистую монету.
Элен сунула под кран электрический чайник, включила воду и сказала под шум струи:
– Даже если он подделал письма, разве это обязательно означает, что он предал вашу дружбу? – Шум воды оборвался. Элен вернулась к кухонному столу. Голос у нее уже был обычный, словно между нами ничего не произошло. – Я хочу сказать, что его хорошее отношение к тебе может быть совершенно искренним. Он мог действовать под давлением обстоятельств, которых тебе не понять.
– Предательство есть предательство, – ответил я без выражения.
Элен включила чайник. Подплыла ко мне, безмятежная, как лебедь, и взяла мои ладони в свои. Я подумал: почувствовала ли она, как они дрожат?
– Он никогда по-настоящему не желал тебе зла. – Ее голос ласково обволакивал меня, печальный и мягкий, как сумерки за окном. Я напряженно вслушивался в слова, словно расшифровывая их смысл. – Попробуй думать о людях лучше. Не верю я, что они настолько плохие.
– Не соглашусь. В мире разлито бесконечное зло. Людям, подобным Вернону, кажется, что я поступил с ними несправедливо. Собственная боль служит для них оправданием.
Элен отпустила мои руки и чуть заметно пожала плечами. Потом отошла приготовить чай.
– Росс собирается прийти вечером, – небрежно бросила она.
– Да?
– Ну, он заглянул сегодня ко мне в бутербродную за сэндвичем, и я подумала, что стоит его пригласить.
– Понимаю.
Элен сосредоточенно, словно это был нитроглицерин, налила в чашку кипяток. Но не обернулась ко мне, просто стояла, не сводя глаз с пара, поднимавшегося над чашкой, и вертела чайную ложечку в пухлых пальцах. Я подлетел к ней, сильно стиснул ее плечи и развернул к себе.
– Клод! Больно!
– Что ты пытаешься сказать, Элен?
– Не понимаю, что ты имеешь в виду! Отпусти!
– Прекрасно понимаешь, черт побери. Прошлой ночью я задал тебе вопрос, но ты не ответила мне прямо.
– Какой вопрос?
– Ты когда-нибудь мне…
В этот момент, когда мы стояли, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза, раздался звонок в дверь. Элен отвратительно хихикнула.
– Спасение пришло в последний миг!
Я еще сильней стиснул ее руки, заставив ее сморщиться от боли.
– Почему бы тебе не собраться с мужеством и просто признаться?
С этими словами я оттолкнул ее. Гримаса боли на ее лице сменилась выражением ярости.
– Много ж тебе понадобилось времени, чтобы спросить, а? Все эти годы ты настолько не замечал меня, что тебя это просто не интересовало.
Она неожиданно успокоилась. Как всегда, когда в дверь звонили, она машинально подняла руки поправить прическу. Мгновение спустя она уже шла открывать, явно окончательно овладев собой.
Мне стоило гораздо больших трудов изобразить спокойствие. В голове шумело, не хватало воздуху. Я быстро подошел к кухонному столу и принялся готовить ужин, пока не появились Элен и Росс.
Они вошли, но дальше все было не по-заведенному. Как правило, они оба сидели за столом, пока я занимался готовкой. Сейчас села только Элен. Росс же подошел ко мне, облокотился о стол и, наблюдая, как я шинкую морковку, лук и перец, пытался отвлечь меня разговором о моих поисках мемуаров Байрона – предмет, о котором он до сих пор если и упоминал, то лишь с едва прикрытым скепсисом.
Поскольку я отделывался только односложными ответами, Росс в конце концов бросил попытки разговорить меня и занял свое всегдашнее место за столом рядом с Элен. Я слышал за спиной его голос:
– Клод Вулдридж, торговец антиквариатом и светский человек, сегодня не слишком разговорчив.
С широкой улыбкой, имевшейся у меня про запас для деловых переговоров, я обернулся и посмотрел на него. Росс сидел небрежно развалясь, как чемпион после легкого первого раунда, когда он просто прощупывал противника: ноги широко расставлены, руки закинуты за спинку стула. Клетчатая рубашка на его широком торсе выглядела так, будто ее нарочно долго пачкали и мяли, чтобы продемонстрировать презрение к условностям порядочного общества. Верхние пуговички были расстегнуты, открывая густые заросли на груди, которые почти смыкались с бородой и словно заключили союз с кустистыми бровями в издевке над сверкающей лысиной. Глубоко сидящие глазки были мутней, чем всегда, а нос – чуть красней: видимо, Росс уже успел порядком глотнуть виски.
– Как обходишься без денег, Росс?
Его встречная улыбка дрогнула, уголки губ слегка опустились.
– Прекрасно, – холодно ответил он.
– Значит, не за подаянием пришел?
Воскресная улыбка исчезла бесследно, превратившись в зловещую горизонталь. Элен не пришлось задействовать свои паранормальные способности, чтобы почувствовать: сейчас произойдет что-то неприятное. Ни слова не говоря, она резко встала – сосновый стул с визгом отъехал по кафелю – и вышла.
Еще секунду после ее ухода на кухне висело молчание. Потом Росс прервал его голосом едким, как кислое яблоко:
– Как ты смеешь говорить со мной так в присутствии Элен!
Росс сидел не шевелясь, даже его губы почти не двигались.
– А ты думаешь, она не знает? Для нее не секрет, что я снабжаю тебя деньгами. – За все время, что мы были знакомы, я ни разу не использовал в споре с ним этот довод; меня колотило от бешенства. Теперь, раз уж я начал, надо было идти до конца. – Мы все знаем, что твои убогие книжонки не могут тебя прокормить.
– Если б это сказал кто другой, – выдавил Росс, по-прежнему не двигаясь с места, – клянусь, я бы убил его.
– Но ты некоторым образом имеешь дело с курицей, несущей золотые яйца.
– Не шути со мной, ты, выскочка, коробейник чертов! – Он вскочил на ноги, стул с грохотом отлетел в сторону. – Не доводи меня до крайности! Господи Боже, тебя только деньги и волнуют, да?
– Ну, раз ты так считаешь.
– Посмотри, как ты живешь! – С нескрываемой яростью он широко повел тяжелой рукой, потом двинулся ко мне. – Ты всю жизнь жульничал и врал, чтобы заиметь эти хоромы, и теперь думаешь, что это дает тебе право помыкать людьми, оказывая им свое поганое покровительство. Отчего ты не можешь понять, что я в пятьдесят раз лучше тебя?
– То, что тебе приходится это говорить, доказывает, что ты сам в это не веришь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
