Она в финальной паузе после ферматы. И это не просто пауза, а разрывающая душу тишина, в которой одинокий осенний лист беззвучно падает на могильную плиту, и уже ничего нельзя исправить. А паузы в Моцарте, я не знаю композитора, у которого были бы более выразительные паузы. И для того, чтобы лучше объяснить этот феномен, прибегну к следующей аналогии: в одной из постановок «Князя Игоря» Бородина в сцене половецких плясок режиссер придумал интересный световой сценарий; подход к кульминации сопровождался краткими световыми всполохами, а во время наступления кульминационного пика свет полностью гас, и, как ни парадоксально, но эта темнота воспринималась как самая яркая вспышка света.
Закон контекста
Лучше Макиавелли об этом не скажешь: «Нет ничего само по себе истинного, все в зависимости от обстоятельств». Напомню известный эксперимент. Имеются три группы испытуемых и три ведра воды; в одном ведре ледяная вода, в другом – горячая, в третьем вода комнатной температуры. Первая группа опустила руки в холодное ведро, вторая – в горячее, затем все участники опыта переместились в ведро с теплой водой. Как вы думаете, представители этих двух групп испытывали сходные финальные ощущения? Разумеется, нет. Первым вода показалась слишком горячей, а вторым – ужасно холодной. Иначе быть и не могло.
И здесь вспомню своего любимого М. Пруста. Его герой Сван был представлен невесте своего друга герцога Сен-Лу, в которой немедленно узнал пятифранковую проститутку, из дома свиданий. И вот что говорит Пруст устами своего персонажа: «Какими же разными путями мы пришли к этому узкому еврейскому лицу; для Сен-Лу это был образец женской доблести и актерского таланта, а для меня – типичный пример продажной красоты».
Немного о живописи. «Красный на синем и красный на черном, – утверждал В. Кандинский, – это далеко не то же самое». Существует пара: краска – цвет. Краска – это та желтая или красная краска, которую мы покупаем в магазине, и она неизменна; а вот цвет цвету рознь: красный цвет на полотнах раннего и позднего Тициана – это разные цвета, желтый цвет у Ван-Гога и желтый цвет у Пикассо – это две непересекающиеся вселенные. Итак цвет – это краска, помещенная в контекст личности художника и в контекст эпохи.
Закон неоднозначности
В одном великом произведении могут быть зашиты прямо противоположные друг другу смыслы. Помните, как у Чехова: «Какое прекрасное утро, и не знаешь, то ли кофе выпить, то ли повеситься». Есть авторы, у которых все ясно от начала и до конца, но есть и такие, у которых плюсность и минусность мира соединены воедино. Для меня таким автором является Моцарт. Даже самые светлые и безмятежные его моменты заключают в себе какой-то надлом и беззащитную хрупкость, это музыка, парящая над бездной, музыка, которая обречена.
Другой такой автор – Чехов. В одном из его рассказов[8] читаем: «Чувствовался май, милый май!.. И хотелось почему-то плакать». И так у Чехова во всем. Неясен смысл поступков его героев, и уж совершенно непонятно, хорошие они или плохие, да и нужно ли во всем этом разбираться?
Закон расстановки запятых или Закон отправного момента
Поменяйте запятую в фразе «казнить нельзя, помиловать» или же «казнить, нельзя помиловать» – и смысл поменяется с точностью до наоборот. Закон отправного момента говорит о том, что важна не история, а сделанные в ней акценты.
Представьте себе, что вы едете из Москвы в Санкт-Петербург, и ваша любимая или любимый остались в Москве. Вы будете думать примерно так: сейчас нас отделяет 100 километров, теперь 200, 300, 400 и прочее. А теперь вообразите, что предмет всех ваших мыслей и чувств находится в Санкт-Петербурге, и тогда ход ваших мыслей будет иным: сейчас нас разделяет 800 километров, затем – 700, 600, 500 и т. д. На этом принципе основан удивительный феномен, феномен интерпретации. Покровский объяснял это так: «Если во главу угла поставить вопрос “кто убил отца Гамлета?”, то это будет детектив; если сфокусироваться на том, почему убили отца Гамлет, – то это будет политическая драма; если поставить в центр любовную линию “Гамлет – Офелия” – это станет любовной драмой; если взять за отправную точку монолог “Быть или не быть” – это превратится в философскую мистерию, если же поставить акцент на появление призрака, то это будет мистическим триллером».
Все мы знаем начало знаменитой Симфонии № 5 Л. Бетховена. Любой мало-мальски знакомый с этой партитурой человек скажет: «Так судьба стучится в дверь». А попробуем представить, что это интонация не утвердительная, а вопросительная. Подставим сюда слова: «Что же со мной?». И тогда возникает совсем другая история; это уже не сценарий «я схвачу судьбу за глотку», а музыка, рассказывающая трагедию глохнущего Бетховена.
Когда я думаю о том, насколько велика может быть амплитуда толкования всем знакомого произведения, то вспоминаю одну оригинальную постановку «Вишневого сада» Чехова. Пьеса начинается с раскачки, с ничего не значащей болтовни Медведенко и дочери управляющего Маши. «Почему вы сегодня в черном?», – вежливо осведомляется юноша, надо же как-то поддерживать еле теплящийся разговор. Но в данном случае начало было решено совсем иначе; мягко вопросительная интонация обернулась резким восклицанием: Медведенко кричит прямо в лицо Маше: «Почему вы сегодня в черном!!!». И тут же, откуда ни возьмись, появляется мощная пружина, эмоциональная и смысловая, и мы мысленно кричим вместе со стесненным в средствах героем: «Почему ты, у которой все есть, и которая благодаря папаше-прохиндею может не волноваться о своем будущем, позволяешь себе хандрить!!». И тогда все последующее окрашивается иным светом, это уже совсем другая история. Тут не могу не процитировать Роберта Левина, который говорит следующее: «История всегда одна, это история про Хуана и Марию, а вот детали, которыми она обрастет, зависят исключительно от нас». Детали всегда важнее «истории» – и в этом главный секрет.
Закон «почему это сделано так, а не иначе»
Мы часто произносим «форма», «драматургия», порой, не отдавая себе отчет относительно смысла этих понятий. Существуют точные определения одного и другого. Форма – это то, как сделано. Трехчастная форма, двухчастная форма, сонатная форма, форма романа, форма рассказа и т. д. Драматургия – это то, почему это сделано так, а не иначе. Любой текст, нотный ли это, литературный или какой-либо другой текст – это сценарий, по которому вам как режиссеру предстоит снять фильм.
Наугад беру текст «Тихого дона» Шолохова. О чем эта книга? О революции, о том, что рушится старый привычный
