— Тебе лучше вернуться в камеру, — сказал он, вставая.
Мадера продолжал раскачиваться.
— Хосе, levantase[45].
Мадера вскочил со стула и бросился на Либермана. Тот был к этому готов, но Хосе почти удалось сбить его с ног. Либерман сделал шаг вправо, причем колени лишь робко пообещали ему разогнуться попозже. Мадера в полете ударил его плечом по ноге. Либерман отступил, и подросток врезался головой в стул и растянулся на полу. Либерман достал пистолет и направил его на Мадеру. Нестор Бриггс уже стоял рядом с оружием в руках.
Хосе Мадера с воплем повернулся. Удар рассек ему лоб, кровь заливала лицо. Такую рану придется зашивать, и швов будет масса.
— Пристрелите меня, — сказал Мадера.
Нестор Бриггс начал медленно обходить парня справа.
Кровь попала Хосе в рот и окрасила зубы. Пока он вставал на колени, Нестор Бриггс подошел к нему сзади.
— Пристрелите меня, — закричал Мадера, подняв скованные руки над головой.
Он явно приготовился к нападению. И Либерман знал, что не сможет выстрелить. Эйб не мог стрелять в пятнадцатилетнего подростка в наручниках.
— Хосе, — сказал Либерман, напустив на себя выражение скуки и вложив пистолет в кобуру, — ты знаешь, что такое поц? — На столе Нестора Бриггса зазвонил телефон. Мадера замешкался. — Что такое поц? — повторил Либерман, покачивая головой от удивления перед глупостью мальчишки. — Поц — это ты. Стоишь там, как… поц. Даже не знаю, можешь ли ты на что-нибудь надеяться. Вали обратно в клетку. Мне надо отлить.
Телефон не умолкал.
Прежде чем Хосе Мадера смог решить, что ему делать, Нестор Бриггс, стоявший сзади, ухватился за цепь от наручников и потянул на себя. Мадера упал на спину, у него перехватило дыхание. Либерман схватил его за ноги, Бриггс — за руки, они быстро перетащили парня в клетку и заперли.
Телефон продолжал звонить.
— Слишком стар я для этого, — заметил Бриггс, тяжело дыша.
— Молодчина, Нестор, — сказал Либерман, отказываясь слушать свои колени, которые настойчиво требовали немедленных переговоров.
— Рад, что смог помочь, — отозвался Нестор. — Я позвоню, чтобы прислали помощь, и отправлю его к Эджуотеру наложить швы. Знаешь, мы могли бы воспользоваться дротиком со снотворным — в самый раз для носорогов и таких вот парней.
Бриггс заковылял ко все еще не умолкавшему телефону, а Либерман бросил последний взгляд на Хосе Мадеру, который сидел на полу в своей клетке и сплевывал кровь.
— Да, — сказал Либерман. — Я твой должник, Нестор, за мной одна услуга.
— Одна, как же. — Бриггс подошел к своему столу. — За тобой столько услуг, что тебе придется платить по счетам до пенсии.
Нестор взял телефонную трубку.
— Я дам тебе что-нибудь холодное приложить к лицу, — пообещал Либерман Мадере.
— Ничего, мне нравится вкус крови, — ответил Хосе.
— Где твоя мать? — спросил Либерман. — Я устрою вам свидание.
— Уехала, — зло ответил Мадера. — Ее Лупе увезла. Куда — не знаю. А меня оставили. И знаешь что? Мне на это наплевать.
— Когда рана перестанет болеть, мы еще поговорим, — сказал Либерман.
— Можешь подойти? — позвал Либермана Нестор.
Либерман направился к Бриггсу, который протянул ему телефонную трубку. Эйбу показалось, что из клетки за его спиной доносится рыдание какого-то зверя, но он не обернулся. Этим вечером люди уже плакали перед ним. По-видимому, это был день слез.
— Швейцар из дома Вальдес просит Либермана, — сообщил Нестор, закрывая ладонью микрофон.
Либерман взял трубку:
— Алло.
— Вы тот парень, что работает с Хэнраганом?
— Я тот парень.
— Меня зовут Билли Тартон, ночной швейцар в…
— Я знаю, — сказал Либерман и потер глаза. Шел первый час ночи, день выдался длинный.
— Хэнраган просил позвонить, если вернется Никки Моралес. Она вернулась, но, думаю, ненадолго, — сообщил Тартон. — Она попросила вызвать ей такси через пятнадцать минут. Уезжает в отпуск.
— Не вызывайте такси, — сказал Либерман. — Я буду на месте через десять минут.
12
Она стояла перед домом с двумя чемоданами, глядя на Шеридан-роуд и ожидая, что оттуда покажется такси. Либерман поехал медленнее, свернул на подъездную аллею, обогнул фонтан и затормозил перед парадной дверью. Билли Тартон увидел Либермана и указал на женщину.
Женщина посмотрела на Либермана, который вышел из машины, открыл багажник, подошел к ней и взял чемоданы.
— Это такси? — спросила она, глядя на его машину, в то время как он поставил чемоданы в багажник и закрыл его. Голос был нежным, хотя давалось ей это с большим трудом. Она говорила так, будто вкрадчивость голоса и произношение были неестественными, хотя женщина очень старалась эту искусственность не обнаружить.
— Такси не придет. — Либерман подошел к машине со стороны пассажирского сиденья и открыл дверь.
— Это… Я позову полицию, — сказала женщина.
— Я сам полицейский, — заметил Либерман, вежливо придерживая дверь.
— Вы украли мои вещи, — запротестовала она. — Я могу предъявить иск вам, полицейскому управлению и городу Чикаго.
— Мадам, — устало произнес Либерман, — моего напарника ранили. Моя дочь на грани развода, а с четверть часа тому назад безумный молодой человек попытался протаранить головой мой живот. Так что угроза иска просто означает для меня возвращение к нормальной жизни. Мисс Моралес, сядьте, пожалуйста, в машину.
Секунд десять Никки Моралес стояла, глядя на Либермана, уперев руки в бока и надув полные красные губы. В поисках поддержки она повернулась к швейцару, но тот был занят телефонным разговором, в котором, Либерман не сомневался, собеседник на другом конце провода напрочь отсутствовал.
Эйб внимательно посмотрел на женщину. Примерно того же роста, что Эстральда Вальдес, красотка, но не такая, как Эстральда. Лицо у Никки было круглее, кожа светлее, фигура полнее.
Ее никак нельзя было принять за Эстральду. Она не могла надеть одежду убитой. К тому же Никки Моралес была на добрых — или не таких уж добрых — десять лет старше Эстральды. И она не была Гваделупе Мадерой, сестрой Эстральды.
— Мне надо в аэропорт, — заявила она, садясь в машину.
Либерман закрыл дверцу, обошел машину и сел в нее. Подъехав к высотке, он не глушил двигатель и не выключал радио.
Когда он выехал на Шеридан-роуд, мужской голос по радио проговорил: «А сейчас прослушайте в записи утреннюю прямую трансляцию передачи „Думай, что говоришь“ с участием психолога Джин Кайзер. Поскольку это запись, мы просим вас не звонить по бесплатному номеру, который будет объявлен во время передачи».
— Боже, — вздохнула Никки. — Очередная доктор Рут[46].
— Нет, — отозвался Либерман. — Я знаю этого психолога.
— Кайзер? — спросила Никки.
— Она начинала в Чикаго.
Джин начала говорить, и Либерман вслушался в звучание ее голоса. Она говорила как здравый, разумный и волевой человек. Эйб выключил радио.
— Эстральда Вальдес, — сказал Либерман, поворачивая на Фостер и направляясь на запад, к аэропорту О’Хара.
Никки Моралес смотрела в окно прямо перед собой.
— Видели фильм «Объезд»? — спросил Либерман. — Парень, которого играет Том Нил, сажает в машину женщину, и она не дает ему ехать, чуть ли не убивает его.
— Это она сажает его к себе в машину, — поправила Либермана Моралес. — Чего вы хотите?
— У вас будет такой же шанс добраться до аэропорта, как у Тома Нила, если вы не ответите на некоторые вопросы, — объяснил Либерман.
Они миновали Шведский мемориальный госпиталь и оставили позади Ривер-парк. Никки все еще молчала.
— Когда я доеду до Кедзи, — сказал Либерман, — то поверну и поеду назад к полицейскому участку. Вы позвоните адвокату. Мы вызовем вас как свидетеля по делу об убийстве. Судья…
— Убийстве?! — закричала она. Ее голосу не хватало естественности. — Я не знаю, кто ее убил.
Либерман посмотрел на Никки без выражения, подъехал к краю тротуара и припарковался напротив ларька с хот-догами.
— И не трудитесь говорить: «Откуда вы знаете, что была убита женщина?», как инспектор Коломбо. О том, что Эстральда убита, я узнала еще в пятницу. Эта новость разнеслась по дому.
— Почему вы собрали вещи и бросились бежать? — спросил Либерман. — Хотите хот-дог?
— Кошерный с кетчупом и жареным луком, — сказала Никки и покачала головой. — Мне нужен адвокат.
— Нет, он вам не нужен. Вам нужно съесть хот-дог и успеть на самолет, — Либерман вынул ключ зажигания и открыл дверь машины. — Подумайте об этом, пока я куплю хот-доги. Что будете пить?
— Все равно, только диетическое. Я на диете.
Либерман перешел через дорогу, вошел в ларек и заказал два хот-дога седому чернокожему продавцу, который был там один и занимался уборкой. В ларьке пахло лизолом, сосисками и жареным луком.
