— Мой маленький братец, как себя чувствует Билл? — спросил Мэйш, посылая чашку кофе через стойку. Либерман поймал ее.
— Жив, — сказал Эйб. — Должен выкарабкаться.
— Йетта взяла детей в магазин игрушек, — сообщил Мэйш.
— Угостить тебя чашкой кофе? — спросил Розен из-за стола.
— У меня уже есть, — ответил Либерман.
— Слойку? — спросил Розен.
— Почему бы нет? — отозвался Либерман, принимая от Мэйша слойку с вишней и переходя к столу, за которым сидели старые хрычи. Председательствовал Гершл Розен. Сегодня Гершл был настроен торжественно. Он снял желтую шапочку и положил ее на стол рядом с чашкой кофе.
— Твой напарник в порядке? — спросил Хауи Чэнь.
— Будет жить. — Не потому ли, подумал Эйб, он повторяет эти слова, что верит, будто от этого они скорее сбудутся?
— Да будет на то Божья воля, — сказал Розен.
— Да будет на то Божья воля, — повторил Хауи Чэнь.
Атеисты Блумбах и Столцер промолчали, но посмотрели на Либермана с сочувствием.
— Думаешь, дело в кофе Мэйша? — поинтересовался Сид Леван. — Сначала девушка. Потом твой напарник.
— Не смешно, Сидни, — заметил Розен.
— А кто здесь… — начал Леван и замолчал.
— Все в порядке, — сказал Либерман, ставя на стол чашку. — Полицейские поступают так же. Когда часто видишь смерть, стараешься шутить, чтобы не ощущать ее так реально.
— Как в книгах, где детективы, расследующие убийства, думают, что они удачно шутят, — сказал Блумбах, пытаясь припомнить названия этих книг.
— Все полицейские? — спросил Хауи.
— Не все, — ответил Либерман. — Джентльмены, я должен откланяться.
Кто-то тронул Либермана за рукав. Он обернулся.
— Ты найдешь, кто это сделал, кем бы он ни оказался? — тихо спросил Розен.
— Я найду, кто это сделал, — заверил его Либерман.
Он пошел к двери, и Мэйш помахал ему рукой на прощанье.
— Если сможешь, зайди попозже, — попросил Мэйш, вытирая стойку, хотя чашка Эйба не оставила там следа. — Расскажешь, что там у Лайзы и Тодда.
— Мы думаем, они справятся, — сказал Блумбах.
Либерман покачал головой и посмотрел на брата. Тот пожал плечами. Эйб вышел на улицу, услышал отдаленный раскат грома, но, взглянув на небо, не увидел туч.
Пятьдесят две минуты спустя он вошел в клинику Чикагского университета и направился к отделению интенсивной терапии. Доктор Дип стоял в коридоре, разговаривая с Морин и ее сыном Майклом. Майкл Хэнраган был гораздо больше похож на отца, чем на мать, — таким аккуратным и подтянутым мог выглядеть его отец лет за десять до знакомства с Эйбом.
Доктор Дип первым заметил Либермана, идущего по коридору. Морин проследила за его взглядом и тоже увидела Эйба. В ее глазах он прочел предупреждение. Либерман снова посмотрел на Майкла, и то, что он увидел, ему не понравилось.
Мимо проходили медицинские сестры. Откуда-то из глубины холла по направлению к ним катили предназначенную для транспортировки больных кровать, припадающую на одно колесо.
— Как он? — спросил Либерман.
— Вам следовало быть там вместе с ним, — сказал Майкл.
Либерман посмотрел на молодого человека, вспомнил, что ему двадцать шесть, нет, двадцать семь лет, что он сын своего отца и ирландец.
— Он пришел туда один, потому что вы в это время ели хот-доги на бейсболе. — В голос молодого человека звучал вызов.
— Возможно, вы правы, — ответил Либерман.
— Майкл, — вмешалась Морин, — ты не…
— Вам смешно, Либерман? — спросил Майкл.
— Я не смеюсь, — ответил Эйб. — И улыбаюсь я не потому, что нахожу что-то смешным. Просто жизнь полна неожиданностей, лишающих всех, кроме детей, крепкого сна по ночам.
— Это отделение интенсивной терапии, — напомнил доктор Дип. — Мы должны вести себя тихо.
— Отец прав, — заметил Майкл, поворачиваясь к матери. — Он мастер молоть чушь. — И, не оглядываясь, пошел к кабинету Дипа в конце коридора.
— Извини, Эйб, — сказала Морин.
— Я так рад, что ты пришел, — сказал Дип. — Посещать мистера Хэнрагана пока нельзя, но он очень возбужден и хочет с тобой поговорить. Лучше всего, если ваш разговор продлится минуту. Не больше.
Морин коснулась руки Либермана, и он посмотрел на нее. Она выглядела внезапно постаревшей.
— Айрис пришлось уйти на работу, — сказала Морин. — Она мне нравится.
Либерман крепко обнял Морин и последовал за Дипом через двойные белые двери в помещение, где медсестра дала ему халат, шапочку и маску и подождала, пока он все это наденет.
Аппараты жужжали и гудели. Свет и голоса были приглушенными, ковер скрадывал шаги. Вслед за доктором Дипом Либерман вошел в комнату с окном у выхода. На кровати лежал бледный Уильям Хэнраган — в носу трубки, рот приоткрыт, веки опущены.
— Только тридцать секунд, — напомнил доктор.
Либерман подошел к кровати.
— Отец Мэрфи? — позвал он и осторожно положил ладонь на руку напарника, стараясь не задеть прикрепленную к запястью трубку.
Глаза Хэнрагана открылись. Они поискали, откуда шел голос, посмотрели сначала не в ту сторону и наконец отыскали лицо Либермана в маске. Губы шевельнулись в тщетной попытке произнести: «Ребе». Либерман наклонился так, что его ухо почти коснулось губ Хэнрагана, и на этот раз, когда Билл снова сказал «Ребе», он его услышал.
— Ты держишься молодцом, — сказал Либерман.
— Ты мастер молоть чушь, — выдохнул Хэнраган.
— Это мне сказал твой сын.
Губы Хэнрагана дрогнули, он улыбнулся.
— Статья, — проговорил Хэнраган, — газе…
— Она у меня, — сказал Либерман.
— Сестра, — продолжил Хэнраган. — Сестра Эстральды. Снимок в спальне.
— Такой же, как в газете, — подтвердил Либерман. — Эстральда с сестрой. Похоже, они убили двоих. Газета из Корпус-Кристи, штат Техас.
— Детектив Либерман, — вмешался доктор Дип, — боюсь, этого достаточно.
— Видел ее, — сказал Хэнраган, его веки дрожали, сопротивляясь действию снотворного.
— Сестру Эстральды? — спросил Либерман.
Хэнраган кивнул.
— Где?
И Хэнраган сказал где.
Прежде чем уйти из клиники, Либерман пошел в вестибюль и позвонил мэру Корпус-Кристи Кэролу Ласалю. Мэр, как сообщила дама с очень сильным техасским акцентом, оставил в своем офисе сообщение, чтобы его немедленно соединяли с детективом Либерманом в любое время дня и ночи. Послышался щелчок, потом наступила пауза, затем что-то спела Пэтси Клайн, и он ждал добрых две минуты, пока не услышал голос Ласаля.
— Либерман, — сказал он, — неужели вы нашли нашу девочку с пистолетом?
— Похоже на то, — ответил Либерман. — Вы, возможно, захотите, чтобы ваши люди дали информацию в газеты.
— Гваделупе Мадера? — спросил Ласаль.
— Гваделупе Мадера, — подтвердил Либерман, наблюдая за медсестрой, которая везла молодую мать в инвалидном кресле.
Молодая женщина, чернокожая, с азиатским типом лица, держала на руках маленький сверток. Лица ребенка Либерман не видел. Следом шла санитарка с тележкой, полной цветов. За стеклянной входной дверью было видно такси с открытыми дверью и багажником.
— Что ваши люди предъявят ей? — спросил он мэра.
— Это зависит от многих обстоятельств. Она была хорошей девочкой? Стреляла еще в кого-нибудь? Ну вы понимаете… Может получить пожизненный срок, а может выйти лет через пять — зависит от судьи, погоды, коллективной памяти. Помните, что мы говорили о проблемах с экстрадицией?
— Помню, — подтвердил Либерман.
— Вы сообщите своим коллегам и тем журналистам, которые окажутся поблизости, что нашли ее благодаря неоценимой помощи Кэрола Ласаля?
— Это входит в мои планы, — сказал Либерман. — Еще один вопрос. В газете говорилось, что первым на месте двойного убийства оказался бармен по имени Фрэнк. Вы, случайно, не знаете полного имени Фрэнка и где он может находиться?
Мэр Ласаль не имел представления, где может находиться Фрэнк, но он его прекрасно помнил и дал его описание и полное имя.
— Теперь я должен идти, Либерман, — сказал мэр. — Открываю большой торговый центр. Пожалуй, я намекну, что некое неоконченное дело будет вскоре завершено. Будьте осторожны, детектив, и найдите себе нового напарника, слышите?
Либерман слышал. Он сделал еще один звонок и попросил подошедшего к телефону мужчину об одолжении. Тот ничего не понял, но согласился.
— Это по поводу убийства, о котором мы говорили в пятницу? — спросил он.
— Именно, — подтвердил Либерман.
— Так я повешу объявление «разыскивается»?
— Правильное решение.
Повесив трубку, Либерман двадцать пять минут сидел в вестибюле, читая «Сан таймс», наблюдал, как приходят и уходят пациенты и посетители, и пытался вспомнить, кто играл в «Объезде» — Энн Сэвидж или Энн Дворак.
