class="p1">– Сколько же воспоминаний стали реальностью, как ты считаешь? Если вся жизнь – просто обман, тогда в какой момент этот обман переходит в реальность?
Дзирт хотел что-то ответить, но отступил и лишь злобно поглядел на собеседника.
– Почему ты не впустишь меня в свое сознание? – говорил Киммуриэль. – Если таков твой страх, тогда зачем сопротивляться мне, и до каких пор ты намерен сопротивляться?
– Потому что я разгадал обман, а ты хочешь переубедить меня!
Киммуриэль рассмеялся, и Дзирт вздрогнул от неожиданности. Это был настоящий смех, хотя псионик явно испытывал не веселье, а жалость.
– Итак, ты будешь упорствовать и намерен выстоять в своем несчастье, потому что боишься худшего несчастья? – сказал Киммуриэль, помолчал и фыркнул. – А что, если ты ошибаешься?
У Дзирта не нашлось на это ответа.
– Долго ли это будет продолжаться, Дзирт До’Урден? А что, если ты убьешь Кэтти-бри, а потом окажется, что ты ошибся? Что с тобой станется? А если ты вынудишь эту женщину, которая говорит, что любит тебя сильнее всего на свете, убить тебя? Представь себе, какой вред ты причинишь ей и Миликки, выбравшей ее! А если ты прав и все это чудовищный обман, тогда почему твоя богиня не вмешается? – продолжал Киммуриэль, не получив ответа. – Почему Миликки оставила тебя?
– Потому что я не желаю убивать детей! – прорычал Дзирт и внезапно перенесся в прошлое, вспомнил до последнего слова тот ужасный разговор с Кэтти-бри. Это произошло вскоре после того, как она вернулась из того места, которое называла Ируладун. Они все зло, сказала она, все гоблины и орки, и поэтому он должен убивать тварей, если они попадутся ему на пути, включая их детенышей. Эта мысль долго не давала Дзирту покоя, потому что он знал одного гоблина, который сильно отличался от своих сородичей. Кроме того, они с Бренором однажды набрели на город, где орки и дворфы жили в мире и согласии. Среди жителей города Палишук в королевстве Вааса было множество полуорков, но они не воевали с добрыми народами соседних земель, не грабили и не разбойничали.
Да, договор ущелья Гарумна не принес благополучия Серебристым Болотам, но это не отменяло добрых дел многих орков, верных последователей Обальда, которые на протяжении десятилетий боролись за сохранение мира.
А может быть, и это все тоже было не более чем обманом? Может быть, грандиозный план был давно приведен в действие? Тогда он сработал блестяще: сломленному Дзирту сейчас казалось, будто миновали сотни лет!
А может быть, он, Дзирт, вообще не покидал Мензоберранзан больше ста лет назад? Закнафейн умер, чтобы сын его смог стать свободным, но эта жертва оказалась напрасной!
– Давно ли это началось? – пробормотал он, и слезы покатились у него по щекам. Он упал в кресло, откинулся на спинку и почувствовал себя так, словно у него высосали все жизненные силы.
– Это ты мне скажи.
– Ты мне скажи! – потребовал Дзирт и зарыдал. Он ощущал такое отчаяние, словно, бежав из Мензоберранзана, угодил прямо в логово Ллос. И злобная богиня покарала его, внушив ему все эти фальшивые воспоминания о жизни, которую он на самом деле не прожил. Все это было задумано проклятой Паучьей Королевой ради единственной цели – пытать его, терзать его, причинять ему невообразимые мучения.
Он слышал голос Киммуриэля и не мог ответить, потому что он действительно достиг дна и падать дальше было некуда.
– Давай выясним это вместе, – предложил псионик, и у Дзирта вместо ответа вырвалось очередное рыдание. Он не сопротивлялся, когда Киммуриэль осторожно коснулся его лба кончиками пальцев.
Киммуриэль проник в сознание Дзирта, блуждал среди спутанных видений, невыносимых страхов, зыбучих песков воображения сломленного дроу, который потерял всякое представление о том, где кончается реальность и начинается фантазия.
Псионик принялся за поиски; он попытался руководить мыслями Дзирта и крепко уцепился за них, но они стремительно ускользали прочь. Киммуриэль поискал якорь, привязывающий их к твердому, ощутимому плоту реальности, который он мог бы вывести на первый план. Ему нужно было установить четкую границу между фантазиями и истиной, за которую мог бы ухватиться заблудившийся Дзирт.
Тянулась минута за минутой, но уверенность Киммуриэля таяла, потому что каждая реальность, которую он обнаруживал, для Дзирта превращалась в ложь и каждая истина в сознании Дзирта становилась демоническим обманом.
«И что я могу на это возразить?» – подумал Киммуриэль. Возможно, именно он ошибается, а Дзирт в конце концов обрел ужасную истину о существовании. Киммуриэль как никто другой знал, насколько могущественен обман.
Реальность в немалой степени являлась результатом вмешательства божественных существ.
Внезапно Киммуриэль Облодра вскрикнул и отпрянул. Он сидел, пристально глядя на рыдающего Дзирта, и на лице его застыло выражение дикого страха. Он услышал, как за спиной у него хлопнула дверь, но не обернулся; он не мог шевелиться, он просто сидел, в смятении и ужасе уставившись на своего «пациента». Этот ужас был следствием того, что он сам едва не сорвался в пучину безумия, едва не убедил себя в том, что все окружающее является иллюзией.
– Что случилось?! – воскликнул Джарлакс, подбежав к товарищу.
– Он на тебя напал? – гневно спросил Громф, и в голосе его прозвучала надежда на положительный ответ. Подобная попытка со стороны Дзирта дала бы Громфу предлог для того, чтобы испепелить воина, а ему почему-то очень хотелось это сделать.
Однако оба они поняли, что ответ будет отрицательным, еще прежде, чем Киммуриэль заговорил. Было ясно, что это жалко рыдающее, несчастное существо с бессмысленным, устремленным в никуда взглядом лиловых глаз никому не могло причинить вреда.
– Идемте, – обратился к магу и наемнику Киммуриэль, выбежал из комнаты, потащил их за собой, затем быстро захлопнул дверь и закрыл ее на засов.
– Что ты узнал? – нетерпеливо спросил Джарлакс.
– Разграничение, – угрюмо произнес Киммуриэль.
– В смысле, граница? – в недоумении переспросил Громф. Киммуриэль покачал головой.
– У проницателей сознания есть слово для обозначения душевной болезни, – объяснил он. – Они называют ее разграничением, но имеется в виду как раз нечто противоположное: отсутствие разграничения, если хотите. Да, на нашем языке это означает границу, линию, разделяющую королевства, или фермы, или территории Домов Мензоберранзана. Но у проницателей сознания это слово означает особую болезнь, когда больной теряет способность разграничивать действительность и фантазии, теряет связь с реальностью.
– Я знаю нескольких верховных матерей… – иронически начал Джарлакс, но Киммуриэль оборвал его холодным взглядом, и выражение лица у него было очень серьезное.
– Мы все в какой-то степени этим страдаем, – продолжал псионик. – А многие, подобно тебе, стараются «заразить» этой болезнью других, они ведут такие убедительные речи, что жертва
