Стадо не стоит на месте, а медленно движется слева направо относительно наблюдателя. В общем-то, скоро они подойдут, наверное, поближе, но пока этого дождешься, может стемнеть. Расстояние до крайних наискосок вниз по склону определить трудно, но оно явно меньше, чем убойная дальность арбалета, хотя и на пределе прицельной. Что делать?»
Семен достал из прорези в рубахе на животе крюк (обвязку он по-старинке надел на голое тело) и стал натягивать тетиву. Размокшие, скользкие от пота ремни резали бока, норовили соскользнуть с плеч, и осуществить это мероприятие удалось лишь с третьего раза. Семен утер пот со лба и, пригибаясь, как солдат под обстрелом, двинулся вперед и вниз. Впрочем, далеко он не ушел – метров через 30–40 животные исчезли из виду, и пришлось немного вернуться.
Ситуация была почти безнадежной: у него с собой четыре болта, из которых хорошо пристреляны только три. Сколько на это ушло сил – лучше не вспоминать. Стрелять с такого расстояния почти то же самое, что просто их выбрасывать. Промах – это стопроцентная потеря, можно и не искать. Если унесет подранок – это тоже потеря, потому что до темноты его не догнать. Конечно же, нужно подобраться поближе, но Семен давно не питал иллюзий по поводу своей способности к кому-то подкрадываться.
«И кто виноват? Опять я? Не надо было „кидать понты“ в разговоре с котом! А как же тогда с ним разговаривать?! Придется стрелять – ничего не поделаешь. Устал к тому же как собака… Впрочем, может, это и к лучшему: есть такой армейский прием – плохо отстрелявшее подразделение заставляют пробежаться километра 3–4 и – снова на огневую позицию. Говорят, очень способствует повышению меткости – ох-хо-хо-о…»
Семен вытянул из карманов и положил на траву перед собой все четыре болта и чуть не прослезился: «Прощайте, ребята, так уж получилось, я не хотел… Ч-черт, еще ведь надо придумать, что „сказать“ этому махайроду, если ни разу не попаду…»
Придумать он ничего не смог и стал располагаться для стрельбы «с колена» – как в тире, по всем правилам.
В качестве мишени он выбрал того, кто был ближе всех и располагался к нему боком. Кажется, это самец, но не самый крупный. Впрочем, выбирать-то особо было и не из чего…
Как всякий порядочный охотник, пристрелянным снарядам Семен присваивал имена собственные. Самый послушный и меткий болт он по традиции называл «Петей», средний – «Васей», третий по качеству баллистики звался «Федей». В лагере оставалось еще два «именных» болта, но с собой Семен взял один непристрелянный безымянный, на случай, если придется бить в упор с последующим разрушением снаряда.
«Прощай, друг!» – мысленно произнес Семен и вложил в желоб «Федю».
Для корректировки огня современного стрелкового оружия используют трассирующие пули – надо же иметь представление, в какую сторону и на сколько мажешь. Куда уходит стрела или болт на таком расстоянии, разглядеть, конечно, невозможно. Остается полагаться лишь на собственное чутье и интуицию, каковые сами собой не возникают, а вырабатываются и поддерживаются постоянными тренировками. По мишени же Семен не стрелял уже много дней. Оставалось надеяться, что глаз и руки еще не все забыли.
На первый выстрел бык отреагировал поднятием головы и недоуменным (надо полагать) поглядыванием по сторонам. Ничего особенного он, вероятно, не увидел и вновь принялся щипать траву. Семен же со стоном вернул тетиву на зацеп и положил в желоб «Васю».
На второй выстрел бык не отреагировал вообще.
Семен вновь натянул тетиву, простился с любимым «Петей» (сколько трудов, блин!), но стрелять сразу не стал, а довольно долго сидел, пытаясь успокоиться, расслабиться, мысленно смоделировать момент пуска и траекторию полета снаряда. В конце концов он поймал себя на том, что обращается к оперенной палке с кремневым наконечником, как к живой, и уговаривает ее исполнить все в точности. «Совсем крыша едет», – вздохнул он и стал целиться. Потом выдохнул, подождал еще немного и спихнул тетиву с зацепа.
Бык вдали, кажется, вздрогнул, задрал голову и… завалился сначала крупом, а потом и всей тушей на землю.
Семен смотрел, моргал и не верил своим глазам.
Шагов рядом он не услышал, зато получил четкое «послание»:
– «Хороший укус. Хороший».
Кот стоял в трех метрах сзади и облизывал клыки.
– «Ничего особенного, – равнодушно пожал плечами Семен. – Я всегда так… кусаю».
– «Теперь моя очередь. Побудь здесь (в смысле – потерпи немного)».
– «Охоться», – милостиво разрешил Семен.
Стадо не разбежалось, но подалось в стороны от умирающего сородича. Семен сидел на месте, смотрел и пытался понять, стоило ли все это двух потерянных болтов. И каким образом возмещать утрату: остановиться где-то на несколько дней, оборудовать «тир» и заняться пристрелкой оставшихся? Да и с «Петей», если он угодил в кость, придется изрядно повозиться. Впрочем, он понимал, что все это имеет смысл лишь в одном случае – если местные кошечки изволят оставить его в живых.
Прошло, наверное, около получаса, и стало уже заметно смеркаться, когда Семен услышал низкое тихое рычание. Точнее, сначала его услышали пасущиеся внизу животные – они начали метаться, постепенно сбиваясь в плотную толпу. Потом Семен с немалым усилием разглядел смутные, как тени, силуэты саблезубов – они редкой цепью неторопливо приближались к стаду с левой стороны. Собственно говоря, это была даже не цепь – кошек было всего пять, и расстояние между ними составляло не один десяток метров. Они не спеша трусили и тихо рычали. Стадо, наконец, сориентировалось и устремилось от них прочь.
Впрочем, далеко оно не убежало, даже не успело хорошенько разогнаться… Раздался рев – тот самый, от которого содрогается все внутри. Животные замерли на несколько мгновений. И вот тогда последовала атака – атака махайрода.
Это, несомненно, был самец – тот самый кот. Он появился откуда-то снизу, из зарослей. Два относительно коротких прыжка и третий – высокий и длинный. Удар – и…
И охота закончена.
Стадо с топотом умчалось. Один из самых крупных быков лежал на боку и даже, кажется, не шевелился. Кот стоял метрах в двух, опустив голову к земле. Остальные члены прайда все так же неторопливо приближались к добыче.
«Лихо он его, – размышлял Семен, бредя вниз с тяжелым арбалетом на плече. – Это, кажется, научная загадка – на фига саблезубам такие зубы. Что ими делать? Вспарывать, как консервными ножами, толстую шкуру мамонтов и носорогов? Выдирать огромные куски мякоти? Как-то не очень они для этого годятся. Есть даже версия, что они для показухи, как гигантские рога у большерогого оленя или хвост у павлина. А все потому, что уж больно эти клыки большие – драться ими неудобно, загрызать добычу – тоже: того и гляди сломаешь. А в ископаемом состоянии сломанные при жизни клыки почти не встречаются, значит, ломали они их редко. С другой стороны, пасть у саблезубов открывается значительно шире, чем у обычных кошачьих – зачем? По телевизору как-то показывали охоту африканских львов. Один, значит, прыгает на антилопу, вцепляется и пытается завалить. Тут и другие набегают, дружно добивают и начинают есть. Изгнанные из прайда львы обычно быстро погибают, потому что успешно охотиться в одиночку они не могут. Эти саблезубики устроили нечто вроде загона, а потом главный махайрод прикончил быка: р-раз – и все! А бычок-то, похоже, раза в два-три тяжелее его самого. Понятно, что он его сначала перепугал до оторопи своим рыком, но как можно сразу обездвижить такое крупное животное?! Он ведь не горло ему перекусил, он прыгал на спину, в район холки!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
