Как мы знаем, Эхнатон решил отряхнуть пыль Фив со своих сандалий и воздвигнуть в пустынном месте новую столицу, где он мог бы без помех поклоняться своему нежно любимому богу Атону. Здесь, в Амарне, сохранились несомненные шедевры искусства, красивые и лишенные крайностей более ранних попыток. Телль-эль-Амарну раскапывало несколько групп, но самый потрясающий древний предмет из Амарны был обнаружен Людвигом Борхардтом, работавшим по поручению «Немецкого восточного общества» («потрясающий» не значит «самый важный»; на последнее определение могут претендовать письма из Амарны). Борхардт обнаружил этот предмет в куче мусора, на месте которого была когда-то мастерская скульптора по имени Тутмос.
Тутмос жил и работал в одном здании. Возможно, он использовал одну и ту же комнату и в качестве склада, и для демонстрации своих творений. Когда Эхнатон скончался, скульптор продолжал жить на прежнем месте – обитатели же города через несколько лет начали постепенно уезжать. Поначалу горожане думали, что их отъезд обратно в Фивы носит временный характер. Они отправлялись следом за придворными, запирали дома и брали с собой только личные вещи. Позднее стало ясно, что с существованием города, посвященного Эхнатоном своему любимому богу, последователи Амона-Ра никогда не смирятся. Тогда некоторые из домовладельцев вернулись в Амарну и забрали из домов все – даже дверные рамы и колонны, чтобы использовать их в новых домах в Фивах. Некоторые богатые дома, по всей видимости, были ограблены – на месте города обнаружено очень мало мебели, ювелирных украшений и личных вещей. Но по какой-то причине в мастерской Тутмоса осталось в неприкосновенности немало ценных предметов. Немецкие археологи высказали предположение, что Тутмос собрал свои невостребованные и незавершенные скульптуры, после чего запер дверь и уехал.
Среди оставленных им скульптур был великолепный бюст царицы Нефертити, который в наши дни воспроизведен буквально на любом материале – от ткани до почтовой открытки. Царица действительно прекрасна – с длинной, изогнутой шеей, легкой улыбкой, краски делают ее лицо живым. Когда бюст впервые появился в Берлинском музее, он вызвал дружное восхищение во всем мире. Только один голос не выражал этого чувства, и принадлежал он египетскому правительству, которое задало вопрос: «Как она туда попала?»
Еще со времен Мариета в Египте существовали строгие законы, регулирующие вывоз древностей за границу. Иностранные археологические экспедиции обязаны были после окончания работ предъявлять все находки инспектору из Отдела древностей. Инспектор отбирал часть находок, а экспедиция могла забрать лишь то, что он оставил, если только предварительно не были достигнуты особые соглашения. Общее правило гласило, что египетское правительство будет все уникальные предметы оставлять себе, остальные же делит с изыскателями.
В случае с Нефертити египетское правительство заявило, что оно никак не могло позволить вывезти из страны столь уникальное сокровище. Скорее всего, это правда. Мне довелось услышать несколько историй о бегстве (или похищении) Нефертити; трудно сказать, что произошло на самом деле. Археологи из «Немецкого восточного общества» настаивали, что эта вещь была предъявлена инспектору и допущена к вывозу. Согласно условиям соглашения с Отделом древностей, они могли брать себе все художественные работы, признанные моделями или образцами. Нефертити была выставлена на стол вместе с другими предметами; ее уникальная красота, вероятно, не была по достоинству оценена инспектором, и бюст перешел в собственность исследователей вместе с другими предметами.
Глядя на скульптуру Нефертити, очень трудно поверить, что инспектор не мог распознать ее уникальность, если только он не был пьян, слеп на оба глаза или… но не станем употреблять слова, дающие основания для судебного преследования. К тому же необходимо признать, что у статуи могло не быть всей ее элегантной красоты, когда она была извлечена из руин студии Тутмоса. Возможно – будем милосердны – правительственный инспектор оказался просто недостаточно бдительным. Если он действительно прошел мимо Нефертити, вряд ли стоило бы требовать от археологов, чтобы они отвели его в сторону и заботливо объяснили, что он просмотрел один из самых выдающихся шедевров египетской скульптуры. Археолога, способного на такой подвиг, следовало бы объявить святым за его сверхчеловеческий альтруизм.
Кто был прав в случае с Нефертити, сейчас сказать нелегко, особенно в связи с тем, что вопрос затрагивает довольно щекотливую проблему о разделе древностей. В большинстве стран Ближнего Востока государство оставляет за собой право решать, что отдать, а что оставить, и, если оно вознамерится оставить все, спорить бесполезно. Право страны подвергнуто сомнениям быть не может – это ее земля. Но как быть с исследователями, которые тратят время, деньги, проводят экспертизу и работают по колено в грязи? «Наука ради науки» – хорошая вещь, но музеи, которые спонсируют археологические экспедиции, должны получать за свои деньги какие-то результаты. Следует принимать в расчет и еще одно важное обстоятельство: доступность материала. Ученые хотели бы видеть древности в одной-единственной крупной коллекции, что позволило бы им не путешествовать по всему миру ради своих исследований. Однако далеко не каждый может посетить Ближний Восток, а людей, интересующихся его памятниками, немало. Множество маленьких коллекций для них благо, поскольку такие коллекции позволяют увидеть шедевры древних культур значительно большему числу людей. Эта проблема весьма сложна, и, если бы я получила точные свидетельства, что Нефертити была похищена, я не стала бы бросать камни в похитителей, поскольку делали они это, чтобы выставить ее на публичное обозрение. Думаю, я бы тоже не предъявила эту скульптуру чиновнику из Отдела древностей.
После того как ереси Амарны были вычеркнуты из истории ортодоксальными наследниками Тутанхамона, искусство вернулось к своим прежним формам. Есть предположение, что мягкость стиля Амарны отразилась в некоторых работах Девятнадцатой династии, но это только предположение. При энергичном кушитском царе из Двадцать пятой династии появилась абсолютно новая скульптурная техника, соседствующая со старой. Несколько голов этого периода сочетают на своих лицах гладко полированную поверхность с грубо обработанными, резко очерченными плоскостями. Все же и в новой технике многие видят прежнюю традицию. Контакты с другими странами влияли на искусство мало, за исключением разве что декоративных украшений, а блистательное греческое искусство даже после завоевания Египта Александром привело лишь к второсортным, сравнимым лишь с провинциальной Грецией подражаниям – или частичному смешению двух техник. Возможно, египетское искусство было просто не в состоянии взять что-то у других стран – это требовало отказа от своих древних канонов, а такой отказ делал искусство уже не египетским.
3. ХУДОЖНИКДо сих пор мы говорили лишь о египетских живописи и скульптуре, так что может сложиться впечатление, что мы игнорируем изящные египетские барельефы. Это не так – просто большая часть наших замечаний относительно живописи применима и к египетским барельефам, поскольку этот вид искусства также имеет два измерения. На большей части египетских барельефов выпуклости выражены слабо, и, как правило, барельефы раскрашены. Когда мы с восхищением замираем перед тонко выписанными фигурами настенных барельефов в гробницах Древнего царства, мы часто забываем, что во многих случаях мастерство художника закрывает от нас не менее значительное мастерство скульптора.
Перед тем как скульптор начинал высекать на стене гробницы или храма свой сюжет, поверхность тщательно выравнивали; все трещины и отверстия замазывали штукатуркой. Если используемая каменная основа была плохого качества, тонким слоем штукатурки покрывали всю поверхность стены. Когда штукатурка высыхала, появлялся «черновой разметчик» – так мы переведем его звание. Его задачей было нанести на заштукатуренную стену контуры будущей картины. Для большей точности и для того, чтобы соблюсти каноны в отношении пропорций, он использовал сетку, которую наносил прямо на поверхность стены. Расстояния между линиями отмерялись при помощи инструмента, похожего на линейку, – сами линии проводили, прикладывая к стене туго, как тетива лука, натянутую веревку, погруженную до того в красную охру. Затем художник – тоже охрой – рисовал фигуры, используя линии сетки в качестве направляющих. На протяжении большей части египетской истории человека изображали высотой девятнадцать клеток от подошв до макушки; отдельные части тела, такие, как ноги, кисти рук, туловище, также имели свои размеры в единицах координатной сетки. Такая техника изображений была широко распространенной и довольно удобной, поскольку позволяла изображать фигуру любой величины – художник просто уменьшал размеры квадратов для небольших фигур или же увеличивал, когда требовалось огромное изображение царя или бога. Приведенный рисунок показывает одну из таких сеток; туристы с острым зрением до сих пор могут видеть их на некоторых египетских монументах.
