Все эти дискуссии о портретах довольно интересны, но не очень важны – скульптурной голове нет необходимости иметь портретное сходство, чтобы считаться предметом искусства, а некоторые из египетских статуй – подлинные шедевры.
Я уже писала, что со временем стиль менялся. Но были правила, которые оставались неизменными на протяжении столетий. Эти правила – или каноны – фиксировали не только нормы живописи и скульптуры, но даже позы. Наиболее точное соответствие канонам требовалось при изображении лиц высокого положения. Чем ниже человек стоял на социальной лестнице, тем свободнее был художник; дети и животные находились у самого основания этой лестницы, и это одно из объяснений, почему египетские животные и птицы особенно живописны. Они могли летать, скакать и ползать без всякого ущерба достоинству, которого от них не ожидали. Не было достоинства и у слуг, так что их можно было изображать за работой, что считалось недопустимым для вельможи. Небольшие фигурки из гробниц Первого промежуточного периода показывают пекарей, мясников и ткачей, полностью погруженных в свою работу, а роспись гробниц демонстрирует большое разнообразие поз борцов, танцоров и акробатов. Наш рисунок показывает некоторые отклонения от канонических правил. Часто такие нестандартные рисунки очень красивы, они показывают, что египетские художники были не сильно стеснены ограничениями. Правда, другие отклонения от правил действительно ухудшали рисунок.
Отклонения от канона
В то время как слуги могли работать – и даже прыгать, – вельможа и его супруга должны были сидеть или стоять с выражением равнодушия на лице, отстраненные от реальной жизни. Сидячая или стоячая позы были наиболее распространенными для людей высокого положения. Они могли также преклонить колени перед богами или фараонами. Фараон, занимавший высшую ступень в иерархии, преклонял колени только перед богами. В некоторые периоды популярной была также поза «сидячего писца» – со скрещенными ногами, с натянутой на коленях юбкой и легким наклоном спины. Лежащих египтян не было – за исключением усопших. Мумия, конечно, лежала; гроб имел приблизительно человеческие очертания и в некотором отношении может также рассматриваться как лежащая скульптура. При всех ограничениях, которые накладывала форма гроба, мастера прошлого умели вложить в эту «скульптуру» и достоинство, и величественность, а временами даже изящество.
Твердо определяя позы царя, канон так же строго диктовал его внешний облик. Божественный правитель не мог быть некрасив и не иметь тело Аполлона. Именно так выглядят царские статуи – почти все.
2. ИСКУССТВО АМАРНЫПри всей своей незыблемости официальные каноны в некоторые периоды несколько смягчались. Во время Первого промежуточного периода, времени политической анархии, появляется больше свободы. Для лиц более низкого звания допустимо большее разнообразие поз, техника становится менее изысканной. Но временем настоящих перемен считается эпоха Эхнатона, которого одни называли еретиком, другие – монотеистом, третьи – как-то еще. Мы будем именовать искусство этого периода «искусством Амарны»; оно существенно отличается от канонического стиля и потому требует подробного описания.
Наиболее поразительные изменения претерпел, на наш взгляд, внешний вид фараона. Если мы пройдем по тем залам Каирского музея, в которых находятся скульптуры Менкаура, Сенусерта, Тутмоса, то увидим, что все они внешне похожи – широкие плечи, тонкая талия, узкие бедра, сильное тело, прямая осанка. Подойдя к Эхнатону, мы обнаруживаем округлый живот, отвислую грудь, вытянутый череп и длинные ноги! Из чувства такта вельможи двора Эхнатона вынуждены были просить художников представить и их аналогичным образом, и потому рельефы гробниц этого периода пестрят людьми весьма непривычного вида. В искусстве Амарны радикально меняются и позы. Тутанхамон изображен опирающимся на свой посох или сутулым – и это на царском троне! Эхнатон целует свою жену и подбрасывает в воздух своих детей. Некогда строгие каноны соблюдаются лишь отчасти, человеческие фигуры и растения изображаются менее прямыми линиями. Все это можно назвать как свободой творчества, так и кошмарным упадком искусства, в зависимости от отношения к Эхнатону и его новым идеям.
Какие изменения в культуре повлекли столь радикальную ломку канонов? Точный ответ мы знать не можем, но, по всей видимости, ответ лежит в слове «ma'at», обычно переводимом как «правда». Это слово было лейтмотивом правления Эхнатона. Он жил по правде и почитал правду; если бы мы точно знали, что он считал правдой, то получили бы лучшее представление об одной из самых необычных фигур всей египетской истории. К сожалению, «ma'at», как и наша «правда», имеет много смысловых оттенков. Большинство египтологов сходятся во мнении, что «ma'at» Эхнатона не имела глубокого этического или философского значения – это не та вечная правда, которая делает человека свободным, это, возможно, даже не справедливость. Обычно применительно к искусству Амарны ее принято трактовать как «искренность». Применительно к новым художественным формам она обозначает стремление показывать мир таким, как он выглядит в реальности.
Но, даже предположив, что слово «ma'at» – ключ к пониманию искусства Амарны, мы еще должны научиться пользоваться этим ключом. Шефер видел в искусстве Амарны рост эмоционального содержания, экспрессию – пожалуйста, не спутайте это с экспрессионизмом – в выражении чувств. Фрэнкфорт признавал эту экспрессию, но считал ее производным элементом от «ma'at» в значении «искренность», которая требовала буквального отражение реальности.
Оба этих толкования оставляют у меня чувство неудовлетворенности – но я больше склоняюсь к мнению Шефера, поскольку в действительности искусство Амарны никогда не бросало вызова основным канонам официального искусства. При всей гротескности форм и необычности поз используются и старые формы и старые позы. Скульптуры более гибки и более округлы, но они по-прежнему имеют строго фронтальный вид и, несмотря на всю обманчивость изогнутых линий, вытянуты по оси вверх и вниз. Живопись и рельефы представляют человеческие тела во все той же знакомой комбинации вида спереди и вида сбоку, дом и дворец изображены в том же смещении вида спереди и вида сверху. Конечно, придворные художники привыкли работать именно в таком стиле, и большинство из них, видимо, считало для себя невозможным что-то менять, но я не могу отделаться от впечатления – особенно помня о ранних, хотя и редких попытках отойти от требований канона, что одаренные молодые художники желали точнее отразить видимую ими реальность – если, конечно, царь позволял им это. Без сомнения, Эхнатон хотел видеть что-то отличающееся от старого формального стиля – но что именно он хотел, мы не сможем уяснить, пока не узнаем больше об этом человеке и его времени.
Искусство Амарны может показаться современному человеку менее эстетичным, чем канонический стиль. Животные и растения выглядят лучше благодаря предоставленной художнику большей свободе, человеческие фигуры, по-прежнему лишенные перспективы, к тому же изображаются неприкрашенными, что лишает изящества и мужчин и женщин. Две маленькие царевны из Амарны, изображения которых часто приводят в книгах и которыми принято восхищаться, на самом деле настоящие страшилища. Их тела как будто лишены костей, а руки и ноги на вид слабенькие, словно резиновые. Безволосые головы вызывают в памяти инопланетян из романов Герберта Уэллса. Впрочем, если правы те, кто считает, что на рисунке изображены дети, то рисунок не кажется столь уж неудачным. Как и большинство художников, в том числе и греческих, египтяне изображали детей как миниатюрных взрослых. Однако пропорции у детей иные – голова больше, а животы выпирают. Но на многих рельефах Амарны все люди выглядят как дети, поскольку при Эхнатоне было принято изображать голову в увеличенном виде, а основательный животик Эхнатона вынудил его раболепного придворного художника придать и прочим фигурам несколько детский вид. Царевны из Амарны не были детьми, это взрослые женщины, неестественный вид им придал художник. Я должна завершить свою обличительную речь по поводу этих двух царевен откровенным признанием, что это – одна из моих любимых египетских картин. У меня есть большая репродукция в цвете, и я не могу повесить ее на стену по единственной причине: мои домашние ее не выносят. Как в живописи, так и в скульптуре искусство Амарны – несмотря на всю свою кратковременность – прошло несколько ступеней развития. Смягчение правил началось еще до правления Эхнатона – одна из статуй его отца, Аменхотепа III, изображает дряблое тучное тело, облаченное в тонкое плиссированное одеяние, под которым угадывается очень некрасивая фигура. Эта небольшая статуя, возможно, была первой попыткой на пути к изображению реальности; она показывает тело (голова, к сожалению, отсутствует) немолодого человека, который прожил жизнь чересчур бурно. К первым годам правления Эхнатона «искренность» превратила произведения искусства в нечто похожее на карикатуры. Наиболее ярким примером служит группа огромных статуй, которые Эхнатон предназначил для храма в Фивах. Лица скульптур неестественно удлинены, подбородок свисает, улыбка выглядит тревожной; тело словно поражено болезнью, дошедшей до кульминации. При всей своей уродливости эти статуи удивительно западают в память – некоторым они кажутся образцами великого искусства. Возможно, причина, по которой большинство египтологов находит эти статуи карикатурными, заключается в том, что они имеют формы, предписанные изображением Осириса, и грубое нарушение традиционных черт почти причиняет боль глазу, привыкшему к классическому, священному образу бога.
