Но Макс как будто не заметил призывного взгляда бабули. Хотя, возможно, он его и вправду не заметил. Потому что огонек сигареты перед глазами был очень, нестерпимо ярким. Он резал глаза. К тому же в них, кажется, попал табачный дым. И от этого (конечно же, только от этого и ни от чего другого!) глаза заслезились. Макс щелчком отбросил сигарету и шагнул обратно в желтый электрический свет поезда.
— Наконец-то! — обняла Макса Наташа, едва он вошел в купе.
— Я без курицы. Очередь большая была. Я побоялся, что поезд может тронуться без меня, — устало развел пустыми руками Макс.
— Ну и ладно, — с легкой тенью сожаления вздохнула Наташа и уткнулась Маське носом в шею. — Бог с ней, с курицей! Главное, что ты — рядом. Знаешь, когда ты вышел, я почему-то вдруг та-ак испугалась, что ты можешь отстать от поезда. И мне так стало страшно, что я могу остаться одна, без тебя. Как хорошо, что ты вернулся!
Макс кожей почувствовал, как чуть пониже уха его щекочут мокрые Наташины ресницы. Почему-то в ответ защекотало в носу.
— Ну ты чего, дурочка? Куда же я денусь-то? — нарочито хмыкнул он и обнял ее в ответ.
Какая же она все-таки еще не взрослая и глупенькая! Ну правда, куда он мог от нее уйти? Не на вокзал же станции Бологое? И оставить ее один на один с Москвой? Сидела тут, бедняжка, одна, переживала, фигню себе всякую понапридумывала.
Он снял ее руку со своего плеча и успокаивающе ткнулся в теплые маленькие пальчики губами. Наманикюренный ноготь около указательного пальца был обгрызен под самый корень. Из заусенца сочилась кровь. «Только что, наверное, обгрызла. На нервной почве», — подумал Макс. Эта мысль почему-то сжала ему горло. И он уткнулся носом Наташе в волосы. Чтобы, наконец, запах ее духов перебил запах той сигареты, дым от которой все еще щипал глаза.
Поезд вздрогнул.
— Подожди минутку! — торопливо отстранил от себя Наташу Макс.
Он метнулся к окну. С силой дернул и распахнул его. Несчастная сухопарая бабка со своей так и не проданной курицей сиротливо шагала по перрону.
— Эй, мамаша! — замахал ей руками Макс, суетливо роясь в карманах. — Почем курица?
Бабка вздрогнула и трусовато, не веря в реальность происходящего, засеменила вслед за набирающим обороты поездом.
— 100 рублей, — крикнула она.
— Давай сюда! — прокричал в ответ Макс, сунул бабке с трудом нашаренный в кармане стольник и схватил пакет с курицей. И вовремя. Платформа уже заканчивалась. Бабка стояла на краю и усиленно махала Максу рукой.
— Вот! — г-н Чусов с видом воина-победителя водрузил на стол свой «трофей».
— Да она же какая-то… странная, — скептически улыбаясь и придирчиво принюхиваясь, хихикнула Наташа.
— Ну да, — извиняясь, пожал плечами Макс. — Просто так получилось…
И начал объяснять Наташе, почему он не мог, просто не имел морально-этического права не купить эту курицу. Что-то там про жалость, сочувствие, трогательность и все такое.
Наташа слушала внимательно. Чем больше говорил Макс, тем более изумленным становилось лицо Наташи, тем выше поднимались ее брови, тем суше становились глаза.
— Ну если не умеет человек продавать, пусть найдет себе другое занятие. Незачем поощрять его в том, к чему он не способен, — откомментировала она, когда Масик закончил свой эмоциональный рассказ.
— Нет, ты не понимаешь, — мягко возразил Макс.
— Да все я понимаю! — с доброй усмешкой перебила г-на Чусова г-жа Ростова. — Совместная жизнь еще толком не началась, а ты уже транжиришь семейный бюджет на каких-то малосъедобных куриц. Учтите, мужчина, с вашими новыми доходами это не очень позволительно! — Наташа игриво погрозила Максику пальчиком с обгрызенным ногтем.
И хотя Макс понял, что это была шутка, что говорилось это с улыбкой и не всерьез, внутри него шевельнулось что-то нехорошее. Стало как-то некомфортно. Как будто бы он съел что-то несвежее. Он с отвращением посмотрел на курицу, молча взял ее и понес в тамбур, к мусорному ящику.
— Давай уже поспим немного! — предложил г-н Чусов, возвратясь. И, не дожидаясь ответа, нырнул под одеяло.
В Москве Наташа ощутила, что ее затея с собственным рекламным агентством была попаданием в «десятку». Ей почему-то сразу и в крупных объемах начало везти. Все, буквально все само плыло Наташе в руки.
Моментально нашелся очень удачный и недорогой офис из двух комнат на Люсиновской улице.
Наташины старые знакомые, распоряжающиеся рекламными бюджетами крупных и не очень компаний были страшно рады ее снова слышать. Что удивительно, они были готовы отдать ей на откуп и размещалово, и креатив.
Подписывая договоры, они с круглыми глазами рассказывали какие-то потрясающие по своей фантастичности слухи из рекламного мира. Якобы в крупнейших и старейших (по российским меркам) рекламных агентствах разразился настоящий кадровый кризис. Вдруг, как под гипнозом, из этих агентств начался массовый отток творческих кадров. Копирайтеры, криэйторы и даже аккаунт-менеджеры увольнялись пачками и исчезали в неизвестном направлении.
Это было очень странно, потому что обычно увольнение какого-либо рекламиста заканчивалось последующим появлением этого самого кадра на той же самой позиции в другом рекламном агентстве или рекламном отделе какого-нибудь журнала. Одни и те же люди мигрировали из конторы в контору, тасовались, как карты в колоде. Сейчас же эти карты разлетелись в разные стороны, как у неопытного шулера при сдаче.
Люди не уходили к конкурентам, они уходили из бизнеса вообще.
То же самое происходило и на рынке журналистского труда. Журналисты исчезали в неизвестном направлении. Причем исчезали не «звезды», не «золотые перья», а то низовое, никому не известное племя журналистов, которое забивало «подвалы», писало криминальную хронику, делало «проходные» интервью, советы огородникам и автомобилистам. Текстов катастрофически не хватало. Все больше места на полосах занимали фотографии, все меньше — буковки.
В общем, время для начала собственного бизнеса было выбрано Наташей исключительно удачно. Конкуренты испытывали трудности. Креатив поднялся в цене. Наташа носилась по городу безумной ласточкой с переговоров на переговоры. И при этом с изумлением отбивалась от бесконечных звонков на мобильный обезумевших хед-хантеров из кадровых агентств. Кадровики набросились на ее размещенное перед отъездом в Питер на job.ru резюме, как обезумевшие от голода пираньи на забредшего в реку молочного поросенка.
Г-жа Ростова в противоречивых чувствах отказывалась от таких красивых должностей, таких нескромных зарплат и таких раскрученных контор, о которых раньше могла лишь только мечтать. Наташа верила: такое время упускать нельзя. Она чувствовала себя лисицей в неохраняемом курятнике. То есть счастливой. Макс наблюдал за ее метаниями в смешанных чувствах: радость за Наташу переплеталась с жалостью к ней.
В отличие от растерянного большинства, которое надеялось, что это временное сумасшествие, тайный сговор с целью добиться повышения зарплат в отрасли, какой-то короткий и необъяснимый катаклизм, Наташа догадывалась об истинных причинах происходящего. Она знала, что это не игра на повышение и не результат воздействия на население магнитной бури. Она была уверена, что это всерьез и надолго.
Огорчало только одно: исчезали и пропадали все, кроме Тарасовой! Та по-прежнему сидела в теплом кресле начальника отдела рекламы «Всех удовольствий столицы»! Воистину несмещаемая тетка!
Наташа работала за троих, потом за четверых, потом за пятерых. Чем дальше — тем больше. И тем меньше все это нравилось Максу. Он, порою даже навязчиво, пытался вытащить г-жу Ростову из-за компьютера и заставить ее предаваться каким-то простым удовольствиям. Наташа сопротивлялась как могла…
Одной душной августовской ночью, даже в Москве пахнувшей свежескошенным сеном и грибами, г-жа Ростова, как всегда, раскрыла свой ежедневник и принялась составлять расписание на завтра и готовить документы к завтрашним встречам.
— Кончай уже работать! Лучше пойдем прогуляемся — ты посмотри, какая чудная ночь, — не в тему вклинился Макс.
— Отстань! — игриво отбивалась г-жа Ростова. — Тебя пока никто не спрашивал. Если ты такой жалостливый — возьми и помоги.
Макс нехотя уткнулся в телевизор. А Наташа вернулась к плану-графику:
6.00 — подъем;
6.00–6.30 — зубы, кофе и т. п.;
6.30–7.00 — набросать медиа-план для «Везувия»;
7.00–7.30 — подготовить комм. предложение для макаронников;
7.30–8.00 — текст модуля для «Альтернативы»;
8.00–8.30 — отчет по эффективности для Ковалевой;
8.30–9.00 — концепция р/к для «Колес»…
В 9.00 Наташе надо было выскакивать из дома, чтобы к 10.00 успеть на очередные переговоры.
Все бы ничего, но в утренние планы никак не вписывались еще четыре обязательных пункта: надо было подготовить ряд документов. Уже днем их ждали партнеры. Наташа и так до невозможности затянула — все сроки прошли. Срыв графиков грозил потерей контрактов и имиджа.
