Во дворе Мишель начал борьбу за авторитет:
— Ша! Выключите маги и смотрите сюда!
Магнитофоны не выключили, но «сюда» посмотрели.
— Да ще ви на мини уставились, как на памятник Дюку Ришелье? Смотрите туда! На пугало!
— А мы на него и смотрим! — сообщили Мишелю.
— Фильтруй базар, — веско сказал Мишель, довольствуясь минимальным эффектом. Он перевел часы, и чучело подрыгалось под припадочный смех.
Мишель сделал вид, что не замечает морковки в расстегнутой ширинке чучела и неприличной надписи на ржавеющем хлопкоуборочном мини-комбайне.
В сенях Мишель продемонстрировал рукомойник с фотоэлементом, льющий воду при приближении рук. Когда все помыли руки и наобрызгивались, Мишель решил отложить прочие технические эффекты на черный день и условным свистом открыл дверь в подвал.
Со свистом и улюлюканьем все скатились вниз. Несколько секунд Дерибасов наслаждался впечатлением. Даже мертвая, техника казалась «космической».
— Видал я подпольные цеха, — сказал парень с красным поленом магнитофона. — Но это полный отпад!
— Че ты там видал! Ниче ты там не видал! Фуфло ты видал! — ответил владелец менее изысканного магнитофона. — Вот у меня кореш в «ящике» пашет, так он такого натырил!.. Тут такого и во сне не натыришь!
Но большинство с ним не согласилось, а, быстро рассредоточившись, стало деловито откручивать все, что отвинчивалось. Фамильный рок настиг Дерибасова. Разве не так же боролся отец его — Венедикт — с оравой Арбатовых? И вся-то разница, что тогда все происходило в тяжелой весовой категории, а тут в «весе мухи», отчего темп был как в немом кино, да еще с лобавшим «хэви металл» тапером. Дерибасов, ощерившись, метался, вырывал из рук, орал: «Положь!», «Не лапай!», матерился и, наконец, схватив за грудки мастера, задохнулся лавро-шипровой аурой:
— Ты!!! Всю жизнь не расплатишься!!!
— Да ладно, — вяло встрепенулся висевший мешком мастер. — Только с тебя магарыч… Кончай!!! — вдруг заорал он, перекрывая оба мага: — Перерыв на обед! Все ложьте на место! До того жрать не получите!
— Привинчивайте обратно! — встрял Дерибасов. — А ну! Я сказал! Быстро! Ты! Куда суешь железку?! А ну вынай из кармана!!! — Дерибасов кинулся на ближайшего юркого клептомана. Тот с готовностью протянул что-то никелированное, но в последний момент, коротко тыкнув, перебросил деталь товарищу.
— Витька! Пас! — азартно заорал кто-то.
Дерибасов поборол соблазн стереть наглую щербатую ухмылку о бетонную стену и метнулся к Витьке.
Витькин пас оказался неточным — железка попала в магнитофон. Все испуганно притихли, и Мишель овладел железкой. Владелец мага прошелся носом вдоль красного полена. Успокоившись, он поднял с пола разводной ключ и метнул в Витькину голову, успевшую увернуться. «Булава» разнесла огромный стеклянный реактор, на излете врезалась в толпу и тут же вылетела из нее, задела кого-то, попала во что-то и повернула обратно.
Оцепеневшему от нелепой гибели уникального реактора Дерибасову казалось, что вместо разводного ключа по подвалу мечется, смутно множась в осколках стекла, ошалелая птица, которую сбивают гайками, молотками и всем, что можно оторвать. Он пытался понять, что делают подростки. Дерутся? Танцуют? Беснуются? Кого-то вогнали мордой в компост, и он, отплевываясь, выл:
— Сволочь! Из дерьма грибы растит! Нам что, месяц это дерьмо из дерьма жрать?! Да это же сортир! Я сортир чистить не нанимался!
— Разнести все к чертовой матери! Долой нэп!
И все начало разноситься к чертовой матери с фантастической быстротой. Дерибасов воззвал к мастеру:
— Все что хочешь!!! Только останови!!!
Мастер с сожалением сплюнул:
— Не выйдет. Разошлись. Молодые, энергии много… Теперь пока не устанут… Пошли отсюда, а то зацепят. — Мастер лениво полез вверх, продолжая: — Если бы брандспойт был… их же как огонь тушить надо. Я б их щас притушил! Я десять лет пожарником…
— Скорей! — выкрикнул Дерибасов, вспомнив про елисеичевский поливальный агрегат. — Только б шланг подсоединить! И как крыс в трюме! Пусть эти токсикоманы от удобрений тащатся! Пока не захлебнутся!
Но десятитонная емкость отозвалась на пинок Дерибасова так глухо, что сомнений в ее пустоте не осталось. А все что осталось — схватить старую двустволку и, не слыша причитаний мастера, вершить высший суд.
Но то, что открылось с верхней ступеньки, та картина подвала, превратившаяся из индустриальной в оголтело-абстракционистскую, оказала на Дерибасова столь нашатырное эмоциональное воздействие, что он понял: «Все». Руки его опустились вместе с ружьем, правда, не без помощи повисшего на стволах мастера.
Медленно, боясь то ли расплескать переполнившую его скорбь, то ли сместить обломки переломившейся мечты, прошаркал Дерибасов по двору и по-стариковски застыл на завалинке, щурясь на солнце. Именно здесь любил греться Елисеич в свои последние деньки. Видны были аккуратные черепичные крыши с чисто вымытыми чердачными окнами, ухоженные симметричные деревья, яркие резные наличники и широкий небесный просвет над Назаркой. И запах ранней осени, неуловимо напоминающий невнятный аромат ранней весны.
Лишь из-под земли, из самой преисподней, выталкивался упругий агрессивный ритм.
Не потерявший след Митька Козел влетел в раскрытые ворота и влился в расплавленный металл. Через несколько минут потрясенный Митька выскочил из преисподней, держась за глаз, и жалобно попросил:
— Ме-ме-медяк!..
Дерибасов не среагировал. Он размышлял о неизбежной встрече с Куцым, так недвусмысленно заявившим этой ночью о себе. Информация наслаивалась на ассоциации, и мысли постепенно прибило к скорбному душой Гуру.
И снова, только многократно усиленно, ощутил Дерибасов и горькую непричастность к вершащимся в мире событиям, и тоскливое блаженство замерзающей души, в то время как тело нежится на пригреве, и гибельное одиночество маленького сгустка жизни, зовущегося Михаилом Дерибасовым, в безразличье вечной, бесконечной и абсолютно холодной вселенной… И астральные голоса Гуру и Елисеича вели нескончаемый диалог, и хотелось настоящей жизни, где умные, интересные, а главное несуетные люди, и чтобы дворец, который хоть немного, но храм, и чтоб оторваться, наконец, от Назарьино, по-настоящему оторваться, чтобы изболелось раскаяньем село, не желавшее понять и уважать своего невеликого ростом сына. Все это не стыковалось, не выстраивалось, мешало друг другу, но вдруг весь этот сумбур исчез, промелькнула ослепительная пустота, и в ней развернулась четкая карта с ясно проложенным маршрутом «Назарьино — Москва».
— Гармония! — удовлетворенно сказал Михаил Дерибасов, вытянул ноги и привалился к стене.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ. «НАЗАРЬИНСКИЙ ФЕНОМЕН»
Глава 17. «Ташлореченск — Москва»
— Гармония! — сказал Михаил Дерибасов, попав струей нарзана в прыгающий по столу вагона-ресторана стакан. — Санька, будешь?
— Что? — повернулся Санька Дерибасов. — Я, дядь Миш, вот что думаю… Раз уж родители меня прокляли, буду по ночам вагоны разгружать.
— Да ладно, — Дерибасов мудро ухмыльнулся в усы. — Видишь ли, Санька… Я ведь тоже был студентом. Да еще не таким, как ты, дылдой, а сразу после восьмого класса! А родители, хоть от меня и не отрекались, но в переводе на чистоган все равно что отреклись. А я, знаешь, как жил? — Дерибасов зажмурился. — В армию уходил, больше тысячи имел… И заметь — за всю жизнь ни одного вагона и даже грузовика… Ни днем, ни ночью.
Санька вздохнул:
— Так то вы! Акула индивидуальной трудовой деятельности.
«Акула» наждаком своей шкуры царапнула дерибасовское самолюбие. Но Дерибасов стерпел.
— Не в том дело, Санька! — отмахнулся он. — Просто разгружать вагоны, придуряться ночным сторожем, дворником там, пожарником — все это ширпотреб. Мы, Дерибасовы, всегда ищем свой путь. И находим! И идем по нему до конца!
— Да уж! — ехидно сказал Санька. — Однако же и конец был у вас в последний раз!.. Ой, ну дядь Миш, ну скажите все-таки, куда Арбатовых дели?! Ну я никому не скажу!!!
Дерибасов люто выругался. Санька поозирался и, дождавшись, когда официантка морской походкой отойдет подальше, сказал:
— А я все равно догадался! — Он оглядел Дерибасова пристальным назарьинским взглядом. — Я-то читал, что такое трансплантация сегодня! Успех во многом зависит от свежести того, что пересаживают. Все думают, что вы Арбатовых органам сдали. А вы их на органы пустили! В подпольную клинику, да? На запчасти. И можете меня не разубеждать. Потому что другого логического объяснения нет. Да?
Дерибасов истерично захихикал:
— Ладно, Санька. Хватит! А то много будешь знать, сам знаешь куда попадешь. В разные места! Будет дан приказ — и все! Одна почка на запад, другая — в другую сторону! Так что кончай тарахтеть, как сказал бы мой друг Куцый… Короче, держи, земляк. На первый семестр. Если не будешь шиковать — хватит. — Дерибасов запустил руку во внутренний карман, долго копошился там, отсчитывая вслепую намеченную сумму. Затем воровато сунул Саньке несколько сотенных.
