надо! Рокко! — умолял бородач, выставив перед собой беспомощно руку.
— Три минуты, Марко, — строго напоминал ему брат по оружию, цедя сквозь зубы.
Ему не хотелось брать такой грех на душу. И всё же рыцарь был рад, что это не его покусали заражённые.
— Так долго я не могу ждать…
Ренегат и не подумал останавливать Рокко. И дело было даже не в том, как непочтительно себя повёл бедолага. Дезертир попросту пытался понять, чего ждать уже ему, если он примерит на себя роль кого-то из этих двоих.
— Приятель, ты же знаешь правила…
Рокко оставался неумолим, возвышаясь над Марко, будто гора.
— Ублюдок! — провопил тот.
Ему казалось, что всё происходящее — просто страшный сон, не более того. Здравый смысл подсказывал: увы, это реальность.
Слёзы выступили у краешков его глаз. Лимфоузлы на шее уже начали чернеть.
Протянутая рука потянулась к фальшиону. Бородач не хотел лишаться даже тех двух жалких минут, что ему отводилось в сознании. Пальцы вот-вот коснулись рукоятки клинка. Но тут же рука опустилась.
Брат по оружию вбил топор в лоб Марко. Из пролома в черепе, огибая грязно-серую сталь, поднималась кровь.
Рокко выдернул оружие из головы бородача. Тяжело дыша, проронил замогильным голосом призрака:
— Без обид.
Альдред хотел было обратиться к моложавому рыцарю. Пока не слишком поздно.
Как вдруг под ними загулял пол…
Глава 20. Жатва
День четвёртый, раннее утро
Толчок неимоверной силы. Словно в Саргузах, спустя тысячи лет, затеялось опять землетрясение. По крайней мере, вулкан не пробудился.
Одного из рыцарей удар застал врасплох. Стоял он по правую сторону от Рокко и Альдреда. Бедолага выпал из окна с криком. И был тут же поглощён ордой упырей.
Скопище заражённых забурлило, словно вода в котле.
В мгновение ока его растащили на части, подбрасывая вверх кости да несъедобные ошмётки кишечника.
Дело рук Бегемота. Юстициар в кои-то веки доковылял до стены. Молот приподнялся над землей и понёсся ему за спину. Громила выгнул с хрустом позвоночник. Вложив недюжинную силу в замах, на выдохе опустил оружие на каменную кладку.
Миг перевернул в церкви всё с ног на голову. Треть секунды — пошли трещины. Ещё треть — заклубилась пыль. Наконец, камень раскололо. Во все стороны полетел дроблёный мрамор. Раздался небывалый грохот. Своды затряслись.
Юстициару хватило одного удара, чтобы образовалась пробоина. Куски камня поломали одного из рыцарей. Тот ненароком оказался под шквалом и превратился в месиво, напоминавшее тряпичную куклу, изодранную в собачьих зубах. Державшиеся поблизости разбежались в разные стороны, как тараканы, в панике.
Они понимали: это конец. И хуже всего то, что столь безрадостный финал для них оказался неотвратим.
Ангел Бога Смерти расправил плечи, выпирая грудь колесом. Шумно выдохнул, источая трескучую, бездумную ярость ненасытного зверя. Впрочем, идти в авангарде Торквемада и не думал.
Его стали огибать гули, просачиваясь внутрь церкви Первых Уверовавших.
На нижнем ярусе поднялась какофония нещадной расправы.
Рыцари там до последнего пребывали в неведении о происходившем снаружи. События наверху также ускользнули из их поля зрения. Поэтому нашествие упырей стало для них губительной неожиданностью.
Заражённые налетали на живых людей, будто осиный рой. Обезьянами скакали по сдвинутым лавкам. Канделябры опрокидывались. Хоть стой, хоть иди, хоть беги — белёсые глаза поблёскивали в полумраке повсюду.
Людоеды поглотили рыцарей в зале почти одномоментно. Не дали ни перегруппироваться, ни выставить перед собой оружие. Каннибалы ревели, клекотали. Драли жертв на куски, наваливаясь со всех сторон. Рыцари орали, верещали. Несчастных подхватывало и уносило, будто морской волной. Всякий гуль хотел себе кусочек свежей человеческой плоти.
Жатва протекала с небывалым остервенением. Ни плотные дублеты, ни кольчуги, ни стальные латы не сумели уберечь Воинов Хоругви от кошмарной смерти. Из них выковыривали и вытряхивали содержимое, как из банок с соленьями. А по каменному полу рекой лилась кровь, словно из амфоры с вином.
Багрянец налип и на барельеф. Лики Первых Уверовавших окропило. Кровь заблестела в свете последних догоравших свечей. Защитники храма погибли даже меньше, чем за минуту. Такая прорва гулей не могла насытиться. Они стали разбредаться по церкви. Кто — в крипту Воинов Хоругви, кто — на второй ярус.
Дезертир пыхтел и топтался на месте, не зная, куда и податься. Он горько жалел о том, что у него не имелось псионических способностей, которые бы доставили его через портал к месту привязки. Пара крыльев за спиной — и те бы сейчас ой как пригодились!
— Надо выбираться отсюда! — крикнул предатель Рокко, стараясь покрыть голосом неустанный рёв упырей.
Ренегат позабыл о брате Фульвио, пресвитере Клементе и их пастве. Вопли рыцарей, которых пожрали заживо, у него вызвали только одно стойкое желание: спасти свою шкуру, лишь бы уберечь себя от повторения их участи.
Не могла его жизнь вот так закончиться. Без шанса даже побороться.
— Колокольня открыта?!
Воин Хоругви тут же сообразил, к чему клонит инквизитор. Для церкви Первых Уверовавших бой с бледными тварями был проигран.
Как бы ни было Рокко тяжело признавать горькую правду, ему тоже хотелось жить. Очень хотелось жить.
— Да! — проорал он.
Едва услышав его, Альдред бросился тут же к лестничной клетке. Рокко увязался за ним. Они только-только очутились на ступенях, что вели на колокольню. Тут-то и повторился толчок. Беглецам пришлось резко ускориться.
Вторым ударом Бегемот расширил пробоину в стене, отчего уже целые каменные блоки разлетелись в разные стороны. Часть упырей встретила свою смерть под их неподъемным весом. Но на место павших в церковь просочилось раз в пять больше.
Жатва продолжалась с удвоенным напором. Твари пробрались в крипту. Их клёкот раздавался на втором ярусе.
Топот заражённых слышался уже на лестнице со второго яруса на колокольню. Где-то под Рокко и Флэем каннибалы рвали оставшихся рыцарей. Стоны их плавно заглушались до хрипа и бульканья собственной кровью.
— Ключ остался у Витерцио, дверь их не сдержит! — предупреждал нежданно-негаданный спутник, взбираясь по ступенькам вслед за Альдредом. — Народу в крипте уже осталось недолго…
Проронил это Рокко будто с каким-то сожалением. Всё же поздновато в нём проснулась никчёмная совесть. Он или поборолся бы за своё выживание, или бы принял чудовищную гибель вместе с теми, кто защитить сам себя или хотя бы спасти не может.
— Шевелись давай! — потребовал ренегат.
Он не хотел ничего слышать ни про пресвитера, ни про брата Фульвио, ни про прихожан. Разумеется, ему не хотелось, чтоб чужеземца сожрали гули. Как минимум, того клирик не заслуживал. Но рок сильнее смертных.
Дезертир старался об этом не думать: сейчас это ни
