Роскошная шестидесятиэтажная высотка «Сэрф-Тауэр» была композиционным центром квартала Гэнтли-Боук, самого компактного поселения геев Города, и заключала в себе офисы, магазины, рестораны и разные увеселительные предприятия. Сооружение высотой в 244 метра гордо довлело над кварталом плотной застройки, как утес-великан возвышаясь над окружающими домами, охватившими «Сэрф-Тауэр» по периметру, прорезанными эстакадами дорог и двумя линиями рельсовых путей, что несли людскую массу к башне. Хиллари приземлился на крышу одного из домов обрамления, где была площадка для флаеров, уплатил за стоянку и — сперва вниз на скоростном лифте, потом по просторным холлам подножия небоскреба, любуясь на таблички «ВИДЕОСЪЕМКА ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО С СОГЛАСИЯ СОВЕТА ОБЩИНЫ! ЗА НАРУШЕНИЕ — ШТРАФ 50 БАССОВ», далее эскалатором и вновь лифтом — очутился у фонтана.
Это был даже не зал, а внутренний двор-колодец. «Сэрф-Тауэр», казавшийся снаружи монолитным, внутри выше 25-го этажа был словно толстостенная труба квадратного сечения. Потрясающий зал уходил ввысь на сто сорок метров, немного расширяясь кверху, но весь был наполнен светом незримых ламп, а вместо потолка мерцал прозрачный купол. Тридцать пять этажей открывались внутрь террасами, балконами, живописными висячими садами; щиты из небликующего моностекла предохраняли любителей глазеть от несчастных случаев, но ничуть не искажали видимости, и, задрав голову, можно было наблюдать за движением людей на всех уровнях. По вертикальным опорам сновали вверх и вниз стеклянные кабины лифтов, наискось стены перечеркивали лестницы и эскалаторы. Толпы народа непрестанно вливались в колоссальный зал из нижних этажей, из обширных подземных автостоянок и со станций рельсовой дороги. На дне зала нежно синел большой бассейн, из которого с приглушенным гулом поднимался высоченный — и притом полый и светящийся изнутри! — столб воды, ниспадающий вниз правильными струями, рассеивающимися в воздухе. Скрытые гравиторы так направляли мельчайшую водяную взвесь, что над бассейном играло одновременно несколько радуг, но при этом ни капли не падало на головы посетителям.
Это и был знаменитый Фонтан Влюбленных. Хиллари с тоской во взгляде и с нарастающей тревогой посмотрел на сие рукотворное чудо, а потом опять оглядел этажи, ярусы, эскалаторы и лифты. Все находилось в непрерывном движении, и Хиллари от высоты открытого пространства и множества людей вокруг на миг почувствовал, как покачнулся пол под ногами. Выбрал Этикет место, нечего сказать! Здесь не семь, а сто сорок семь путей отхода. Правильно он поступил, что отклонил предложение Сида захватить с собой серых. Этикет ни за что бы не подошел, увидев босса с такой свитой. Затевать же акцию перехвата в этом сплетении лифтов и людей было чистейшим безумием. Но как здесь найти Этикета? Оставалось надеяться, что киборг ведет откуда-то наблюдение, сам его узнает — и подойдет. Надо быть на виду и ждать, никуда не перемещаясь. Самому найти здесь Этикета было невозможно.
Хиллари расстегнул пиджак, засунул по четыре пальца в карманы брюк и, небрежной походкой пройдя по залу, присел на бортик фонтана, где, как он заметил, тут и там сидели — а то и лежали — разные юноши, парни и мужчины.
И некому было объяснить ему, что его поза означает: «Я свободен. Приглашаю к знакомству!..»
Хиллари знать не знал, что здесь свои традиции и свой тайный язык, в котором каждый жест и положение тела имеют особый смысл. За призывное подмигивание или за восторженное цоканье языком, не говоря уже о непристойных знаках внимания, в Сэнтрал-Сити можно было попасть под суд по статьям «навязчивое приставание с оскорбительным подтекстом» и «посягательство на основы личной жизни», особенно если нарвешься на закомплексованного субъекта не той ориентации, — но надо же людям как-то встречаться и знакомиться? Поэтому давно были определены территории, вступив на одну из которых вы тем самым давали повод к дальнейшему сближению. Именно таким местом был бортик фонтана. Те, кто хотел просто отдохнуть или полюбоваться на вздымающуюся в призрачном облаке брызг водяную колонну, садились за выносные столики многочисленных кафе. Так что нет ничего удивительного в том, что спустя минут пять один скучающий парень, в темных брюках из плотной материи и в короткой черной куртке, подсел к другому скучающему парню; тот, другой, был постарше — прислонившись к теплому, под дерево, ограждению бассейна, он с подчеркнуто отсутствующим видом смотрел в некую точку перед собой. Он выглядел заманчиво — чистое лицо, модельная короткая стрижка — волосок к волоску, дорогой костюм.
Хиллари понял, что его откровенно разглядывают, и, повернув голову, встретился глазами с довольно симпатичным малым — тонкие черты лица, глубоко посаженные глаза под прямой линией бровей, хрустальная капля-серьга в мочке уха. Кричать «На помощь!» было глупо, а уйти Хиллари не мог. Он просто отвернулся и уставился на носки своих туфель.
— Ты откуда такой красивый взялся? — выждав паузу, спросил парень с серьгой, продолжая смотреть на Хиллари чуточку исподлобья. — Я тут уже неделю болтаюсь, весь фонтан по периметру исходил, а тебя раньше не встречал.
«Ну не съедят же меня, — убеждал себя Хиллари, — ну не смутирую же я, если с кем-то поговорю. Хоть отвлекусь…» Чтобы не казаться идиотом, говорящим и делающим все невпопад, Хиллари решил прикинуться приезжим. Провинциалы шли в Сэнтрал-Сити за умственно отсталых, и им многое прощалось.
— Я из Вангера.
— Ну и как там наши?
— Плохо, — соврал Хиллари, — там сэйсиды, а у них в Корпус берут одних убежденных натуралов.
— По-моему, это признак ограниченности. Не говоря уже, что закон, запрещающий человеку трудоустройство из-за его интимных склонностей, является дискриминационным.
Хиллари присвистнул. А парень, оказывается, по правам начитан.
— Это же полицейские международные войска. Им на Конституцию плевать, не то что на какие-то законы. Чтоб ты знал, на многих планетах базирования сэйсидов однополые браки запрещены. А ты что, в сэйсиды поступать собрался?
— Боже упаси! Я уже пожил у босса из Ровертауна — на всю жизнь впечатлений набрался, еле отмотался. Вдобавок он ревнивый оказался и злопамятный; в общем, не любовь, а сплошные занозы. Одно дело игра — это заводит и подхлестывает, а совсем другое — реальное насилие. Теперь я повзрослел, кое в чем разбираюсь. Хотелось бы чего-нибудь поспокойней, поизящней, но с перчиком. Я отлично умею готовить, могу поддерживать в доме порядок, аккуратно плачу по счетам и сам делаю ремонт. Я мог бы жить у тебя…
Теперь уже Хиллари заинтересованно всмотрелся в парня. Приключение его затягивало. Послать этого «дружка» подальше и покрепче?.. Это надо было сделать сразу, а не вступать в разговор.
— По классу не прохожу? — как-то одновременно застенчиво и обескураженно улыбнулся парень. — Извини, что не спросил, а по твоему виду не поймешь… Ты босс или бой?
— Босс, — убежденно ответил Хиллари. Уж в чем в чем, а в этом он был уверен на все двести, — лидер и победитель.
— Так в чем же дело?
— Понимаешь, — пошел на попятную Хиллари; ему не хотелось грубить в ответ на спокойное и вежливое обращение, — я здесь жду своего парня.
И собеседник, и еще один сосед в пестрой красочной рубахе, с тонированными прядями волос и с коллекцией разноцветных и прихотливых фенечек на руках, который все время незаметно прислушивался к беседе, грустно и понимающе обменялись взглядами и слаженно покачали головами.
— Все мы здесь ждем своих парней — а они, знаешь, никак не приходят; вот в чем фишка этой жизни.
А парень с фенечками прибавил, глядя сквозь Хиллари:
— Сколько боссов стало — плюнуть негде. А копни глубже — кругом одно гнилье.
— Босс, — отрезал Хиллари, — это, парни, не имидж, и не тряпки, и даже не призвание. Это врожденное; таких людей не больше десяти процентов. Все остальные — фальшивки с дутыми претензиями. Настоящий босс — большая редкость.
Парни снисходительно улыбались: «И не таких, мол, видали», а Хиллари говорил негромко, но голос его обрел глубину и звучность, с какой профессор дает наставления студентам. Отделившись от толпы, по направлению к нему шел Этикет. Радость наполнила и взбодрила Хиллари. Ну-с, послушаем, что вы скажете сейчас, ребятишки…
Этикет выбрал для свидания манеры и одежду Встречного — наемника, телохранителя, весьма сомнительного субъекта из юго-западного Басстауна. Давящий холодный взгляд, хищная сила и точная рассчитанность движений, непринужденная самоуверенность и высокомерие. Просторная, свободного покроя куртка, под которой уместятся два карабина. Рубашка, облегающая каменные мышцы. Брюки, не стесняющие, если надо бить кого-то ногой в голову. Ботинки с металлическими носками, чуть не со шпорами. Он шел, лавируя между столиками.
