Большинство дивизий были сведены в стрелковые корпуса, каждый из которых имел в своем составе две-три стрелковые дивизии, два полка корпусной артиллерии, отдельные зенитный и саперный батальоны и меньшие подразделения связи и службы тыла. На бумаге численность корпуса из трех дивизий насчитывала 51 061 бойца, 306 полевых орудий (калибром 76 мм и выше), 162 45-мм противотанковые пушки, 48 зенитных орудий, 198 минометов (калибром свыше 50 мм), 48 легких танков (Т-38) и 39 бронемашин.[213] На стрелковый корпус возлагались основные тактические задачи: тактическая оборона и прорыв тактической обороны противника (примерно на 30-километровую глубину).
Основным соединением в Красной Армии являлась сводная (стрелковая) армия, состоящая из трех стрелковых корпусов, одного механизированного корпуса, смешанной авиадивизии, артиллерийских полков и противотанковой бригады, обеспечиваемой Резервом (Верховного) Главнокомандования (Р[В]ГК), инженерно-саперных полков, батальонов связи и тыловых частей.[214]
Армии выполняли оперативные оборонительные и наступательные задачи (глубиной до 100 километров), определяемые как задачи, способствующие достижению конечных стратегических целей.
Наконец, фронты, в состав которых входили многочисленные армии и резервы РГК, служили Красной Армии основным соединением стратегического уровня. Создаваемый только во время войны на базе военного округа, фронт должен был выполнять стратегические (ведущие к победе в войне) задачи на единственном стратегическом направлении на глубину до 300 километров.
На 22 июня большинство советских стрелковых частей сильно недотягивали до штатов военного времени по своей численности и, что важней всего, по огневой мощи и материально-техническому обеспечению. В апреле НКО приказал довести до полной штатной численности 99 стрелковых дивизий в приграничных военных округах. К 22 июня до требуемой численности довели только 21 из них, но даже в тех отсутствовал полный комплект штатного вооружения. Личный состав дивизий, в зависимости от военного округа, колебался от 70 до 82 процентов от штатной численности (численный состав дивизий см. в таблице 5.3).
В корпусах и дивизиях нехватка оружия и недостатки в структурах материально технического обеспечения были еще острее. Производство новых пулеметов «Максим» и пистолет-пулеметов отставало от графика, лишая советских пехотинцев критически важной огневой мощи для отпора противникам. Вдобавок у стрелковых корпусов и дивизий имелся лишь один артиллерийский полк вместо двух, а противотанковая и зенитная артиллерия либо вообще отсутствовала, либо была скудно оснащена устаревшим оружием. Дивизионные танковые батальоны не были сформированы, поскольку все танковые ресурсы были переданы на формирование новых механизированных корпусов; по тем же причинам либо отсутствовали, либо имелись в очень недостаточном количестве автомашины. Короче говоря, большинству корпусов и дивизий недоставало личного состава, огневой мощи, материально-технического обеспечения и мобильности.[215]
Подобно другим войскам, стрелковые войска были сильно ослаблены чистками среди командных кадров. Большинство командиров занимало посты и выполняло обязанности одним-двумя уровнями выше своего опыта и подготовки, поэтому на уровне полков и батальонов преобладали неопытные офицеры. Данное положение еще больше усугублялось массовой мобилизацией и созданием новых соединений. Вот что по этому поводу говорит анализ того времени:
«Как показали военные инспекции весной 1941 года, в подготовке стрелковых войск существовали важнейшие недостатки. Поэтому штабы корпусов, дивизий и полков справлялись со своими обязанностями на маневрах в лучшем случае удовлетворительно, немногие справлялись с ними плохо. Для поднятия боевой подготовки стрелковых войск до уровня требуемого положением дел требовалось еще больше времени».[216]
Стрелковые дивизии, отправленные на фронт из внутренних военных округов, не были полностью отмобилизованы и зачастую лишены тылов и транспорта. Отделенные от своей мобилизационной базы, они так и не смогли полностью развернуться. Их состояние готовности было намного хуже, чем у их контрагентов в приграничных военных округах.
Приказ Прибалтийского особого военного округа от 15 июня 1941 года зафиксировал:
«Проверка боевой готовности частей округа показала, что некоторые командиры частей до сего времени преступно не уделяют должного внимания обеспечению боевой готовности и не умеют управлять своими подразделениями и частями».
Порядок действий сбора по тревоге зачастую выполнялся неправильно, а солдаты были плохо подготовлены к боям. Доклад критиковал старших командиров 90-й и 125-й стрелковых дивизий за «халатность и легкомыслие» на маневрах и всех офицеров — за неумение улучшить в мае и июне тягостное состояние боевой готовности дивизии.[217]
В самый канун немецкого нападения еще один доклад из Прибалтийского особого военного округа, присланный в Генеральный штаб генерал-лейтенантом П.С. Кленовым, начальником штаба военного округа, сообщал о плохой связи в округе, в том числе о слабости фронтовых и армейских частей связи и отсутствии требуемой тыловой связи и ключевого имущества связи, вызванного в первую очередь внутренней нехваткой и частичной мобилизацией.[218] Позже, 22 июня, командующий военным округом (теперь уже Северо-Западным фронтом) генерал-полковник Ф.И. Кузнецов признал, что 184-я, 181-я и 81-я стрелковые дивизии были численно недоукомплектованными и вследствие этого «ненадежными» и затребовал у НКО прислать недостающий личный состав для этих бывших территориальных дивизий.[219]
А в докладе от 23 июня генерал П. Белов, начальник артиллерии Северо-Западного фронта, жаловался на нехватку боеприпасов и отсутствие у армейской артиллерии ремонтной базы, кроме дивизионных ремонтных мастерских.[220] Cхожий доклад о состоянии связи Северо-Западного фронта отмечал, что, когда началась война, полк связи округа и батальоны связи армий, корпусов и дивизий пребывали в структуре мирного времени, не имели транспорта и не могли установить связи по требованиям военного времени. Ужасное состояние частей связи фронта вкупе с уничтожением линий связи, вызванными наступающими немецкими войсками, мешали связи на всех уровнях и парализовали связь ниже уровня армий. Хотя радиосвязь «с первого дня войны работает почти без перебоев, но штабы неохотно и неумело в начале войны пользовались этими средствами связи». Еще более катастрофическим являлось отсутствие у фронтов и армий средств создания мобильной связи.[221]
В сфере другого оружия войсковой поддержки дела обстояли едва ли лучше. Например 20 августа полковник Ивин, начальник артиллерии 8-й армии, ретроспективно доложил:
«Артиллерия армии выступила на фронт и вступила в боевые действия с большим некомплектом по штатам мирного времени как в людской составе, так и в транспортных средствах, средствах связи и наблюдения. Частям не только не было приказано взять имущество до штатов военного времени, но они не были информированы о возможности боевых действий, поэтому имущество, положенное замене, транспорт, средства связи, средства наблюдения не были взяты до штатов военного времени.
Большой некомплект в людском составе, транспорте, в средствах связи и разведки, а подчас и в вооружении имел большое влияние на боевую деятельность артиллерии».[222]
Отсутствие автотранспорта и нехватка оборудования связи урезали снабжение частей боеприпасами и эвакуацию поврежденных орудий, делали невозможным ведение действенного артиллерийского огня. Полки корпусной артиллерии не имели никаких средств технической разведки и не могли сделать свой огонь по вражеским объектам массированным. Вдобавок в штабах корпусной и дивизионной артиллерии не хватало обученных кадров, поэтому действовали они плохо. Подробный доклад от 7 июля начальника штаба 27-й армии полковника Ворознева, с горечью перечислял недостатки в операциях штабов армии, корпусов и дивизий в первые дни боев.[223] Доклад Ворознева служит типичным образцом схожих критических замечаний обнаруживаемых в военной переписке по всему Северо-Западному фронту в начальный период войны.
Фактически имеющиеся архивные материалы всех действующих фронтов содержат схожие рефрены относительно нехватки личного состава и снаряжения, а также недостатков подготовки частей и офицеров. Особенно выделяется критический отзыв, подготовленный к 23 июня Военным советом Западного фронта. Он начинается с заявления: «Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в там числе и больших начальников»[224]. Периодические донесения о положении дел подчиненных армий Западного фронта отчетливо проиллюстрировали, как неадекватная боеготовность быстро снизила численность всех боевых частей. Генерал-лейтенант В.И. Кузнецов, командующий 3-й армией, докладывал вечером 23 июня: «деремся без транспорта, горючего и при недостаточном вооружении. Только у Николаева [командира дивизии] не хватает 3500 винтовок»[225]. Генерал-майор А.Н. Ермаков, командир 2-го стрелкового корпуса Западного фронта 25 июня доложил, что штаб-квартира и части его корпуса мобилизовались в Минске. К вечеру 24 июня собралось лишь 10 процентов состава дивизии, хотя на следующий день поступление личного состава восстановилось до нормального уровня. Однако части корпуса не имели никакого автотранспорта, а у многих солдат отсутствовало обмундирование.[226] Через четыре дня, когда немецкие войска подступили к Минску, Ермаков доложил:
